Евгений Балакирев: Деревянное солнце.
Где граница между свободным художником и деградировавшей личностью? Когда творчество сменяется разрушением? В чем смысл единства и борьбы противоположностей внутри человека?
Рассказ Евгения Балакирева "Деревянное солнце" ответа на эти вопросы не дает. Но прочитать этот текст стоит. Хотя бы для того, чтобы задуматься.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Дэн Шорин
|
Деревянное солнце
Грузовик был уже совсем близко. Сергей дёрнулся в сторону от дороги. За спиной затрещал гравий: машина выехала вслед за ним на обочину. «Между деревьев не пройдёт!» Сергей ловко перепрыгнул кювет и побежал к спасительным осинам, но упал, запутавшись ногой в бурьяне. «За что?» - пульсировало в висках. Кажется, у него не было ни врагов, ни серьёзных долгов. Сергей вскочил, зажмурившись от боли. «Повредил колено?» Пахнуло дизельной гарью. Не удержавшись, мужчина оглянулся назад.
Кабина грузовика была пуста. За лобовым стеклом болтались какие-то побрякушки. Он увидел, как руль сам собой повернулся. Взревел мощный мотор, из-под колёс полетела земля. Грузовик стремительно двинулся в его сторону. Сергей закричал и почувствовал, что по ногам потекло что-то тёплое.
- Ну достал, – эти слова прозвучали как музыка. – Тебе лечиться пора!
Рядом, на голом матрасе, лежал его тёзка: карикатурист из Крыма. Слабо пахло мочой и олифой.
- Мальчики, имейте совесть, – послышался голос хозяйки. В темноте зашевелились, закашляли гости. Сегодня ночевать осталось, подсчитал Сергей, не более пяти. Негусто для этой квартиры. Бесчисленные друзья Лизы спали на кухне, стелили постель в коридоре, и даже на кафеле, в ванной. В последнем случае - обычно на двоих.
На этот раз, санузел тоже был закрыт. Сергей бесшумно намочил на кухне полотенце и старательно протёр следы мочи. «В сорок лет как у маленького!» Жилистые руки резчика по дереву тряслись, в глазах стояли слёзы. Он не знал, как справиться с этой бедой. Стараясь уложиться ровно в пять минут, он принимал душ несколько раз в день. В одних трусах спал на полу, спрятав неподалёку тряпку. Сергею всюду мерещился запах мочи. Он ежедневно стирал вещи, пряча тазы на балконе: никто даже не догадывался о его проблеме. «Голубой» - перемигивались художники, когда мужчина в бесчисленный раз мылся. На этом интерес к Сергею заканчивался. Скульптурные портреты, привезённые им в Москву в огромных чемоданах, никого не впечатляли.
«Устроить выставку. Не просто разложить работы в клубе, нет. Должна быть галерея. И буклет», - думал Сергей. Морщины на сухом лбу не разглаживались даже ночью. Лишь грузовик, из-за которого он помешался на порошках и мыле, отвлекал резчика от планирования экспозиций. «Запах может всё погубить».
С тех пор, как его взяли на работу в фирму элитного ремонта, Сергей мог бы самостоятельно снимать квартиру, даже в центре. Резные морды львов, хвосты пантер, переходящие в перила обеспечивали его всем необходимым. Резчик до тошноты, до судороги ненавидел эти лестницы, но понимал: они ведут его к успеху. Что же забыл специалист в пьяном притоне?
Покупая мясо, сигареты и вино для Лизы и её гостей, амбициозный резчик устанавливал необходимые в столице связи. Лиза была довольна. Художники щедро делились телефонами и именами галеристов, лживо обещая замолвить словечко. Не реже двух раз в неделю Сергей таскал по Москве чемоданы. Художникам коротко объяснял: «Переговоры». Те от души смеялись за его спиной, крутили у виска. Но Сергей не сдавался.
Сегодня ему повезло. Резчику назначил встречу автор известной книги о современной скульптуре.
- Что я могу сказать. Декоративно-прикладное творчество вряд ли интересует нашу галерею, - толстяк положил на стол резную голову размером с апельсин и откинулся в кресле. - Есть магазины сувениров.
- Мне не продавать. Мне выставляться.
Хозяин галереи поднял бровь. Взял сигарету, повертел и аккуратно положил на край стола.
- Присядьте. Ну, во-первых, - он кивнул на женскую головку. - Мелковато.
Сергей сглотнул.
- Во-вторых, пластика невыразительная. Что Вы хотели всем этим сказать?
- Работа называется «Равнодушие».
- А Вы хитрец! - развеселился галерист. - Значит, талант художника всё-таки есть.
Сергей почувствовал, как вниз по позвоночнику стекают капли пота. Где-то за окном взвыла сигнализация. «Неужели он всё-таки согласится?» Отсмеявшись, хозяин наклонился над столом и щёлкнул зажигалкой.
- Северную народную скульптуру я бы взял. Грубую. Топором! Знаете, все эти унылые... – сигарета нацелилась в потолок.
- Артур Борисович! Машину увели! - ворвалась в кабинет женщина в шляпке.
- Да, неудачливость заразна, - упавшим голосом промолвил галерист, и, не оглядываясь на Сергея, вышел.
«Ты только не расстраивайся так, Серёжа» – вечером успокаивала его Лиза. – «Хочешь, мы за тебя помолимся?» Сергея передёрнуло, но он взял себя в руки и послушно кивнул. В квартире Лизы постоянно крутились то ли паломники, то ли бомжи. Сергей с опаской слушал их беседы о намоленных местах, о местах силы. Вот и сегодня: соберутся в круг, заголосят, заплачут. Впрочем, это личное дело хозяйки. Сергей взял сломанный резец и стал внимательно разглядывать его со всех сторон.
У Лизы была своя цель. В отличие от Сергея, она не торопилась воплощать её в жизнь: всё больше мечтала. «Это и к лучшему» – думал резчик. – «Это к лучшему». Художница грезила о храме всех религий. «Серёжа, ты только представь: соберутся молитвенники, разных вер, самые лучшие, самые искренние - и спасётся Россия!» Отёчное лицо Лизы преображалось, взгляд прояснялся. Она преданно смотрела в чёрный потолок. «Нужно вытаскивать страну из бездуховности!» Забыв про воспалённые, больные дёсны, женщина открывала рот в восторженной улыбке. Не любил Сергей такие моменты. Однажды кто-то из гостей (кажется, актёр - хотя какая разница?) рискнул поспорить с Лизой на темы духовности и России.
- Ты думаешь, что я плохая мать?
