Игорь Пин: ХАЙК (в преддверии).
Вам это ничего не напоминает? Неприкаянный молодой человек ведёт довольно странный образ жизни: изредка балуется (или баловался совсем недавно) «лёгкими» наркотиками, посещает ночные клубы и бары, потому что другого развлечения, похоже, не видит; много пьянствует; общается с такими же, как он, друзьями, которые чуточку (или даже очень!) «без винта», без стержня; подолгу валяется в постели и тоскует, иногда устраивает скандалы; ищет какой-то свой, особый, смысл жизни, слушает достаточно «эксклюзивную» музыку и его эмоции и настроение очень зависимы от этой музыки, а музыки в его жизни чересчур уж много (хотя в молодости так оно обычно и бывает). Ну, и, конечно, работает – как-то не слишком напряжённо, а, пожалуй, что и очень легко, словно катится по наклонной. Ну, и конечно, влюблён безнадёжно, а предмет его любви тоже ведёт себя непредсказуемо: то придёт, то уйдёт, то скажет «да», то скажет «нет», то появится и подарит надежду, то вдруг надолго исчезает…
К чему я клоню? А вот к чему: эта довольно большая повесть, по-моему, очень понравится поклонникам Харуки Мураками. Меня, например, эта легко угадываемая схожесть стиля повести «Хайк» с прозой «культового» японца одновременно раздражает и привлекает, интригует. Раздражает потому, что я не люблю лишнего ажиотажа по поводу того или иного автора: позже, когда всё успокаивается, «культовый» автор вдруг, как правило, начинает мельчать и тускнеть в глазах привередливой публики (порой, между прочим, незаслуженно), а это уже похоже на предательство, что ли. А, кроме того, вот это, например:
«Если бы кто-то спросил, сколько я могу лежать на кровати, слушать «Текиллу» и курить, я не нашёл бы ответа»,
или «Я заказал себе ещё абсента, подумал немного и заказал абсент Ире, подумал ещё раз и заказал нам колы»,
или «По «Максимум» заиграла «Warning», группы Greenday»
- на мой взгляд, чистой воды «муракамовщина». (Как будто все читатели должны знать, что это за Greenday и что это за «Warning»). Создаётся ощущение некоторой размытости, необязательности, затянутости текста, который закончится только тогда, когда автору надоест писать.
«Ты хвалишь повесть или ругаешь?» - спросят у меня. Отвечу, что хотел бы, чтобы на это сочинение И. Пина обратили внимание наши читатели, прочитали обязательно. Она, по-моему, того стоит. Кроме того, очень подозреваю, что с первого раза здесь открывается нам далеко не всё. (И, кстати, может быть автор и думать не думал ни о каком Мураками, писал, как пишется, так почему же я к этому привязался?)
Житейская суета главного героя повести выглядела бы пустовато и аморфно, если бы не этот «хайк» – долгое путешествие автостопом, побег от самого себя, напряжённый бег к самому себе, желание что-то изменить в своей жизни, всё хоть как-то расставить по полочкам, найти покой в своей душе.
«Весь мир под ногами у таких, как я. И все мы против этого мира. Всегда поодиночке. Я легко шагал по асфальту, мне светило в глаза Подмосковное солнце. Моё путешествие только начиналось».
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Алексей Петров
|
ХАЙК (в преддверии)
ХАЙК
ПРОЛОГ
О старом и странном
Мы живём в странное время. Может, оно кажется странным только мне? Думаю это не так. Странно родится в одной стране, а в другой момент понять, что живёшь совсем в другой. Что гимн на школьной тетрадке, который сам, без помощи, выучил ещё в третьем классе, совсем и не гимн уже. Так… повод для насмешек.
Странно учить историю заново. Из двух учебников, а то и из трёх, одновременно. В этой книге этот параграф читайте, а этому не верьте, а в другой почти все хорошие, но Великой Отечественной как бы и не было. С негодованием спрашиваешь: а почему нет чеченской войны в учебниках за 97-ой? Не знаю, отвечает учитель. А почему нет тетрадок с российским гимном? С покемонами и терминатором есть, а с гимном нет?
Вопрос на засыпку подросткам, обсуждающим последние события в «Беверли Хилз 90 210»: какие цвета российского флага и как они располагаются? Никто не ответил правильно. Брендан бросил Келли вчера в семь вечера в центре элитного района Лос-Анджелеса и подростков больше волнует это. А на четвёртом уроке дадут гуманитарную помощь: большую банку иностранной тушёнки. Процесс выдачи веселит детей. Особенно, помню, веселилась одна девочка. За ней в школу каждый день приезжал охранник папы на чёрном «Мерседесе». Странно видеть, как меняются приоритеты.
Странно, как быстро освоились подростки. Приняли чужое и отвергли своё. Хотя, наверное, не странно. Молодые всегда привыкают к новому быстро.
