Сергей Ручко: БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ.
Рождение и смерть, смысл бытия и жизненная дорога, на которой ты - или толкаешь камень, уподобляясь Сизифу, и исполняя все положенное обывателю, отдавая все долги, или становишься одиночкой-мыслителем, слабым физически, но осмысленным существом, индивидом без агрессии, присущей "хомо сапиенсу" первого типа. Становишься тем, кому труд, по сути, труд Сизифа не под силу, но твой маленький камешек, с силой заброшенный на гору, рождается ответную лавину.
Что есть человек на земле, каково его предназначение на земле?
На эти и другие вопросы и пытается ответить автор. Испеользуя философию Ницше и Хайдеггера, и, как я полагаю, подразумевая ( оставляя в подстрочнике) и других философов, кои, как и автор, пытались приблизиться к истине. Но, как известно, процесс познания бесконечен, а знания наши всегда - только лишь приближение к ней. Если вас интересуют подобные вопросы, если вы - человек думающий и не чужды философии - это эссе для вас.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Виолетта Баша
|
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ
***
В одном провинциальном городе, на юге страны, я видел здание роддома, а напротив него, через дорогу - кладбище. Иногда, когда счастливые родители забирают из роддома новорожденного, они, выезжая в ворота больницы, останавливаются и ждут, пока мимо пройдёт похоронная процессия. Так и встречаются на перекрестке два самых удивительных явления: смерть и рождение. Того, которого хоронят, провожают в последний путь, а того, которого встречают, ждет еще впереди своя собственная то ли длинная, то ли короткая дорога судьбы.
И вообще, в этой картине слишком много различий и противопоставлений. Усопшего, в последний путь провожает уже масса народа – его родственники, друзья, коллеги по работе, соседи, даже, если у него, например, была домашняя собака, то и она провожает своего хозяина. Впереди, как обыкновенно, несут венки, портрет и на подушечках (если есть) всевозможные медали, ордена и другие награды. То есть за время жизни человек обрастает, как снежный ком, который катится с горы, многими атрибутами, и по ним, собственно, другие и меряют значительность определенной судьбы: много пришло на похороны народа – умер, значит, уважаемый человек, мало или вообще никого нет, то совсем неуважаемый. У новорожденного же, ничего этого нет, кроме его отца и матери – ну, и конечно, бабушек, дедушек, теток, сестер и прочих, у которых свои друзья, коллеги, товарищи, коими они уже успели обзавестись, покуда живут. Младенец, в этом смысле, совершенно существо одинокое.
Также усопшего провожают с печальными лицами и под звуки скорбной музыки; а новорожденного встречают празднично накрытым столом, с радостью и с весельем, с пожеланиями ему счастливого пути и прочего. То есть смерть первого – это скорбь живых, а рождение второго – это счастье для того, кто его родил. Покойник, опять же, смирно лежит в гробу, а только что появившееся на свет дитя все в движении, в криках, в требованиях, поэтому его сразу же стремятся повязать пеленками, чтоб он сам себя не поранил, и затыкают ему соской рот, чтоб он не тревожил своим криком окружающих его людей. То есть уже в самом начале жизненного пути человека что-то устремляет в мир для того, чтоб он как бы наполнился всевозможными объективными атрибутами, которые и будут окружающим обосновывать, кто он собственно есть. Умерший же, в то же самое время, вроде как «покойно» лежит в гробу, придавленный этими атрибутами. Оттого-то часто можно услышать на похоронах как кто-нибудь из присутствующих на них в сердцах скажет: «Слава богу, упокоился с миром» - как будто освободился от суетности своего бытия.
***
Ещё, о покойниках не принято говорить плохо, а все лучше хорошее, а новорожденного, наоборот, требуется называть плохими словами, и ни в коем случае, его не стоит хвалить, каким бы хорошеньким он на вид не был. И вот, всё хорошее, сказанное об умершем и говорит, собственно, о его судьбе, которая в случае с младенцем крайне таинственна и запутана, туманна и непредсказуема, неопределяемая никакими понятиями, категориями или обоснованиями – одни лишь пожелания, чаяния и надежды, даже надежды не его самого, а его близких. Но, как бы то ни было, что-то движет дитя вперед, и движет имманентно, и совершенно свободно.