- Нет, Лиз, но дети всё-таки важней возвышенных абстракций.
- Без возрождения России им не жить! - кричала Лиза.
- Зачем ты вообще рожаешь и рожаешь? – лицо актёра пошло пятнами, и даже уши покраснели. – Сама имеешь два образования. Им даже одного не сможешь оплатить. Зачем?
- От избытка жизненных сил. Лучше быть, чем не быть! - женщина стукнула по столу кулаком. – Кому не нравится, тот свободен уйти.
- Зачем рожать детей, которым будет недоступен уровень родителя?
- Да ты завидуешь мне, импотент!
Разгорелся скандал.
Маша и Леночка скулили в коридоре. Младенец Тимофей агукал, тычась носом в плед. Вскоре на шум и крик пришла соседка. За нею - участковый. Недели две квартира пустовала (если можно назвать пустотой одних детей и Лизу). В блокноте с телефонами не появлялось новых записей. Нет-нет! Беседы о духовности Сергею были совершенно не нужны.
Однажды Леночка наелась из открытой банки тараканьей отравы, перепутав её с яичным порошком. Сергей подслушал беседу хозяйки со старшей дочерью:
- А что плохого в этой банке? – говорила Лиза. - Полезная вещь. Как подрастёт, сама же будет травить тараканов этим порошком.
- Да разве в этом дело? Леночка совсем маленькая!
- Я ей понятно объяснила, что это не яичный порошок. Что она пожалеет, – художница пожала плечами. - Я строго запретила трогать банку. Разве я виновата в её выборе?
- Нельзя держать такие вещи в детской комнате.
- Ты тоже думаешь, что я плохая мать? Да что ты знаешь обо мне, – раздался звук пощёчины. – Если не нравится – вон из моей квартиры!
Лиза умела красиво говорить о нравственности, о свободе. Дважды её пытались лишить родительских прав, но дальше разговоров дело не пошло. Соседи на художницу смотрели с жалостью и уважением. Только после пожара что-то изменилось. «Саша, смотри мне: в чёрную квартиру ни ногой!» – слышалось во дворе. «Аня, я запрещаю тебе ходить в чёрную квартиру!» – гулко звучало в подъезде. Но как же не ходить туда, где закопчённые пожаром стены украшают росписи, где рады чужим детям, и куда всегда открыта дверь? Стайки детишек бегали между куч тряпья по комнатам, играя в прятки. Лиза не обижалась и тогда, когда её обстреливали жёваной бумагой сквозь отверстие, пробитое в подъезд «для вентиляции». Сергей сначала путался: где дети Лизы, где соседские. Теперь-то он, конечно, знал: это бежит по коридору Леночка, а это Маша ковыряет стену, собирая ногтем сажу. На них болталось грязное тряпьё. Лиза верила, что воспитание основывается на собственном примере. Она тоже плохо одевалась, демонстрируя «пренебрежение к вещизму».
Последнему сожителю художницы не повезло. Поставив краску греться на плиту, он задремал. Огонь уничтожил и картины Лизы, и пейзажи её именитого отца. Исчезли документы, фотографии. После пожара уцелело только пианино с западающими клавишами, зачем-то оставленное на балконе. Детей спасла случайность: в эту ночь они ночевали у деда. Пока старик на инвалидном кресле разъезжал вокруг стола, а внучки грызли карамельки, художница названивала по межгороду. «Это моя вина» – потом она кусала губы.
В знак траура по погибшему Лиза оставила стены и потолок без побелки. Окна тоже не стала застеклять, но тут подвернулся Сергей. Он вставил новые рамы, принёс в дом линолеум. Вернул дребезжащее пианино. В квартиру снова потянулись гости. Чёрные стены украсили рисованные кошки. Жизнь налаживалась. Вскоре хозяйка родила четвёртого ребёнка: всё, что осталось от погибшего. Сгоревшие картины друзья посчитали гениальными, а Лизу стали называть страдалицей. Только соседи утратили к ней прежнее расположение, пугливо отворачиваясь в лифте и не замечая во дворе…
Лето выдалось жарким. Выйдя покурить в подъезд, резчик почувствовал запах асфальта и горькой полыни. В этот день он решил: пора что-то менять.
«Ведь ничего не получается. Может быть, я ни на что не способен?» - Сергей вытряхнул из чемодана портреты друзей и знакомых. Деревянные головы с глухим стуком раскатились по полу.
«Как с плахи
Из-под топоров палачей
Смотрели на небо
Стрелец, казначей» - продекламировал, подтягивая брюки, очередной гость чёрной квартиры. - Хочешь, прочту свою поэму о Петре Великом?
- Не хочу.
- Как знаешь, - оскорбился незнакомец. – Если что, я курю в парадняке.
Подозрительно почёсываясь («Заразный? Или укололся героином?») поэт удалился. «Чесотка» - пришёл к выводу Сергей, заметив пятнышки на коже постояльца. «Нужно сказать Лизе. Пусть лечится, или…» - его рука нащупала в сумке тяжёлое зазубренное лезвие.
На шум сбежались обитатели квартиры. По комнате летали щепки и обломки дерева. В одном угадывался чей-то рот, в другом – глаза и переносица. Ещё несколько ударов, и всё было кончено.
- Ты что, разбил портреты? – старшая дочь художницы, Маринка, незаметно перешла на «ты». Сергей молчал.
- Чудак, - поэт с опаской покосился на топор, потрогал бисерный браслетик на запястье.
- Обещал подарить, - левая бровь Лизы дёргалась, рот искривился. - Меня-то хоть оставил?
- Погорячился, - резчик поднял обломки, прижал их вместе. – Сделаю заново.
- Мне эта голова понравилась!
- Ладно, я склею, только не сердись. Покрою лаком, - взяв художницу под локоть, резчик бросил взгляд на автора поэмы о Петре. Вскоре чесоточный был выставлен за дверь, а пахнущий лаком портрет Лизы - водружён на пианино.
- Лучшая работа, - Маринка пыталась собрать вместе мелкие обломки. – Ты склеишь Тимофея для меня?
Резчик устало отмахнулся.
- Значит, ради меня - не хочешь?
Сергей внимательно посмотрел в глаза девушке и отвернулся. Громко затрещала занавеска из ракушек. Маринка ушла. Лоб мужчины пересекли две морщины. Его дочери тоже пятнадцать.
- Нет, не отдам! – вбежала Маша, прижимая к животу банку, набитую рваной газетой.
- Ты не умеешь готовить, - ворвалась следом Леночка. – Отдай!