Я никогда не был исключением. Я не старался выделяться и жил, как придётся. Меняющийся мир был для меня обычным. Я не знал, что может быть иначе. Только догадывался. Потому что на сотнях тетрадок с героями нового времени я не находил гимна, который ещё в третьем классе выучил (сам, без чьей-либо помощи!) наизусть.
Мы живём в странное время. Сейчас мне кажется, что живём мы ещё и в странном мире, где всё могло бы быть по-другому. Это мне и кажется самым странным. У мира своя судьба, у человека своя. Часто они не зависят друг от друга.
Глава I ОДНОКЛАССНИЦЫ
Ощущение зимы всегда приходит незаметно. Само наступление времени года можно увидеть по природе, а как уследить за ощущением? Первый снег выпал уже давно, миновал Новый год, Рождество, ты живёшь, ничего не замечая, вроде бы вырос из возраста перемен. Когда менялся каждый месяц и характером, и внешностью и вместе с тобой менялось всё вокруг. Как после летних каникул снова идёшь в школу и с трепетом ожидаешь встречи с изменившимися одноклассниками. С теми, которых ты вроде знаешь, но которые изменились за лето, стали совсем другими. Ты привередливо рассматриваешь их, и они точно так же приглядываются к тебе – что изменилось, что осталось прежним?
Вот это ощущение и появляется иногда ни с чего. Редко, реже чем раньше, но всё-таки с постоянством. Ощущение перемен. Как в природе, так и в жизни. Ощущение зимы было чем-то особенным, оно повторялось для меня уже несколько лет подряд, с приходом зимы.
Нельзя было угадать, когда это ощущение захватит тебя, может в конце ноября, может в начале февраля. Оно приходило который уже год подряд с завидным постоянством. Это чувство особенно острой утраты чего-то, апатии и депрессии давило, заставляло бесконечно думать о чём-то, в общем, изрядно мешало делам. Но стоит полностью отдаться ему и в душе наступает невообразимая гармония. Сегодня первый день, как я почувствовал, как что-то меняется, что-то не так.
С недавних пор я не люблю перемены. Раньше любил, а теперь, нет. Я могу управлять лишь малой частью из них, и это мне не нравится больше всего. Мне не нравится каждым утром идти на работу, не нравится затемно возвращаться домой. Совсем недавно я позволял себе всё, что хотел. Мог валяться в постели целыми днями, балагурить на вечеринках. Клубы, бары, лёгкие наркотики, сигареты, абсент, электронная музыка, ночь и вечное веселье, всё это пришлось оставить из-за работы.
Тех денег, что давали раньше на расходы родители, худо-бедно хватало, иногда удавалось подработать, каждый месяц на кредитку приходила стипендия. Хоть не было денег, зато было невероятное количество свободного времени, которое было посвящено, по большому счёту, развлечению и поиску развлечений. А после того как родители прекратили «ежемесячные дотации» и я окончил техникум, пришлось работать. Поэтому в последнее время я недолюбливаю изменения, ожидаю подвоха от каждой малейшей перемены.
Тем вечером шёл снег. Набухшие от влаги белые хлопья густо падали с небес. За минуту, простояв под таким снегопадом, можно было превратиться в настоящего «снежного человека», шапка и дублёнка оказывались усыпанными снегом полностью.
Я шёл домой, ни о чём важном не думая, прятал лицо за высоким воротником и широко шагал – ноги то и дело утопали в снегу, я просто шёл, покусывая зажатую в зубах сигарету. Идти было ни тяжело, ни легко, просто идёшь себе, глядя под ноги, и идёшь. Даже приятных мыслей, оттого, что скоро окажешься дома, поужинаешь и отдохнёшь, не было.
Привет, услышал я позади. Две знакомые девушки, обе одноклассницы. Не виделся с ними кучу времени и с удовольствием ещё бы точно столько же не виделся. Не то, что они мне не нравились, просто мы не понимали друг друга. В школе они считали меня странным (но всё время смеялись над шутками, порой смеялись, когда произносил, как мне казалось, вполне серьёзные вещи), после окончания школы (глядя на образ жизни, ведомый мной) считали наркоманом и бездельником. Сейчас я даже боялся предположить, что они думали обо мне.
В свою очередь, я никогда не относился к ним с открытой душой, никогда не говорил с ними о важных для меня вещах. Когда тебя не воспринимают всерьёз, когда репутация вечного весельчака и человека недалёкого, всё, что бы ты ни сказал, кажется для них ерундой. Ты просто не имеешь права иметь душу – ты весёлый, взбалмошный и проблем для тебя не существует, вот их окончательный диагноз. «С вами ещё нельзя разговаривать на серьёзные темы!» - так сказал бы об этих девушках один мой хороший приятель.
Когда люди только и ждут от тебя очередной выходки чтобы вдоволь похохотать, ты волей-неволей начинаешь подыгрывать им (смеются они над любой вещью – хоть палец покажи), а если не хочешь подыгрывать, то просто-напросто избегаешь их. Так было и сейчас, мне вовсе не хотелось шутить и смеяться.