Мне помнится такая картина. Младенца, счастливые родители, привезли домой. Положили в кроватку и стоят вокруг неё вместе с гостями, любуясь этим созданием. Трогают дитя, улюлюкают, то есть, издают какие-то звуки, смеются и прочее. Дитё лежит и тоже улыбается, что-то бормочет себе под нос; родителей своих сразу же признает, стоит матери отойти от кроватки, сразу же беспокойно начинают бегать глаза его по лицам его окружающим, пока глаза не найдут лицо отца, и тут же беспокойство куда-то исчезает. И вот подошла к кроватке женщина, как и все улыбается, и вроде бы радостная от этого события. Дитё насторожилось. А женщине захотелось дитя потрогать. Как только она его тронула, младенец сразу же закричал, хотя до этого все его трогали, и никаких криков он не издавал вовсе. Стало быть не понравилась ему женщина: почему, отчего и к чему бы это вдруг дитё, которое только и живет на свете несколько дней к одним имеет отношения спокойные, к другим крайне противоположные, совершенно не имеет значения, так как само значения того, что оно уже имеет некоторые отношения к окружающему его миру само за себя говорит о наличной ценности их. Я же скажу больше: всю свою следующую жизнь дитё будет к этой самой женщине и таким же, как она относиться так, как оно относилось в первые дни своей жизни.
Даже, присмотревшись внимательно к выражению глаз младенцев, можно заметить как в одних искрится осмысленность, в других пребывает сплошной туман, в третьих бушует ненависть и ревность. О последних обыкновенно говорят хорошо, а о первых – плохо. И люди говорят так не потому, что им доподлинно известна причина своих мнений, а потому, что они сами в себе имеют, для них совершенно бессознательное, нечто, которое руководит всеми ими суждениями. Так и получается в жизни, что тому младенцу с чистым и осмысленным взором, ох, как трудно придется существовать в мире людей: в этом смысле, люди действительно правы, ибо все бытие, кое наполнено ими до краев, само представляет собою некое призрачное царство чего-то совершенно бессознательного…царство какого-то нечеловеческого образца. В нём, исходя из зоологических традиций, например, доброе насилуют и морят голодом, а злое ублажают и подкармливают для того, чтоб ни то, ни другое не было тем, что оно есть в существе своем. Не удивительно ли слышать из уст мужчины в женском платье то, что он мужчина потому носит женское белье, что желает быть самим собою?
***
С другой стороны, ни усопший, ни новорожденный, ни к веселью, ни к скорби никакого отношения не имеют за исключением только лишь того, что они являются невольными виновниками, этих событий. Действительно, есть ли какое-нибудь дело усопшему до того, как его будут хоронить, а новорожденному до того, как его рождение будет отмечаться? Нисколько, в отношении остальных живущих, и очень много в отношении самих с собою. Ведь, если смотреть правде в глаза, то, отживший свой век, человек тем и характеризуется, что он как творец, - так называл человека Овидий, - в процессе своего бытия много чего натворил. Например, без любви, руководствуясь только лишь мотивами удобности, комфортности и выгодности, сотворил себе подобное дитя, в глазах которого мы и не находим той, искрящейся силы любви, коя как результат жертвенной любви передается в том высоком и благом смысле слова, новому человеку.
Вместо этого, в огромнейшей массе своей, люди творят много чего такого объективно-полезного, которое более походит на огромный валун, а ребенок, таким образом, уже от самого своего рождения суть Сизиф, которому суждено этот камень заталкивать в гору. И его заталкивают, уже в самом этом толкании, видя самый ценный смысл жизни, который оказывается и смыслом ложным. Он является ложным именно потому, что в него никто не вдумывается, не разбирает его тщательно и доходчиво в отношении самого себя: в отношении других, сколько угодно. Даже рассуждения о перипетиях судьбы уже умершего тем и прекрасны, что в суждении живого, они становятся судьбой живущего, с которой он неразрывно связывает свою собственную дорогу: в буквальном смысле слова – это комплекс (complex – тесно связанный (лат.)).