- Это моя конопля. Не отдам!
Дети с визгом схватили друг друга за волосы. Банка отскочила от пола и разбилась о чёрную стену. Маша пыталась с помощью подножки повалить сестру на острые осколки, Леночка отчаянно сопротивлялась.
- Прекратить немедленно! – Сергей сделал вид, что собирается отвесить подзатыльник. Позабыв о драке, девочки со смехом убежали.
«Чем это здесь постоянно воняет?» - подумал резчик, - «Как будто кровью». Убрав осколки и взяв инструмент, Сергей вышел на балкон поработать.
Вечером какие-то музыканты, розовощёкая женщина (подруга Лизы?) и сама хозяйка разглядывали новую работу. В середине дубовой доски зияло рваное отверстие, края которого, перекрываясь стружкой, складывались в круг. Игра света и тени с точностью изображала пламя солнечной короны.
- Да уж…
- Дырка вместо солнца.
- Настоящий ар-брют.
- Чего-чего? Аборт?
Никто не хлопал по плечу, не ободрял. Вокруг сгущалось что-то неопределённое, пугавшее Сергея, и в то же время резчик понимал: на этот раз работа удалась.
- Где-то я читала, что в мире мёртвых нет ни солнца, ни луны, - сказала Лиза. – Давайте выпьем за Сергея, показавшего этот кошмар всем нам, ещё живым!
Держа стакан с дешёвым коньяком, розовощёкая кивнула резчику:
- Я Саша Иволгина. Наверное, уже наслышан обо мне?
- Нет, - соврал резчик. - Твоё здоровье.
Вскоре они заперлись в санузле. Прошло минут пятнадцать.
- Ещё разок, - прижала его к полу Саша крепким торсом.
В дверь громко барабанила старшая дочь Лизы.
«Не голубой» - подняла тост богема.
Потом Саша откровенничала на балконе, размазывая по лицу косметику. Сергей молчал и мрачно слушал. Она работала когда-то медсестрой. Вышла замуж за окулиста. Денег было мало. Наконец, подруга подсказала ей, как можно зарабатывать на поздних абортах. Под руководством мужа она изучила препараты («Знаешь, что химическая формула эргометрина почти такая же, как LSD?»). Саша делала родостимулирующие инъекции и вызывала «скорую». Взяв деньги у клиенток, спешно уходила.
- Это опасно?
- Пару раз искали. Но у меня есть «крыша»: зря, что ли, отчисляю.
- Я о беременных.
- А, эти недотёпы… Саша скривила губы, - Что, жалко тебе их?
Сергей молчал.
- На поздних сроках всегда опасно. Помню, у одной пятый месяц, а она туда же.
- Взяла?
- Конечно. Уколола. Рассказать, что дальше было? – Саша поёжилась.
- Как хочешь.
Сергей знал о Саше главное. Она была бесплодна. Муж год назад ушёл к любовнице, родившей ему сына. С тех пор одна идея – как бы зачать ребёнка, полностью овладела Сашей. Это было очень кстати. У Сергея давно не было женщин. Резчик обнял её за плечи. Женщина перестала плакать, аккуратно поправила кофту.
- В третьей порции жизнеспособных сперматозоидов уже нет. А сам ты мне на фиг не нужен – тихо, но внятно произнесла она.
- Ладно. Будем считать, что каждый получил желаемое.
- У тебя, кстати, есть жена.
Резчик перестал улыбаться: кое-что знали и о нём.
- Да мы…
- Только не ври, - махнула рукой Саша. – Инфекции мне тоже не нужны. Ну а теперь, герой-любовник, можешь выпить с мальчиками водки. Тебя ждут, – она похлопала мужчину по плечу. – Иди. Давай, иди.
Пунцовый, с бегающим взглядом, Сергей ввалился в комнату. Собравшимся было уже не до него. Резчик заметил, что в углу, сжав тонкие бледные губы, сидит какой-то неприятный тип. Лакированные остроносые ботинки (в этой квартире обувь не снимали), классические брюки, белая рубашка. Поймав его холодный, ничего не выражающий взгляд, Сергей содрогнулся.
- Лиза, кто это?
- А, это Боря. – Лиза медленно отпила из высокой рюмки. – Много страдал: духовный человек.
- А чем он занимается?
- Ведёт свою беседу с вечностью, - Лиза опять что-то забормотала о спасении России. - Боря! Да брось ты эту колбасу! Иди сюда!
Одним движением сложив узкое лезвие и спрятав нож в кармане, мужчина подошёл. Сухими губами он коснулся кисти Лизы, посмотрел на резчика отсутствующим рыбьим взглядом.
- Борис.
- Сергей.
- За знакомство.
«Только этого мне не хватало» - думал резчик, – «Спасибо, Лиза, удружила».
Художница была уже совсем пьяна. Она восторженно прижалась к широкой груди чужака. Под крахмальной рубашкой угадывалась мощная мускулатура, в скупых движениях Бориса физически ощущалась угроза. Гость колол взглядом беспечных художников и музыкантов. «Вот дура. Кого только в дом не ведёт» - злился Сергей. Чтоб немного отвлечься, он взял брошенный кем-то альбом и начал набрасывать в нём портрет Саши. «Нет, не похоже» - Сергей нервно отбросил карандаш и разорвал страницу. Он поднял взгляд на стену, на своё деревянное солнце. «К чёрту рисунок и скульптуру! Я постоянно вру себе. Мне нужно заниматься только тем, что лучше всего получается».
Внезапно дверь балкона распахнулась, и раздался крик. На фоне окна стоял Шелест – спившийся бас-гитарист известной группы. Шелест уронил в стопку картин сигарету. На удивление быстро появилось пламя.
- Там вырезки по эзотерике! А рядом краски и олифа!
- Мы на хрен все сгорим!
Среди чёрных стен заметались люди. Падала посуда, квартиру заволакивало едким дымом. Картины занялись. Сергей с Борисом бросились к горящей куче. Обжигая руки, они начали выбрасывать горящий хлам на улицу. Лиза била мужчин по спинам, истерически заламывая руки: «Лучшие работы! Опять я сирота!» Её никто не слушал.
Вскоре всё было кончено. Художница, визжа от гнева, выбежала на балкон и вцепилась в волосы Борису. Коротким тычком он отбросил её от себя. Падая, женщина обхватила руками висящий в петле труп. Под удвоенной тяжестью верёвка оборвалась, и Лиза вместе с мёртвой Сашей повалилась на пол.