Привет девчонки, ответил я, и они заулыбались. Что я такого сказал?
Как дела? Мы шли по снегу, делая широкие шаги. Я прикурил сигарету. Откуда ты идёшь?
Часто, когда несильно простудился, случается, что вкусовые рецепторы на языке приходят в негодность. Вкус меняется. Я, например, после простуды часто чувствую, что вкус майонеза не такой как прежде. Так случилось сейчас с сигаретным дымом, я вдохнул его и ощутил совсем иной вкус, чем ожидал почувствовать. Всё меняется. Ощущение зимы пришло незаметно. Я повертел сигарету перед глазами.
У вас никогда не бывало такого, чтобы вкус чего-то, вдруг, стал иным?
О чём ты? Удивлённо спросила одна из девушек. Я не ожидал, что они поймут меня, просто произнёс мысли вслух. Они не курят, вряд ли смогут понять, о чём я говорю.
Сигареты поменяли вкус, у вас никогда не было ощущения зимы?
Ты сошёл с ума?
Хм.
Что тут можно было сказать? Слишком многие в последнее время обвиняют меня в сумасшествии. Эта девушка, например, была где-то в третьем десятке тех, кто спросил об этом. Сумасшедшим я себя не считаю. Странным, непонятным, чудаковатым (как предполагали некоторые) тоже. Считаю себя самым нормальным человеком в мире, способным понять каждого. Но слишком многие вокруг считают меня ненормальным. Может и вправду что-то не так со мной? Я не знаю.
Ты под кайфом, что ли?
Нет, я с работы иду!
Ты очень изменился.
Да нет, такой же, как и прежде, вот только ощущение зимы…
Точно чокнулся. Одноклассницы рассмеялись. Я промолчал, хотя хотел им сначала объяснить, что такое «ощущение зимы». Что тут скажешь? Начнёшь объяснять, они только громче засмеются, а слушать не будут. С ними нельзя ещё говорить на серьёзные темы.
Ты откуда?
Говорю же, с работы!
Они снова рассмеялись.
Что ты там делал?
Писал статью о снеге.
Одноклассницы расхохотались. Я ничего смешного не говорил, правда, писал статью о том, что снег по городу, после праздников, убирают очень плохо, именно из-за этого мы сейчас широко шагаем, чтобы не топнуть в нём. Даже на пешеходных дорожках снег был в обилии, хоть и свалявшийся, грязный, притоптанный сотнями ног. Очень много снега.
Ты просто шедевр! Самый необычный парень, которого я когда-либо видела.
Спасибо.
За что?
Я стремлюсь отличаться от обычных людей, ты разве нет? Это же хуже всего, быть обычным.
Чушь, каждый человек необычный сам по себе!
А вот и нет, все похожи друг на друга, у всех одни и те же стремления, похожие чувства и жизни. Обыденность…
Я хотел рассказать о том, что хоть и каждый индивидуальность, обыденность над многими берёт верх. Женятся, выходят замуж, копят деньги. Машина, дети, квартира, дача, тёща, свекровь, ссоры, быт, любовники, любовницы, работа, деньги, выходные, усталость. И ты сам не заметил, а уже состарился, была ли жизнь, не было, не помнишь. Я промолчал, не стал ничего объяснять. В конце концов, это лишь моё мнение.
Жизни у всех разные и различаются! Вот когда ты любишь, для тебя этот человек особенный? Она больше утверждала, чем спрашивала. Я не многих любил, но причём тут особенность любимого человека, он такой, какой был до этого. Тебе нет разницы обычный он или особенный, ты просто его любишь и всё. Может быть, я не любил?
Нет. Не обязательно.
Как нет? А за что ты тогда его любишь?
Я не знал ответа на этот вопрос. Она очень быстро начала рассуждать о слишком серьёзных вопросах. Я не знал, как точно ответить ей, да и существует ли вообще ответ? Что такое любовь? Вот я и спросил.
Не знаю, а что такое любовь?
Мой вопрос она оставила без ответа, начала рассуждать дальше.
Ты любишь его за то, что он особенный, ведь ты же не полюбил никого кроме него!
Как можно вообще за что-то отдельное любить человека, пусть даже за особенность? Простых людей тоже любят.
…поэтому и получается, что все люди разные, а значит особенные!
Разный не значит особенный, до моего дома оставалось совсем немного, и при большом желании, я мог бы вынести ей толковый словарь, чтобы она убедилась в разнице этих слов. Я подумал, что спорить с одноклассницами довольно бессмысленное занятие. Даже если бы я сказал, что Земля круглая, а они считали бы, что она плоская, то нашли бы аргументы чтобы убедить меня в своей правоте. Потому что у них твёрдая пятёрка по математике, а у меня был пожизненный трояк? Не знаю.
У тебя на всё есть ответ, ты даже не думаешь, прежде чем отвечать – куча ответов, вот и всё, что у тебя есть! Ты обычная, как и все!
