Владимир Попков: Нукус, или день артиста в городе "Н".
Мемуарное начало в хорошем художественном исполнении, качественные декорации, яркие типажи. Мазки словесной картины скупые, но сочные. Неожиданный поворот сюжета… Добрый финал.
В общем, полный набор признаков хорошего произведения.
Прочитал, и появилось ощущение, что посидел за бутылочкой в компании хорошего человека, добро поговорил – он рассказал своё, я излил наболевшее. И не надоели друг другу…
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Анатолий Комиссаренко
|
Нукус, или день артиста в городе "Н"
На тех гастролях, уже не помню за какую провинность, администрация Государственного эстрадного оркестра РСФСР под управлением великого Утесова, решила меня наказать. А поскольку карцера, как в военном ансамбле в ее распоряжении не имелось, избрали другую «высшую меру»: меня солиста и лауреата поселили в «братскую могилу» - двухместный номер без удобств и с «посторонним», т.е. даже не с членом коллектива. Хорошие одноместные номера с удобствами, как всегда, «разорвали» престарелые склочники-скрипачи с «выслугой лет» и справками из поликлиники ВТО, предписывавшими им жить, если не в «люксах» то, как минимум – в одноместных (всегда дефицитных и желанных в изматывающих поездках) номерах.
Гостиница на этот раз была забита людьми в спортивных костюмах. Но не таких, как у нас костюмах-пижамах, с вытянутыми на коленях «трениками», а настоящих, даже с гордыми надписями «СССР» на спине. Со спортсменами под общую крышу попадать приходилось не раз во время бесконечных гастролей по стране и они редко уступали в «громкости проживания» беспредельщикам -артистам, несмотря на якобы имевший место строгий спортивный режим. Да и в «заполуночном» буфете гостиничного ресторана они - кто же еще другой? были нашими главными «вражинами».
Но на этот раз в гостинице было почему-то необычайно тихо, если не считать, конечно, наших «артистических» ночных децибел… Подонистый замдиректора оркестра (время от времени его то увольняли, то артисты били за очередную мерзость), ехидно улыбаясь, вместо традиционной «груши» с ключом, сунул мне бумажку с номером комнаты, сказав что меня там давно уже ждут не дождутся и я классно проведу свой «день артиста» (день на гастролях свободный от концерта, характерный повальным пьянством и последующим «разбором полетов» - В.П. ) в изысканной компании. Сосед обещал «не шуметь и не приставать с расспросами и автографами».
Сосед и вправду не шумел, не приставал с автографами, а занят был другим – наливал, споро фасуя с точностью до миллиграмма. Отрывистым кряком сопроводив очередной стакан, подпирал огромной ластообразной ладонью скулу и вперивал неподвижный взгляд в мою переносицу. Не было никаких гарантий, что он слушает меня, как впрочем, не было и выбора в номере на двоих. Поэтому я примерно каждые полчаса проводил нехитрую манипуляцию – убирал порожнюю бутылку и добежав до гостиничного буфета, менял ее с некоторой доплатой на новую. Ходок было сделано уже столько, что угрюмая буфетчица посоветовала мне, как все нормальные командировочные, взять сразу ящик и не отвлекать ее по мелочам. Но все эти мелкие неудобства компенсировались одним – он меня не прерывал и мерно кивал головой, ставя условную точку после каждой моей фразы. Что-то в нем было такое, что заставило рассказать самые «несдаваемые» подробности из своей жизни. Те, о которых не знал никто, даже из самых близких.
Может быть, и меня настиг неоднократно встречавшийся в книгах «синдром случайного попутчика». Я рассказал ему о диком холоде, стянувшем грудь, когда во время погребения мужа сестры, увидел край гроба матери, похороненной в этой же оградке четыре года
назад… Рассказал, как рука тянула руль влево, на встречную полосу, когда увидел в квартире ушедшей от меня женщины обувь другого человека… И много еще такого, что накапливается за душой после тридцати. Когда количество опустошенных бутылок и вправду приблизилось к ящику, он на полуфразе соскользнул смуглой скулой со своей ласты и рухнул лицом в тарелку, сразу при этом захрапев где-то в диапазоне субконтроктавы. Мне ничего не оставалось, как накрыть его полутораметровые плечи гостиничным одеялом с беспощадным черным клеймом, набитом прямо на одной из огромных роз, «цвевших» на казенном имуществе. «Спал» он так, что вовсю резонировала пробка на мутном гостиничном графине, его храп целиком перекрывал шум городского транспорта под окнами гостиницы с гордым названием «Советская».