- Ты шею ей, как курице, свернула, – бесстрастно констатировал Борис. – Как ты теперь докажешь, что не помогла ей удавиться? Смотри-ка, всю покойницу испачкала. И зубы ей об ограждение повыбивала.
Лиза, не моргая, разглядывала красные пятна на Сашином платье. Из носа у художницы предательски сочилась кровь.
- Встань. Соберись. Скажу гостям, чтоб расходились. Ты – Борис кольнул взглядом Сергея. - Закрой дверь. Никого не пускай. А я пока оленю матку выверну.
Борис исчез. «Зачем мне это всё. Бежать, бежать!» - сглотнул Сергей. «Но как же Лиза? Дура-дурой, но мы всё-таки друзья» - и тут его словно ударили под дых. «Кровь. Сперма. Экспертиза».
Он сполз на бетонный пол, уткнулся головой в колени. Рядом хлюпала носом
Лиза. Сквозняк шевелил рыжие волосы самоубийцы. На бетонном полу белел выбитый зуб.
- Ну что, рыдаем? – На пороге вновь стоял Борис. – Дети ложатся спать. Хмырь отдыхает. Никто ничего не понял: лишь бы соседи в бочку не полезли. Прошу всех в зал.
Вскоре они молча пили чай, наблюдая, как приходит в себя Шелест. Левый глаз бас-гитариста полностью закрыл кровоподтёк. Покосившись на хозяйку, Шелест виновато улыбнулся. Его вырвало. Басист попытался встать, но тут же рухнул на колени, схватившись за голову.
- Рассказывай! – рявкнул Борис, надвигаясь на пьяного.
- Что? Что? – глаз музыканта задёргался, он снова склонился над блевотиной.
- Что скажешь в своё оправдание?
- А? Что случилось? Ничего не помню!
Борис схватил басиста за грудки, рывком поставил на ноги. Его бесцветные глаза впились в отёчное лицо пьянчужки.
- Помнишь. Луну-то не крути.
- Я… не хотел.
- Что не хотел? – спина Бориса под рубашкой напряглась, но лицо оставалось неподвижным.
- Ну это… это… загорелось?
Борис молчал.
- Случайно сигарету бросил. Ну, пахнет, да. Лиза, скажи ему! Там в туалете нечему гореть, кроме бумаг в ведре. Не в первый раз ведь, Лиза!
Борис медленно разжал сухие пальцы. Рубашка на его спине разгладилась.
- На, выпей, – Он налил Шелесту полный стакан водки. – А ну-ка залпом, как мужчина… Молодец.
Закрыв бесчувственного музыканта на кухне, Борис, не спрашивая разрешения хозяйки, закурил, пустив колечко дыма в чёрный потолок.
- С ним всё, как надо. Другие кашалоты что запомнят? Пьяные вопли и пожар. Кто сразу смылся, кого выгнали потом, науке неизвестно. – Он затянулся. – Это всё.
Лиза и Сергей молчали. Художница теребила пуговицу на халате, резчик отхлёбывал безвкусный бледный чай.
- Ему отшибло память? – уточнил Сергей. – Это надёжно?
- Классическое сотрясение, нокдаун. Потеря сознания. Рвота. И эта… как её там… ретроградная амнезия.
- Что делать будем? – проскулила Лиза.
- Резать по суставам. Туловище пополам. Всё завернём в холсты – и в мусорные баки.
Помолчали.
- Ты это серьёзно?
Борис притянул художницу к себе. Художница, хихикнув, хлопнула его по спине.
- Лиза, дурочка моя, – женщина вздрогнула. - Поженимся, как всё закончится. Как тебе наша фотка: где в обнимку с Никулиным, на Цветном?
Сергей встал и направился к двери.
- Ты куда?
- У меня другое предложение.
Парочка одним движением вскочила на ноги.
- Я знаю рядом склад стройматериалов. Тело лучше сжечь. Иначе нас быстро вычислят. Хотя бы по холстам, – Борис кивнул. - В баках копаются бомжи.
- Охрана и сигнализация?
- Это гараж. Стоит особняком, никто не помешает.
- А чей гараж? – Борис прищурился.
- Мерзавца одного. Бригаду из приезжих собирает, ремонтирует коттедж, потом кидает. Я из-за него без денег и жилья остался. У меня есть ключи.
- Киндер-сюрприз.
Мужчины дружно ухмыльнулись. В комнате всё ещё пахло гарью.
- Но резать всё равно придётся. Иначе спалимся.
Сергей побледнел. В желудке заурчал, забулькал чай. Чёрные стены с кошками поплыли, закружились в танце.
- Спокойно, вегетарианцы. Лиза, запирай детей. - Борис быстрым движением раскрыл длинное узкое лезвие. – Раздевайся, братан, идём в санузел.
«Прости, Саша» - думал Сергей, стараясь не прислушиваться к треску хрящей. Повернув ногу ещё раз, он отделил бедро от голени. Рядом Борис разъединял топором позвоночник.
Воду не закрывай! – громко шептал он Лизе. - Нужно было туловище в чемодан засунуть. Пальчики протереть, и всё.
- Кто знал! – Сергей старался отвлечься от запаха свежего мяса. Сигаретный пепел сыпался в разрез.
- Умные люди знали. Нужно подумать, куда всё это деть, – он кивнул на тазик с кишками и печенью. – Колбасный цех, что ли, открыть?
Три голых человека захихикали, поливая душем лежащие в ванне обрубки.
- Нужно обдать кипятком, чтоб не текло. И всё – давайте заворачивать.
- Боря, ты меня любишь? Любишь, правда?
- Да. Придётся менять трубы.
Сергей молчал. Он думал о сперматозоидах, блуждающих в кровавой каше. «Экспертиза? Вряд ли. Всё должно сгореть».
- А знаешь, если взять презерватив, наполнить водой и подержать его над зажигалкой, он не прогорит.
- Борис… - художница потупилась.
- Если свернуть кулёк, ну типа как для семечек, налить воды – так можно чай запарить.
- Ха-ха!
- Не веришь?
Лиза шаловливо улыбнулась.
- Огонь можно добыть из ваты. Туго скатать рулон с мизинец, снова свернуть, и так раз пять. Прижав к столешнице, катать, катать, катать. Вата станет тлеть и загорится. Показать? А можно вату мылом пропитать, на лампочку подвесить. Та же тема. Хочешь, я свиное сало подожгу, и чай на нём в кульке сварю? А спорим, что сухой солёной ниткой шпингалет перепилю? Проспорю – голым на балконе песни буду петь. А ты проспоришь – подаём заявление в ЗАГС. Серый, разбей!