Я отчего-то злился. Когда люди в споре аргументам придают статус фактов. Мол, только так как говорю я, а иначе и быть не может, это злит. Я привожу собственные мысли и размышления, а она твердит одно и то же, словно заучила. Разве может получиться спор, если каждый будет убеждён в собственной правоте и не готов приводить доводы в защиту собственной точки зрения? Так, перебранка.
Ну, спасибо! Разговаривала со мной лишь одна из девушек, другая просто шла рядом, смотря под ноги, и слушала нас.
Мы дошли до моего подъезда, я остановился, собираясь попрощаться, и посмотрел на одноклассниц.
Ну и что такое любовь? Спросила, ухмыляясь, одна из девушек. По виду её можно было предположить, что она хотела сказать что-то вроде «ну и что такое любовь, мистер особенность?»
Любовь? Я задумался, глядя под ноги. Под ногами ответа не было – только снег. – Я знаю, что любовь бывает только безответная, а если двое вместе – это уже не любовь.
А что же это?
Не уверен. Думаю, это много чувств вместе, знаешь, страсть, забота, желание счастья близкому человеку…
И почему ты так считаешь?
Не уверен, говорю же, домыслы просто.
Наоборот, любовь возможна только когда люди вместе. У тебя никогда не было такого, что ты стремишься за человеком, хочешь с ним быть, а потом видишь другого, который идёт за тобой и оставляешь того, за кем стремился сам. Никогда такого не было?
Было. Но того, кого люблю, не могу разлюбить, а стремиться или не стремиться за ним вопрос отдельный.
Сочувствую твоей несбывшейся любви. Она и вправду жалела меня. Искренне сочувствовала моей не случившейся мечте. Это не правильно. Я не калека, за что меня жалеть?
А ты ухаживать за ней не пытался? (Вот теперь она поможет мне советом и всё получиться, уж у неё точно получиться, раз, два и готово, всё просто, а то, что я что-то делал четыре последних года это не в счёт.) Я вообще не рассуждаю об этой моей любви, да и не особо пытаюсь что-то предпринять. Просто живу с чувством где-то глубоко в сердце, даже привык к нему. Особо не переживаю, у меня вообще долгосрочные планы на эту любовь. Я улыбнулся собственным мыслям.
Пытался.
И что?
Ничего.
А ты не думал, что нужно оставить попытки её добиться на время. Стать самостоятельным, заиметь собственный дом, машину, стать человеком, и тогда она, девушка, сама придёт к тебе. Не думал?
Думал. Это первый шаг к обыденности, я так не хочу.
Одноклассница закатила глаза, но больше не смеялась. Вроде я прав? Кроме того, существовали смутные подозрения, что девушка может добиться всего перечисленного быстрее меня, почему бы и нет? Кому нужны эти гонки с жизнью? Не мне. Это всё напоказ, чтобы другие смотрели и завидовали, говорили «какой молодец, всего смог добиться в жизни!» И кто только заставил думать людей, что счастье в том, чтобы постоянно чего-то добиваться. Добиваться нужно если ты с помощью этого докажешь чего-то для себя, а когда делаешь это через силу, напоказ, получается плохо. Но и заимев «БМВ» последней модели, приличный счёт в банке, дом за городом и квартиру в центре не решишь ничего. Это здорово, конечно, но цель затраченных средств (времени, сил) ни капельки не оправдывала. Жить надо в своё удовольствие, какая разница, что считают другие?
А тогда как? – спросила она.
Действительно. Как?
Я не знал. Странно, но я никогда не думал о том, что можно сделать в такой ситуации (в которой сам и находился, великий мыслитель, блин). Что предпринять, чтобы девушка полюбила тебя? Нужно ухаживать – так, во всяком случае, в школе учили. Ещё можно добиться чего-то, как сказала одноклассница, и этим просто сразить возлюбленную, но я не хочу делать что-то чего не хочу делать.
Я запутался вконец. Поднимаясь к себе в квартиру, думал о том, что можно сделать, не противореча самому себе. Обыденность. У меня не будет «как у всех», если и будут машина, дом, деньги, всё это не будет ради любви! Упрямство ради упрямства. Ощущение зимы ради ощущения зимы. Любовь ради любви. Жизнь ради жизни. Дом с машиной ради любви. Зачёркнуто. Дом с машиной ради дома с машиной. Глупости какие, так и до шизофрении дорассуждаться можно. Слишком много думать вредно!
Я закурил, стоя возле окна в коридоре.
Работа надоела. Моя интересная, перспективная, интеллектуальная работа, которой я когда-то (всего пару месяцев назад!) гордился, осточертела. Я начинающий журналист, работаю в местной окружной газете.