Оттого-то взрослым очень трудно отвечать на самые простые детские вопросы, типа: что такое солнце, почему оно утром красное, а днем желтое, почему в эту формулу следует подставлять именно такое число, почему Тургенев думал именно так, как говорит учитель русского языка и литературы, когда писал «Отцы и дети» и почему тот является великим, который что-то когда -то сказал и это сказанное повторяют вот уже сколько веков? С одной стороны, это есть самые безобидные вопросы, с другой стороны, сколько противления они вызывают со стороны взрослых, уже поживших некоторое время людей, людей, умудренных жизненным опытом. Ибо в этом видится им что-то свободное, а как всякое свободное, которое не относится ни к чему, как только к своему истинному смыслу, оно должно быть лишено своей свободной основы, своей самой главной особенности в силу чего, собственно, все и существует так, как существует…
***
Разве нельзя встретить в мире определенный вид бедного человека, который сам так не считает? Он вполне здоров, но постоянно пьёт какие-нибудь таблетки, причем прописывает себе их сам. Также он сам себе ставит диагнозы и доказывает сам себе, что болен. У него болит всё: сердце, кишечник, почки, голова и даже то место, о котором я говорить ничего не буду. Когда у него действительно заболело горло, он посетил врача. Врач рекомендовал ему вылечить зубы. Он не лечит зубы потому, что у него болит горло. Он много работает. Вследствие чего редко бывает дома. Зарабатывает хорошие деньги, но их всегда не хватает, поэтому в его представлениях денег у него нет. Он всегда находится в семейном состоянии. Когда он развелся со своею первой женой, то очень тяготился одиночеством, и прямо-таки мечтал жениться, и не просто жениться, а жениться с выгодой...
Сейчас он повторно женат. Но, как и с первой женой, так и со второй у него происходит одно и тоже явление - он не желает быть дома. Ему всегда нужно придумывать себе дела, чтоб не быть в своей семье. Утром он радостно как жаворонок вылетает из дома и с завидною легкостью для его лет порхает по округе как бабочка. Зато вечером он возвращается к самому себе, к своим мыслям, а они говорят ему, что домой им идти не хочется потому, что там жена. Жена у него постоянно чем-то недовольная скандалистка. Собственно, она по складу характера ничем не отличается от его первой жены. Вернее, отличается чисто внешне. Первая, по молодости своей, была стройная и симпатичная мадам. После рождения ребенка она несколько раздалась вширь и потеряла былую свою привлекательность. А ему нравятся худенькие и стройные женщины, поэтому они разошлись, хотя он говорит, что они не сошлись характерами. Теперь у него худенькая жена, с которой он так же, как и с первой не может сойтись характером. Его нынешней жене, наверное, скучно просиживать целыми днями дома, поэтому она и ждет его с нетерпением, чтобы скопившуюся в ней за целый день скуку вылить на него точно так же, как и Ксантипа выливала ушат воды на голову Сократу. Но он не Сократ...
Ещё его жене не хватает секса. Жена из спальни зовет его к себе в постель, он говорит ей, что сейчас идёт, а сам быстренько засыпает, свернувшись калачиком на диване, в другой комнате. Или, как только приходит вечером домой, то с порога сразу же начинает говорить о том, что у него болит. Рассказы о своих болезнях уже вошли у него в привычку. Это некий эквивалент геройского претерпевания жизни. Но он семьянин, и семьянин хороший. Все его мысли заняты семьей: женами и детьми. Смысл его жизни, опять же, обеспечение семьи, вернее, семей. Недавно они поссорились с женой, и он ушел к матери. Подумав, два дня о том, да о сем - вернулся обратно...без семьи никак нельзя ему существовать. И это правильно. По внешнему виду его можно сказать, что семейная жизнь идет ему в жилу, в прямом смысле этого слова. Иногда он изменяет своей жене. Правда изменяет так, чтоб она обязательно об этом узнала. Хотя, он делает всё, чтоб она никогда не узнала и делает это так скрытно, что она всегда узнает. Ему нужна открытость. Не "открытость тайне", как говорит Хайдеггер, а открытость его тайн. Эта открытость, влечение к ней создает ещё один феномен - от него все ближние его постоянно что-то требуют: то ли сгружают свои дела, полагая их на его же совесть, то ли требуют денег, которых так же, как и ему, никому не хватает, то ли срывают на нём свою злость, неудовлетворенность там или агрессивность, то ли поучают, как ему следует жить, то есть требуют определенного типа существования от него. В этом смысле он есть bouc emissaire (козёл отпущения – (фр.)).