Внезапно дверь распахнулась. На пороге в рваной розовой пижаме стояла заплаканная Леночка.
- Мамочка, мне снова чёрный дядя снился.
Трое обнажённых взрослых встали к ней лицом, загораживая ванну. Девочка равнодушно посмотрела на кровавый пол, подняла взгляд на Лизу.
- Мамочка, полежи со мной в кроватке.
- Разве ты не видишь, мама отдыхает, – первым пришёл в себя Борис. – Мама занята. У мамы дяди. А ну-ка, марш в постель!
Лицо ребёнка сморщилось, как от удара. Хлюпнув носом, девочка побрела обратно.
- Ты… ты… - Лиза набросилась на ухажёра с кулаками. – Какие дяди? Перед дочерью позорить меня вздумал?
- Заткнись, дура! – Борис зажал ей рот и жарко зашептал. - Девчонка ничего не поняла. Помойся и оденься. Успокой, – он поцеловал её в лоб. - Завтра сделаешь котлеты. Скажешь, мясо готовила, если что. Я куплю. Ну? Иди!
Мужчины остались одни. Вскоре были готовы десять свёртков. Один положили внутрь рюкзака, предварительно обернув целлофаном. Другой – внутрь клетчатой объёмной сумки, непременного атрибута рыночного торговца.
- Значит, так. Придётся сделать несколько заходов. Бабу на дело не берём.
- Идёт.
- Сначала ты покажешь мне, где твой гараж. Выносим порознь, – Борис брезгливо вытер руки о спортивную куртку покойной. - Если проблема, ты сюда не возвращаешься. Стучать я буду так, – Борис изобразил последовательность ударов. - Запомнил? Тоже так стучи.
Сергей кивнул.
- Голову бросим в люк. Нет, лучше в реку. Рядом Лихоборка.
Мужчины вышли во двор. Перешли дорогу. Резчик провёл подельника мимо жилых домов и общежития. Вскоре в кустах впереди замаячил гараж.
- Здесь.
Он снял замок и, размахнувшись, выбросил в протоку. Скрипнули петли. Лунный свет выхватил из темноты наваленные друг на друга доски.
- Серёга, держи пять! – подельник был доволен.
Как в забытьи, Сергей перенёс в гараж пять увесистых свёртков. В очередной раз помыл сумку под душем (кровь всё равно просачивалась), и напихал в неё одежду покойной.
- В общем, так – сказал Борис, закуривая, - Я сейчас выхожу и топлю в Лихоборке кочан, – он толкнул ногой круглый свёрток. – Ты ждёшь меня у гаража. Я слил там с фуры топливо, бидон не трогай. Вместе подожжём.
Вскоре Сергей опять шёл к гаражу. «В подъезде никого не встретил. Хорошо!» - стоило ему это подумать, как внизу хлопнула дверь. Кто-то поднимался по лестнице. Кусая губы, Сергей остановился и поставил на пол большую сумку. Шаги ближе. И ближе. Судорожно вздохнув, резчик схватил клетчатый баул, изобразив на лице безмятежность. Этажом ниже открылась дверь, раздался смех, приветствия, звук поцелуя. Вскоре всё снова стихло. На слабых ногах, с колотящимся сердцем, Сергей продолжил спуск. Без приключений он вышел на улицу. Нырнул в тёмную арку сталинского дома. Через несколько минут мужчина шёл по пустынной дороге, ведущей к промзоне. Под ногами хлюпала грязь: ночью шёл дождь. В воздухе пахло сырой корой деревьев.
«Скоро будет год, как я в Москве» - Сергей сплюнул. Во рту был отвратительный солёно-сладкий привкус: как будто, даже крови. «Крови?» - резчик наклонился вперёд и выблевал под ноги пёстрое, как китайская сумка, содержимое желудка.
- Брат, – раздалось впереди, - Дай закурить.
- Не курю.
- А что так дерзко отвечаешь? – Сергей успел отклониться: у уха просвистел кулак. В темноте чернели два силуэта. «Шакалы» - подумал резчик и бросился в сторону.
- Эй! Стоять!
Одним махом он перебросил баул через бетонный забор и полез следом. Его обхватили за пояс, потянули вниз. Стиснув зубы, Сергей спрыгнул назад. Преследователь отбросил его от себя и широко размахнулся. В тот же момент мужчина ткнул ему в глаза. Со сдавленным криком грабитель упал на колени, спрятав в ладонях лицо. В траву упали тёмные капли. За забором раздался хриплый лай. «Сумка» - подумал Сергей, нанося ботинком удар по голени второму преследователю. В глазах полыхнуло синим. Резчик пошатнулся. Его второй удар пришёлся в горло. Кажется, хруст? Грабитель беззвучно осел. «Неужели убил?» Боль в скуле. Лай крупной собаки перешёл в вой и визг. Сергей бросился прочь.
- Я к тебе! С открытой душой! А ты! Ты!
Несколько минут он бежал, захлёбываясь запахом полыни со слабым привкусом автомобильной гари. Пальцы правой руки были липкими. Тупо ныла скула. Он беззвучно заплакал. «Почему? Как же так?» Впереди показался гараж. Выхватив из кармана зажигалку, Сергей замер на месте. Сзади приближалась машина. Свет фар прыгал по опорам ЛЭП, по ветвям кустарника. Резчик отпрянул в тень. Автомобиль остановился. Сергей медленно, стараясь не шуметь, сполз вниз по склону к Лихоборке. В висках гулко отдавался пульс. «Всё? Вот и всё?»
Он видел, как к гаражу приблизилась фигура рослого мужчины. Тот подошёл к дверям. У Сергея перехватило дыхание. Он чуть было не крикнул: «Хватит! Открывайте!» - когда услышал тихое журчание. Справив нужду, мужчина вернулся к машине. Хлопнула дверца, взвыл мотор. Сергей катался по мокрой траве, кусая воротник. Ему было уже всё равно – но он вспомнил о Лизе. «Дура, вот дура! Что теперь будет с твоими детьми?» Сжав кулаки, он заставил себя встать и сделать несколько шагов. Рывком открыл ржавую дверь. Взял прозрачный бидон, плеснул на доски. На разбросанные свёртки. Чиркнул зажигалкой. Пламя взвилось вверх. Сергей попятился. Потом, не оборачиваясь, побежал. Через минуту перешёл на шаг. Поднял с асфальта какую-то тряпку, судорожно размял в пальцах, оттирая спёкшуюся кровь.