Всегда хотел быть журналистом, а тут такое везение, с особым, как говориться приглашением. Прочитали мою заметку в студенческой газете и сами позвонили, пригласили работать. Хорошая работа, интересная, но даже она надоела. Пишешь и пишешь статьи, заметки, фельетоны, стараешься думать, что делаешь что-то полезное. По сути, я просто мусолю избитые темы и осыпаю критикой работу чиновников. Не знаю, так ли это, смотря как посмотреть – с оптимизмом или пессимизмом. Может, и правда делаю что-то нужное, просто в последнее время устал и обессилел, в таком состоянии в собственные силы-то не веришь, тем более в какие-то высокие идеи. Ещё это «ощущение зимы» накатило совсем некстати.
Я докурил сигарету и бросил её в пепельницу. Нужно уехать. На отдых на Гавайях денег не заработать, но путешествие по городам России оплатить в силах. Так почему бы и нет? Возьму отпуск, куплю билет на автобус (только не на поезд, а то получиться не путешествие, а поездка), уеду в Ростов-на-Дону! Точно, там было совсем не плохо отдыхать прошлым летом, знакомые остались – вот и навещу их! Остановлюсь в гостинице и буду пару недель жить в своё удовольствие, буду делать, что захочу – пройду курс социальной реабилитации! Я улыбнулся и подмигнул своему отражению на стекле. Наверное, я и вправду странный, не многие из тех, кого знаю, улыбаются и подмигивают своему отражению.
Глава II ИРА
Сейчас, вспоминая начало лета 2003 года, думаю, что это было самое беззаботное время в жизни. А тогда так не думал вовсе. Всегда так, не понимаешь, что живёшь в «золотое» время, относишься небрежно к свободному времени, не ценишь его. Только потом, когда прижмёт, и не хватает даже часа-другого для того, чтобы книгу почитать, начинаешь вспоминать себя: «да, мол, дурак был, неправильно распоряжался временем!»
Работа в редакции (за неимением тем для статей и редким выходом издания) превратилась во внештатную, и я имел огромное количество свободного времени. На работе я появлялся часам к четырём вечера, приносил, что написал до этого дома, разговаривал с журналистами, дизайнерами, верстальщиками, художниками и рекламными агентами (благо у всех также была масса свободного времени). Просто так разговаривал, совершенно не на рабочие темы, получал кучу ненужной информации и сам трепал языком. Говорили обо всём на свете: о женщинах и ночных клубах, о лете и отпусках, о музыке и антропологии, обсуждали последние события в Ираке, Чечне и (почему-то) в Африке. Вспоминали историю России, вплоть до диких племён. Впятером или вшестером с сотрудниками, мы выходили на улицу и стоя у подъезда редакции, курили сигареты, оценивая по десятибалльной шкале прохожих девушек. В жизни не происходило ничего нового, мир как будто замер, утопая в июньской жаре.
Каждый вечер я виделся с друзьями, мы встречались у кого-нибудь дома, покупали несколько упаковок пива и сидя в парке на скамейке, распивая купленное, тоже о чём-то говорили. Были дни, когда я говорил много, очень много: что-то сбивчиво рассказывал, шутил и смеялся, а были дни, когда говорить не хотелось, я молчал, пил пиво, курил и слушал разговоры других.
Друзья тоже считали меня странноватым, но редко вспоминали про это, привыкли. Особенно они не понимали резкие перемены моих настроений. Например, иногда удивлялись: «только минуту назад размахивал руками, подпрыгивал и громко объяснял, что-то об уходящем времени, а теперь словно воды в рот набрал, и слова не вытянешь!» (Я странным себя не считал категорически, отрицал и отнекивался, подумаешь, перемены настроения, с каждым случается!) Ночью, кто не хотел идти домой, шёл в ночной клуб или бар, благо летом вход везде бесплатный.
Дрых я после всего, до полудня точно, потом садился писать очередной материал, (это занимало два часа максимум) обедал, убирался в доме, слушал музыку или листал Интернетовские странички и ехал в редакцию. Всё повторялось по кругу. День Сурка. Вечное лето.
Ира позвонила во вторник и пригласила в кино. Она позвонила ровно в одиннадцать тридцать, когда я ещё спал, и разбудила меня.
Алло. Сказала она.
Алло. Ответил я.
Как твои дела, журналюга?
Словно День Сурка наступил, все удивляются смене моих настроений, ничего нового, в общем. Как ты?
Хм. Ты странно разговариваешь, ты ничего не курил? Ира хихикнула.
Нет, просто не выспался, а что не так?
Ты странный какой-то.
И ты туда же! Я просто слишком много думаю в последнее время.
Слишком много думать вредно! – наставительно сказала она.
Но это же я придумал.
Что?
Эту фразу. «Много думать вредно»
Да? Она помолчала. Слушай, что-то ты меня сбил совсем, ты в кино не хочешь сходить, а то мне очень хочется, а пригласить некому?
Хорошо я схожу с тобой, а что за кино?
Что-то вроде «Расхитительница гробниц 2»!
А…
Встретимся возле кинотеатра в пять!