Что у него есть или в чем состоит его ценность? В одном: он силен как бык и как вол покладист. Поэтому ему не составляет особенного труда, применяя свою богатырскую силу, толкать огромный валун в гору. Все его мысли заняты этим огромным кирпичом, который постепенно из маленького голыша превращался в гладко оттертый его руками камень. Он упирается мыслью в то, что находится перед его глазами и более этого ничего не видит, представляя себе, все то, что он видит безграничным и никогда нескончаемым многообразием.
Говоря другими словами, он вполне доверчивый и впечатлительный человек. Поэтому когда-то давно, тогда, когда он был еще совсем маленьким, он верил взрослым и соглашался со всем, что они ему говорили. Ещё они являлись ему авторитетами, и эти авторитеты, во всем своем многообразии, с разных сторон твердили ему о том, чем должна быть наполнена его жизнь, чтоб в результате она была бы такою же прекрасной как и жизнь тех гениев, которые увековечили свои имена в истории. Для этого, говорили взрослые этому добропорядочному семьянину, нужно хорошо учить такие-то и такие-то предметы, заучивать наизусть такие-то и такие-то стихи гениальных поэтов, поступать таким образом, как иногда поступали такие-то великие люди. И он верил им, и поступал точно так же, как и они сами – поступал по-своему, вследствие чего оказалось, что его «по-своему» такое же «по-своему», как и всех остальных, поступающих этим же образом.
«И вот, стал мальчик Ваня одним из нас» - с радостью теперь восклицают взрослые воспитатели. Они уже добились от Вани того, как говорит Ницше, что «всё, что ты теперь думаешь и делаешь, к чему стремишься, - все это не ты!». Таким образом, ты всего лишь манекен, мыслящий по общему шаблону. И этот манекен в философии Хайдеггера, есть нечто безличное (Man).
***
Но в стороне от него, действительно, стоял тот совершенно слабый и бессильный мальчик, у которого имелись силы только лишь для того, чтобы еле-еле жить. Он с завистью смотрел на таких больших и мощных людей, которые запросто могут своими могучими мускулами пихать объективность вверх. Огромнейшее и всепоглощающее желание его быть такими же, как и они, как и все другие, которые его окружают, никак не могло осуществляться, ибо животной силы в нем не было совершенно: одна лишь врожденная осмысленность была его ценностью, которую он вовсе и не осознавал. Пытаясь, все познавать вокруг, он тихо и спокойно в уединении наполнялся отчаянием, что не может каким бы то ни было образом подключить самого себя к бытию, к тому бытию, которое к нему всегда настроено враждебно.
Вместе с тем, ему так же, как и другим хочется первым вскарабкаться на гору, но камень, который ему в свое время подсунули слишком огромен для него. Тогда, отчаявшись чего-либо добиться в этой жизни, он отбрасывает огромный камень в сторону, и поднимает с земли, первый подвернувшийся под руку, маленький камешек и в сердцах забрасывает его на гору. Залетев, на верхушку горы, камешек, полежав там несколько времени, начинает свое движение вниз. По ходу своего пути, он стукается в те огромные валуны, которые катят вверх люди, и это легкое прикосновение опрокидывает их обратно. Чем ближе к подножию горы скатывается камешек, тем большим валуном он становится, и в конце-концов падает сверху на маленького и бессильного человечка, образовав собою и могилу его. Но проходят десятилетия, и находится человек, который сдвинет этот камень с места и обнаружит под ним меч-кладинец, а вместе с этим воскресит доброе имя того, кто схоронил этот меч для лучших времен.
7 февраля 2007 г.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей Ручко: БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ. Очерки о судьбах людей.
26.06.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|