В это время Борис нёс в рюкзаке тяжёлый круглый свёрток. «Лох и есть лох. Лиза будет молчать. Девчонка? Разберусь» - он нащупал в кармане раскладной нож-бабочку – «Хорошее перо. Жаль, что придётся бросить. Вот интересно, что подумает следак, когда найдёт два… что такое?» Прямо на него неслась стена. Удар. Он догадался, что упал на землю, инстинктивно повернулся, и успел заметить чью-то тень. Свет фонарей погас. Весь мир заполнил рёв и грохот.
«Я умер?» - Борис сел на асфальт. Он медленно разлепил глаза. Вокруг кружились ярко-красные, сияющие точки. Нет, это просто тополиный пух. Кепки не было. Рюкзак тоже исчез. Он попытался вспомнить что-то важное. «Гадёныши» - мелькнула в голове догадка. - «Сзади подкрались и проветрили мозги!» Он, крякнув, встал. Прошёл несколько метров. Нужно было куда-то идти. Но куда? Лиза. Балкон. Труп. «Голова!» - Борис, не поворачиваясь, огляделся. Никого. Нащупал в кармане нож. «Вот черти».
Он всё ещё смеялся, когда увидел вдали отблески огня. Мимо него проехала пожарная машина. «Быдлёнок не дождался» - подосадовал Борис. Вдруг прямо на него из темноты выплыло залитое кровью лицо. Один глаз полностью вытек, второй оставался в тени.
- Помогите. Лёха совсем не дышит. Я ничего не вижу.
Борис попятился.
- Стойте! Пожалуйста, не уходите!
Он быстрым шагом направился прочь.
- Эй! Стоять!
Сзади раздались громкие рыдания.
Сергей открыл дверь квартиры художницы. Стянул и бросил в угол грязную рубаху. Шатаясь, сбросил с ног ботинки. В сырых носках, оставляя следы, он прошёл в комнату, из которой доносился храп хозяйки. Из-под ног покатилась бутылка. Лиза не шелохнулась. Рядом с растрёпанной матерью спала Леночка. Над ней, с подушкой в жилистых руках, стоял и молча смотрел на Сергея странно трезвый Шелест. В его глазах читалась твёрдая решимость.
- Шелест? Ты чего?
- Да, это лучший выход, – пальцы музыканта крепче вцепились в грязную, засаленную наволочку.
- Что?
- Ей нет даже пяти. Она чиста. Ещё не натворила дел, – девочка безмятежно повернулась на другой бок, обнимая куклу. Шелест продолжал:
- Что её ждёт? Пусть сам погибну – зато спасу детей. Кого успею.
Сергей медленно приближался, глядя в чёрные широкие зрачки безумца.
- Никто из деток точно не увидит ада. Только я.
Резчик приблизился к нему на расстояние удара.
- Не мешай. Что ждёт их? Наркота? Панель? Об этом подумал, добренький ты наш?
Они сцепились, покатились по полу. В длинных волосах басиста запутались окурки. Сергей пытался дотянуться до тощего горла. Жилистый, гибкий Шелест изворачивался, нанося противнику удары коленом.
- Саша знала, что делала. Она жертвовала собой ради других.
Резчик зарычал и ударил противника лбом в лицо.
- Нельзя убивать! Это запрещено!
- Всё-то ты знаешь, - прохрипел Шелест. - Ты сам – убийца!
С неожиданной силой он вырвался из рук Сергея и нанёс ему серию быстрых ударов. Прежде, чем резчик пришёл в себя, музыкант выбежал из квартиры. Проснувшись, заплакала Леночка.
- Мальчики, что случилось? – буднично, сквозь сон спросила Лиза, и тут же истерично закричала.
- Стоп! Всё нормально! – рявкнул на неё Сергей.
- Почему он называл тебя убийцей?
- Допился до психоза. Всё нормально.
- Всё? Нормально?
- Да, Лиза. Всё кончено.
Он встал, и начал гладить Леночку по голове, шепча ей что-то. Девочка поплакала несколько секунд, потом неуверенно улыбнулась. Сергей опять шепнул ей что-то. Она тихо, счастливо засмеялась.
- Вот и хорошо. Вот и ладненько. А теперь нужно спать, - резчик поправил на ней одеяло и вышел из комнаты. «Шелеста нужно остановить», - подумал он. – «Любой ценой».
Вернулся Борис. Не глядя на Сергея, он разделся и лёг.
Три дня в чёрной квартире было тихо. Ссылаясь на недомогание, Лиза не выходила из комнаты. Шелест нигде не появлялся и никто не знал, где он. Сергей с головой ушёл в работу. Днём он изготавливал перила в форме тигров, барсов и волков. Вечером что-то вырезал, запершись на балконе. До него дошли слухи, что прежнего работодателя взяли под стражу. Предприниматель не признал, что нелегально установленный гараж принадлежит ему, попал под подозрение. «Дурак!» На руках матери остались два ребёнка.
С каждым днём Сергей всё больше и больше мрачнел – Лиза наоборот, уже через неделю снова собрала гостей. По чёрным комнатам блуждала пьяная богема. На кухне говорили о спасении России. Скорее по привычке, резчик расспрашивал о нужных людях, пополняя записную книжку. Неожиданно он заявил, что переезжает в другую квартиру. Впервые вслух упомянул о своей дочери.
- Ей столько же, сколько твоей Маринке. Я должен быть с ней рядом.
- Она же совсем взрослая! – удивилась художница. Борис хрустнул суставами пальцев.
- Так только кажется. Я должен вытащить её сюда, в Москву. Квартиру на Таганской снял, – лицо Сергея приобрело непроницаемое выражение. – Со школой как-нибудь договорюсь.
- Ну что ж, отметим твой отъезд, - сухо сказал Борис. - И нашу с Лизонькой помолвку.
За столом поминали умерших знакомых, которых оказалось неожиданно много: пятеро за неделю. Все погибли при невыясненных обстоятельствах.
- А Вова? Что случилось? – недоумевала Лиза.
- Упал в метро на рельсы. Здесь, на Водном. Хотел к тебе зайти.
- Ужасно. Я не знала...
- И Сашка как-то странно потерялась. Не знаешь, где она?
Повисла тягостная пауза. Вскоре гости, подавленно оглядываясь друг на друга, разошлись. Борис, внешне невозмутимый, тоже засобирался уходить. Лиза нервно металась среди закопчённых стен. Вскоре чёрная квартира опустела.