Подожди, в пять, в трубке раздались гудки, я на работе…
Ровно в пять вечера, я стоял возле касс кинотеатра и курил «Winston One». Мимо проходили люди: кто-то куда-то спешил, кто-то прогуливался с детьми, кто-то точно так же как и я стоял и, скучая, разглядывал прохожих.
Иру я увидел издалека, она широко шагала (несмотря на высокие каблуки), изредка поправляя распущенные волосы. На ней была розовая, обтягивающая тело, футболка и коричневая юбка. В одной руке Ира держала сумочку, в другой мороженное (видимо только что купленное в «морожнице», у автобусной остановки).
Я стоял, прислонившись спиной к стене, курил и смотрел на неё. Чёрт, мне всегда нравилось смотреть на неё, у Иры потрясающая походка: ни элегантная, ни кокетливая, какая-то развязная, немного неловкая (казалось, она того и гляди, споткнётся и упадёт), но потрясающе обаятельная. Я усмехнулся: обаятельная походка это что-то новенькое.
Недостатком обаятельности Ира не страдала, она никогда не была красавицей, ни в четырнадцать, когда я первый раз увидел её, ни сейчас, в двадцать. Вздёрнутый носик, узкие губы, невыразительные серые глаза, но правильные дуги бровей. По всему лицу – веснушки, каждый год, весной и летом, лицо Иры было в ярких веснушках, словно в капельках грязи. Но заурядной её внешность назвать было сложно – она будто притягивала взгляд, когда шла по улице, прохожие мужчины оглядывались на неё, некоторые пытались познакомиться, угостить кофе, пивом, сигаретой. Она очаровывала всех и всем: манерой общения, улыбкой, движениями, походкой, мимикой, жестами, всё в ней казалось обаятельным. Причём проделывать всё описанное не составляло ей никакого труда, да и она не старалась, просто всё выходило очень естественно, а от того ещё более волнующе.
Я попытался вспомнить, какой узнал Иру. Мы познакомились лет шесть-семь назад, в школе, когда её перевели в наш класс. Взбалмошная девчонка, всё время в своих мыслях, постоянно что-то пишущая за партой (даже на переменах). Она писала так быстро, что иногда, мне казалось, вот-вот ещё немного и задымится ручка, которая с невероятной скоростью скользила по бумаге, под её рукой. Уроки, занятия, уроки… она только и делала, что училась.
Я сидел на парте впереди неё и часто пытался заговорить или развеселить, а ей было всё равно, она была поглощена собственными устремлениями, и на общение со мной (да и с другими) её времени не хватало. Личные амбиции, гордость и целеустремлённость всегда были в ней, она пыталась скрыть их как могла, но получалось плохо. Староста класса, девчонка с ярко выраженным эго, у неё не было настоящих подруг, да и кто захочет дружить с той, которая всегда предпочитает личные прихоти, чужим.
Тогда она была совсем нескладной, только-только в ней появлялась теперешняя женственность и обаятельность, не многие могли разглядеть в ней что-то незаурядное. Я разглядел, мне уже тогда нравилось смотреть на неё, за её движениями и жестами. Порой, на перемене, когда большинство одноклассников уходили из кабинета поболтать в коридоре и повеселиться, я садился на последнюю парту и смотрел на Иру, как она что-то быстро пишет в тетрадь, поправляет волосы. Иногда мы оставались одни, а она даже не замечала, что я наблюдаю за ней. Это было настоящим наркотиком: каждый день видеть её. Дошло до того, что я приходил в класс только чтобы посмотреть на Иру, поздороваться, что-то сказать. Мы мало говорили, и если говорили, то о вещах не интересных нам обоим, никак не могли найти общих тем.
Время шло, и мы окончили школу. Последний звонок, выпускной, я всё это хорошо помню. Она поступила в платный институт, а я в обычный техникум, дороги наши разошлись. Но мы всё равно часто виделись на автобусной остановке, снова говорили о чём-то неважном.
Первый курс, второй. Ира увлеклась молодёжным политическим движением, вступила в какую-то партию. Мы тогда совсем не виделись, я ничего о ней не знал, но вспоминал очень часто. Узнавал про неё только от друзей что-то вроде: Ира встречается с одним парнем, с другим, третьим, Ира отрывалась в центральном клубе на дискотеке в пятницу, Ира выступала перед полным залом, агитировала вступить в партию, Ира там, Ира здесь, Ира то, Ира сё. Её жизнь буквально кипела, в школе она ни с кем не встречалась, а теперь на тебе, меняла парней одного за другим. Я изредка звонил ей, пару раз за год заходил в гости, выпить чаю, но в основном ей было недосуг общаться со мной, она не воспринимала меня всерьёз, не понимала, зачем я звоню. А я сам не знал. Может, был влюблён, может, не мог забыть о ней, скучал, всё-таки в школе мы проводили вместе довольно много времени.