Утром, судя по замашкам, зашел старший их группы и растолкав моего ночного «собеседника», начал возбужденно размахивать руками и показывать ему что-то на пальцах. Тот вскочил, замычал как-то извинительно и повел болезной головой по номеру. Найдя глазами иззвеневшийся за ночь графин, схватил его и, закинув кадык, жадно выглотал, не отрываясь. Решив, что таким образом мой сосед покончил и с туалетом и завтраком, стар-шой сунул ему в лапу здоровенную палку с намотанным на нее кумачом. Тот угукнул и не без гордости развернул полотнище. Из-под одеяла с теми же «простреленными» клеймом,
я прочитал то, что и должен был прочитать: «Сборная команда глухонемых Каракалпакии приветствует участников Спартакиады народов СССР среди инвалидов!».
Вечером он ввалился в номер возбужденный и пьяный, весь обвешанный «золотыми» медалями из анодированного алюминия. В его огромной сумке под влажной от пота «робой» гремел ответный портвейн, купленный на всю чемпионскую премию.
Теперь слушал, вернее сказать – смотрел я. А сосед мой, возбужденно мыча, исполнял неистовую пантомиму. Так же споро наливая, но уже мне, он как в немом киношедевре всех времен и народов Сергея Эйзенштейна, в одиночку изображал мне то, в чем участвовал многотысячный стадион, периодически подбегая к столу и комплектуя стакан за стаканом. Один раз, осекшись (если подобное определение уместно по отношению к глухонемому), он повернулся к шкафу и вынул из кармана своего огромного пиджака две женские фотографии, в чем-то напоминавшие его чертами лица. Одна из них – старушка в платке, повязанном по-деревенски. Другая – девочка лет восьми с большим белым бантом на белобрысой голове. Положив их передо мной, он на мгновенье затих, опустил на фотографии две свои огромные ручищи и поднял глаза к нависавшему низкому потолку. Потом нежно сложил их лицом к лицу и долго смотрел не них.
Подобный взгляд я видел в жизни только раз. По телевизору. В душераздирающем «гринписовском» сюжете. Так смотрела истекающими влагой черными глазами, моля своего звериного, а кто знает – может быть и нашего человечьего Бога, мать-тюлениха где-то на Командорах, когда охотники, прежде чем убить ее, забивали окровавленными палками не успевшего к спасительной полынье детеныша-белька…
Отрубился я гораздо раньше, чем мой сосед накануне, позорно «сломавшись» на третьей бутылке. Утром я проснулся, сидя на стуле, прикрытый все тем же «цветущим» одеялом. Кровать соседа была аккуратно заправлена, на ней лежал лист плотной бумаги. Он оказался перевернутым тыльной стороной почетным дипломом. Тем самым, что награждают на пьедестале победителей. К одеяльным розам его прижимала «золотая» медаль на красной ленточке. Рукою явно мало писавшего человека был выведен адрес какого-то общежития гидростроителей в далеком городе. И всего одно предложение: «Есле будит плоха – приежай!» И даже без имени…
Уже дома, вернувшись с гастролей, я открыл географический атлас сына и с трудом отыскал среди коричневых сороконожек, изображавших горные хребты, маленькую точку с названием - Нукус… С тех пор у меня появилось слово-талисман. И сколько раз я мысленно прошептав его в «веселую» минуту, «выруливал» из полных «безнадег»… Ну, а поехать, конечно, так и не поехал. Да и к кому? Даже имени не знаю…
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Владимир Попков: Нукус, или день артиста в городе "Н". Рассказ.
07.03.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|