Ночью Сергею не спалось. Из кухни доносился тихий шёпот. Бесшумно он подкрался к занавеске из ракушек и прислушался. До него донёсся голос старшей дочери художницы. Маринка горячо шептала: «На небе птица, за столом девица. Косы заплетает, водку попивает. Как эта мёртвая голова водки не пьёт, песни спьяну не поёт – так мать моя, Елизавета Николаевна, пить больше не будет. С этого часа про водку забудет! Слово моё крепкое, калёной нитью крученое, ветром перекрученное. Подует утром – сбудется. Пройдёт день – не забудется».
Раздалось тихое журчание, запахло спиртом. Дочь Лизы лила водку в раскрытый птичий клюв. Ощипанная тушка курицы была водружена на перекрещенные полотенца. Луна освещала обнажённую девичью грудь.
- Сергей? – тихо спросила Маринка, не оборачиваясь.
- Зачем ты с этим связываешься? – ответил ей Сергей из темноты.
- Я знаю. Ты поможешь.
- Маринка, одевайся.
- Нет.
Сергей вошёл на кухню.
- Всё делаешь неправильно. Так только сама заболеешь. Кто тебя учил?
- Никто.
- Как ты узнала?
Маринка нырнула в ночнушку. Не глядя на Сергея, выдвинула из-под стола картонную коробку. Резчик включил свет, с удивлением разглядывая её содержимое.
- Что это? – он развернул газетный свёрток. На пол посыпались щепки.
- Головы людей, разбитые тобой. Почти все умерли. Мамин портрет ты снова склеил.
Сергей издал короткий вопль и уронил свёрток на пол. Маринка удивлённо посмотрела на него.
- Ты что? – в голосе девушки звучал сарказм. - Типа, не знал?
- Это совсем не то, что ты подумала.
- А что?
- Искусство, – Руки резчика затряслись, на лбу выступил пот. – Это сработало случайно.
- Хорошее искусство, ничего не скажешь.
Сергей побледнел. Он развернул оставшиеся свёртки, подсчитал количество, что-то невнятно бормоча, и снова подсчитал.
- Да все они козлы! Разве я осуждаю.
Резчик бросил на Маринку дикий взгляд.
- Здесь собраны не все. Ты ничего не прятала?
- Да надо больно, - девушка насупилась.
- Проклятье.
- Я подбирала некоторые твои… черновики. Которые ты выносил на улицу, выбрасывал у баков.
- Да? Где они? – Сергей был возбуждён.
- В твоих коробках на балконе.
Резчик буквально выбежал из кухни. Только через секунду он сообразил, что вывез весь скарб в квартиру на Таганской. Выглянув на балкон, он обнаружил там лишь два бракованных бруска. Ступив босыми ногами на бетон, почувствовал лёгкий укол. На полу белел выбитый зуб. Сергей вздрогнул, вспомнив рыжие волосы самоубийцы на ветру, треск сухожилий и пылающий гараж.
- Давай сюда свои дела, - сказал колдун, входя на кухню. Маринка послушно поставила на стол бутылку и стаканы. Рядом положила курицу. Сергей бросил зуб на дно стакана и наполнил его доверху.
- Как мёртвый водку не пьёт, так Елизавета… как отчество?
- Николаевна.
- Как мёртвый водку не пьёт, так Елизавета Николаевна рот свой зажмёт. Медведь на земле, мертвец в земле, – взгляд мужчины наполнился тоской. - Как мёртвые лежат, не пьют и не едят, на водку не глядят. Пусть мёртвый водку пьёт, медведь пусть рот дерёт. Ты, Елизавета Николаевна, пьяницей больше не будь. Воду пей, а про водку забудь.
- Что дальше делать?
- Вольёшь, сколько получится, в рот спящей, – Сергей вытащил зуб из стакана.
Маринка хотела отказаться, но Сергей уже вышел из кухни. Вместе они подошли к кровати. Колдун положил ладонь на лоб Лизы и тихо свистнул. Женщина открыла глаза и молча, медленно раскрыла рот.
- Вливай.
- Но…
- Ясно сказано!
Зажмурившись, девушка опрокинула стакан. Сергей закрыл художнице глаза. Сглотнув, она перевернулась на бок. Колдун вышел из комнаты. Маринка, затаив дыхание, прислушалась. Лиза крепко спала. Вне себя от радости, девушка выбежала следом в коридор. Сергей с коробкой был уже в дверях.
- Спасибо!
- Рано.
- Всё равно спасибо!
- Ладно, побежал. Исправлю, что ещё не поздно. Буду клеить.
Хлопнула дверь.
Остаток ночи Маринка не могла уснуть. Она достала плеер и включила музыку. Мысли теснились в голове. Часа в три ночи занавеска из ракушек затрещала, и на кухне появилась Лиза. Её мелко трясло.
- Доча, опохмелиться.
- Может быть, не надо, мам?
- Как это не надо? – Лиза протянула к ней трясущиеся пальцы. – Пришёл твой час, а-а. Наливай!
Маринка достала бутылку. Лиза жадно схватила стакан. Её лицо болезненно исказилось. С минуту женщина сидела неподвижно. Потом встряхнулась, и, печально посмотрев на дочь, сказала:
- Ладно.
Маринка боялась пошевелиться. В форточку доносился шум дождя.
- Кажется, плачет маленький. Пойду к нему.
Художница скрылась за занавеской. Маринка стала танцевать, кружась по кухне и подбрасывая в воздух плеер. Она плясала, пока в изнеможении не опустилась на зачем-то вытащенные из антресолей чемоданы. Ночнушка пропиталась потом. «Жаль, душ сломался. Где бы ковшик взять?» - подумала она, когда раздался резкий, леденящий душу крик. Сразу же хором завопили Маша с Леночкой.
Соседи сверху застучали. Что-то упало. В темноте послышались шаги. Треск занавески. Выпученные глаза. В руках у побелевшей Лизы тряпичной куклой болтался мёртвый ребёнок.
- Заспала. Раздавила!
Маринка отшатнулась.
- Всё можно исправить! На всё есть команда! Орла-а-а!
Сбросив на пол курицу, Лиза бросила труп ребёнка на перекрещенные полотенца. Маринка выбежала из квартиры. Лиза что-то скандировала, сложив руки у сердца и глядя в чёрный потолок. Вскоре художницу и мёртвого ребёнка увезли.