Тогда, пару лет назад, я едва мог придти в себя после очередной бурной ночи (только для того, чтобы вечером начать всё снова). Сутками напролёт я закидывался лёгкими наркотиками, таблетками или порошками, отвисал в ночных клубах, по нескольку дней подряд не приходил домой. Учёба была для меня пустым звуком, казалось, после школы я потерял что-то важное для себя, какая-то струна внутри натянулась до звона и лопнула. У меня не осталось корней, не осталось друзей, я бесцельно тащился по жизни, совершенно не представляя, что с этой жизнью можно сделать. В то бредовое время я и написал что-то в студенческую газету, пару заметок и какой-то психоделичный рассказ, из-за которых впоследствии меня заметили, и я стал работать в серьёзной редакции.
Так всё и шло. Ира занималась тем, чем хотела, у неё появилось много знакомых, масса новых убеждений, целей и друзей. Она была счастлива, живя такой жизнью. А я наоборот всё потерял, да и не переживал особо по этому поводу. Развязный парень, безалаберный, весёлый, ничего не стесняющийся, грубый, часто пьяный или под кайфом. Я расточал себя, как мог, не видя, куда идти по жизни.
Позже, когда начал работать в газете, сразу же бросил прежний образ жизни. Целыми днями только и делал, что читал, писал, переписывал, изо всех сил старался быть лучше и что-то, наконец, стало получаться. В редакции меня хвалили, давали всё больше заданий и тем. Про Иру я не вспоминал, все мысли были заняты работой, как в редакции, так и над собой (кто бы, что ни говорил, а не просто возвращаться в реальный мир после наркотиков). Но в начале этой весны мы снова повстречались.
Был какой-то знаменательный концерт, и меня послали писать обзор. С Ирой мы встретились в тёмном зале, среди рукоплещущей толпы. Вместе пошли курить, я рассказывал о том, как живу, и она рассказывала в ответ о себе. Впервые после школы мы так вот просто болтали. Что-то в ней было не так, что-то изменилось. Не было прежней уверенности и целеустремлённости, она напоминала меня, каким был всего несколько месяцев назад. (Потом я узнал, что она встречалась со взрослым мужчиной, который недавно бросил её). Мы досмотрели концерт до конца и вместе поехали домой (жили совсем недалеко друг от друга).
Весной мы начали чаще видеться, звонили, заходили в гости. За пару месяцев узнали друг о друге гораздо больше, чем за прошедшие годы. Ира, казалось, обрела былые качества, стала снова заносчивой, иногда резкой, уверенной в себе. Тем не менее, мы отлично ладили, раз в неделю встречались или разговаривали по телефону. Ира ушла из одной общественной организации и теперь работала в другой, конкурирующей, а я писал статьи для газет. Всё снова было «как всегда». Время застыло. Лето. День Сурка.
Привет! Здорово вписался в пейзаж! Ира подошла и, жмуря глаза от солнца, улыбнулась. На мне тёртые клешёные джинсы и белая футболка стреч с надписью красным «СССР». Я стоял, облокотившись о стену, глядя на собственный ботинок, подобрав одну ногу, и курил. Прохожие косились на меня, им такое поведение казалось, наверное, вульгарным. А мне было всё равно, я привык себя так вести, привык вызывать неприязнь (у некоторых мужчин и женщин) и некое восхищение стильной безалаберностью (по большому счёту, у молоденьких школьниц). Мне было всё равно, кому я нравлюсь или не нравлюсь, что обо мне подумают окружающие, но вести себя так научила сама жизнь – общество ненавидит и презирает бездельников и наркоманов, а бездельники и наркоманы платят обществу той же монетой. Я посмотрел на Иру из-под длинной чёлки, и выпустил изо рта струйку дыма. Подмигнул и улыбнулся в ответ.
Рад тебя видеть, потрясающе выглядишь!
Мы поцеловались в щёку.
При встрече мы всегда улыбались друг другу и целовались в щёку. Всё так же, как и десятки раз до этого, подумалось мне. Вечное лето. День Сурка. Это неправильно, застывать во времени. Нужно всегда быть в движении, во всём. Если ты не двигаешься, значит стоишь на месте, попусту растрачиваешь время. Я в который раз подумал, «надо что-то делать, пора что-то менять».
Глава III ОБОЯНИЕ НОГ
Мы прошли к кассам и купили два билета, уселись на кресла в кинозале, фильм вот-вот должен был начаться. Если честно, мне не было интересно ни капельки, кино оказалось довольно скучным и смотреть (кроме как на высокий бюст Анжелины Джоли) было не на что. Во время фильма Ире постоянно звонили на мобильный телефон, она подолгу с кем-то разговаривала, один раз даже выходила из зала минут на десять. Всякий раз, когда звонил телефон, я ощущал себя полным идиотом. Пошёл в кино с девушкой, послушать, как она деликатно беседует с другими.
В то время как Ира разговаривала по телефону, я смотрел на её ноги. Глупо пялился на голые коленки подруги. Что в ней такого, думал я, как эти ноги могут создавать такую очаровательную походку? Обычные женские ноги, немного кривые даже, что в них особенного? Мне захотелось рассмотреть их ближе, повертеть перед глазами, вдруг, и вправду в них что-то особенное? Ира переставала говорить, и я снова пытался вникнуть в простой сюжет фильма.