Сергей всю ночь копался в щепках, восстанавливая сломанные головы. Он отложил в сторону пять грубо склеенных портретов из потемневшей древесины. В одном из них легко угадывались черты Саши. «Чтоб ничего не перепутать». Отдельно резчик положил двенадцать тщательно восстановленных голов. Щепки были разложены по свёрткам наугад. Колдун не был уверен, наберётся ли полное количество портретов, или не хватает одного. С первыми лучами солнца было восстановлено тридцать голов. Поколебавшись, колдун сложил вместе щепки, создав образ Шелеста – но скрепил их не клеем, а скотчем. «Нужно поговорить» - подумал он. Не хватало лишь маленького Тимофея.
Сергей разбрасывал коробки, рвал пакеты, высыпал из сумок инструменты. Наконец, он отыскал обломки деревянной головы в пакете от пельменей. Торопливо прижал щепки друг к другу. Обильно смазал клеем. «Успел!» Но портрет младенца начал темнеть у него на глазах.
Сергей медленно встал, подошёл к окну. Глядя на солнце, закурил. Порывшись в карманах, извлёк записную книжку и мобильник. Набрал номер Шелеста.
- Алло, - отозвался бесцветный голос.
- Только вчера узнал твой номер. Один вопрос. Про детей, помнишь? Ты это серьёзно?
- Мне нечего терять. Я уже начал свой отсчёт.
- Понятно.
Сергей достал обмотанную скотчем голову, сорвал с неё прозрачную ленту. Посыпались сухие щепки. Колдун смахнул обломки с подоконника и разбросал ногой по полу.
Пора было идти обратно в чёрную квартиру. «Нужно надёжно спрятать портрет старшей». Вчера он второпях забыл забрать единственную голову, оставшуюся целой. Он вырезал портрет Маринки в первые дни пребывания у Лизы. «Как бы чего не вышло. Бедные девчонки!» Его охватило неприятное предчувствие.
Вскоре колдун стоял у дверей Лизиной квартиры. На стук никто не отозвался. Странно. Он толкнул рукой дверь и вошёл. В квартире было тихо. «Маша. Леночка». Не успел?
- Привет, брателло.
Колдун обернулся, и, не успев ответить, почувствовал острую боль в груди. У него перехватило дыхание. Борис выдернул длинное узкое лезвие – но лишь затем, чтобы воткнуть нож снова. Упав на колени, Сергей прошептал:
- Не трогай Леночку.
- Мне нужна старшая. Я спал с ней. Она мой паспорт видела, по дури показал, - Борис нанёс ему удар в лицо коленом. - Уже искали: всё из-за тебя. Ты бросил в сумку мою куртку, тупор. Мою с хозяйкой фотку!
- Зачем тебе…
- Хотел прописаться. Начать спокойную, размеренную жизнь, - Борис оскалился. - Вы вообще животные, ты понял? Что тут устроили? Цирк-шапито?
В коридоре раздались шаги. Борис обернулся навстречу входящей Маринке. Девушка сразу же всё поняла, попятилась к двери.
- Куда пошла. Иди сюда. Куда.
- Моё слово крепкое, - изо рта у Сергея шла красная пена. - Стой, злой, стой час, бревном стой, не двигайся, не приближайся.
Борис с удивлением взглянул на умирающего. В следующую секунду резчик вскочил на ноги, выхватив из груди нож. На шее колдуна вздулись вены. Борис оцепенел. Резкий удар опрокинул его навзничь. Мужчина перекатился на спину, защищая голову, и только тут почувствовал, что сбоку из шеи торчит рукоятка. Он хотел закричать, но не смог набрать в лёгкие воздух. Борис с мольбой уставился на татуированную грудь. Откуда-то просачивался запах жареного лука.
Сергей упал с ним рядом. Маринка обняла своего спасителя за плечи. На полу быстро увеличивались две тёмные лужи.
- Что? Что мне сделать?
- На. Возьми.
Она схватила ладонь колдуна.
- Ты… - она почувствовала, как в ней появляется и растёт что-то новое.
- Я просто хотел стать художником. Маринка, уводи сестёр! Шелест сошёл с ума, собрался их убить… Скажи, что это я убил и сжёг.
- Кого? О чём ты говоришь? – Маринка недоверчиво нахмурилась.
- У него тоже дети… Возьми записную книжку и ключи. Квартира на Таганской. Там старые тетради, в коробке русские узорчатые полотенца. Всё прочитай… там нарисовано… Прости, Маринка. Помогай другим.
Сергей обмяк. «Как холодно». Во рту пересохло. Сердце рвалось из груди. «Что это? Я лечу?» Его распирало: он стал очень большим, он заполнил собою всю комнату. «Бред!» Сергей почувствовал себя перчаткой, вывернутой наизнанку – и тут же ощутил движение и шум, как будто его смыли в унитазе. С огромной скоростью он нёсся по трубе навстречу белому, мерцающему свету. «Зачем? Зачем я это сделал?» Навстречу выкатилось огромное, сияющее красным, солнце. Он утонул в кроваво-бордовом закате. «Что это?» Наступила ночь.
Сергей проснулся на обочине дороги. Пахло травой и сыростью. Небо плотно закрывали облака. «Сколько же я проспал?» - подумал резчик, разминая шею. Сквозь свитер спину колол гравий. Пенка куда-то делась. «Ну и нашёл, однако, место для ночлега». Сергей нахмурился, пытаясь вспомнить что-то важное.
Раздался звук мотора. Приближался грузовик. Сергей встал и выставил вбок руку, подняв большой палец. К его досаде, грузовик прибавил газ. Когда машина приблизилась, он увидел, что за рулём никого нет. За лобовым стеклом болтались вырезанные из дерева головы – неожиданно обострившимся зрением он различил знакомые черты.
Сергей бросился в сторону от дороги. Вдали маячила спасительная лесополоса. В пустой кабине повернулся руль: грузовик устремился вслед за ним. «Нужно помочь дочке. У меня же дочь?» - мужчина не был полностью уверен. Сергей с трудом припомнил, что какая-то опасность угрожает девочкам. Кажется, Леночке и Маше. Кто они ему? И что всё это значит?
За спиной угрожающе взревел мотор. Сергей остановился. «Я должен всем помочь», - решил он, и, громко матерясь от страха, побежал назад, навстречу приближающемуся грузовику. «Я с этим разберусь. Пусть даже сам погибну». Пахнуло выхлопными газами. Не заглушая мотор, грузовик остановился прямо перед ним. Только тогда Сергей заметил, что на этот раз не обмочился.
Солнца по-прежнему не было видно – но небо становилось, как будто, светлей. В траве стрекотали кузнечики. Цвета становились всё ярче. И ярче. И ярче.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Евгений Балакирев: Деревянное солнце. Рассказ.
28.03.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|