Я не люблю боевики и экшн. Не всегда до меня доходит юмор американских комедий. Мне нравится смотреть японские анимэ, я готов днями и ночами просматривать один мультфильм за другим. В анимэ есть сюрреализм и нереальность. Есть доброта и обязательно наличествует любовь. Порой не понимаешь, кто среди героев положительный и отрицательный персонажи, сюжет всегда запутан, нестандартен.
Фильм закончился, Лара Крофт победила врагов и предательски убила единственного друга, которого сначала и затащила во всю переделку. Женщины, подумал я, никакой логики. Чёрте что!
Выходя из зала, мы даже не обменялись впечатлениями об увиденном, ясно было, что фильм не смотрел ни один из нас. Оказавшись на улице, я закурил, шёл рядом с Ирой и думал о том, что мы всегда так ходим, то ли вместе, то ли врозь. Никогда не держались за руки за всё время знакомства, никогда не обнимали друг друга. Я представил: как это, держать Иру за руку. Мысль получилась очень реальной, в моём сознании Ирина рука оказалась тёплой и податливой, немного мягкой и чуточку твёрдой. Я перевёл взгляд на спутницу, она шагала медленно, задумчиво глядя под ноги. От прежней лёгкой весёлости, что была до входа в кинотеатр, не осталось и следа.
Что случилось?
Ничего, ничего, просто…
Что?
Да так, подумалось. Мы домой?
Мне нужно было зайти в редакцию, спросить, не надо ли внести правку в свежий текст, но газета выходила только через три дня, и я решил отложить всё на завтра.
Я не хочу домой!
Ира потеряно уставилась на меня. Мне, правда, совсем не хотелось домой. Я немного помолчал и спросил.
Как тебе фильм? Понравился?
Честно говоря, не очень.
Мне тоже, я мультфильмы люблю, японские, анимэ.
Да? А у меня есть один дома, я только никак не могла посмотреть, «Унесённые призраками» называется.
Приглашаешь?
Приглашаю!
Ира слабо улыбнулась мне. Я хотел ей помочь, ободрить, ясно, что телефонный разговор, когда она выходила из зала, был не из приятных. Но Ира терпеть не могла, когда кто-то спрашивал о личном. Я это прекрасно знал и понимал, и всё же.
Скажи, что-то случилось, тот, кто звонил, с кем ты так долго говорила, чем-то обидел тебя?
Нет, это по работе звонили. Я уходить из движения собираюсь, и уже вроде как ушла. Грустно как-то. Я и в кино тебя позвала только чтобы просто увидеться, развеяться. Ты на меня ободряюще действуешь, с тобой всё становится странным, но появляется уверенность в себе. Ты один со мной так долго, не забываешь, звонишь. У меня отвратительный характер, и как ты только меня терпишь? Получается ты мой единственный друг.
Я промолчал. Мне вовсе не хотелось ничего говорить, а Ира наоборот выговаривалась. Я был не против.
У меня никогда не было настоящей подруги, гляжу на тебя и понимаю, ты – счастливый человек, у тебя есть друзья и любимое занятие, ты же с удовольствием выполняешь свою работу. А я никак не найду своего места в жизни!
Я молча шёл рядом, слушая Иру вполуха. Я мог бы ей рассказать многое о поиске места в жизни, мог рассказать о том, чем занимался после школы, она ведь знала об этом только понаслышке. Я мог рассказать о сожженном наркотиками сознании. Я мог рассказать, как просыпался среди ночи, в поту, хватал ртом воздух, подходил к окну и по три-четыре часа смотрел невидящими глазами на улицу. Я мог рассказать, о чём думал тогда: о жизни, пустой, бессмысленной, глупой и никому не нужной. Я мог рассказать о таблетках, спасающих от пустоты: что да как, какие и сколько стоят, где лучше не брать, а где только качественный товар. Я бы мог сказать, детка, у тебя есть личный «ободритель», которому ты можешь поплакаться в жилет, но только не надо считать себя самым несчастным человеком во Вселенной, приводя в альтернативу меня, как эквивалент счастья. Мне не лучше чем тебе, у каждого в голове свои тараканы. Важно лишь как ты сама относишься к своим проблемам, важно только твоё отношение. Если есть проблемы – нужно их решать. Нет друга? Найди! Это не сложно, сложно сделать, чтобы он остался твоим другом, а ты не можешь так. Ты вспоминаешь о людях только когда тебе что-то нужно, ты можешь с лёгкостью порвать отношения, ради собственного комфорта. А теперь ты говоришь о проблемах, что ты хочешь сказать, чего я не знаю? Банально, но каждому собственная судьба кажется самой несчастной, трогательной и незавидной. Я пожалел о том, что спросил Иру о телефонном звонке.
Ира говорила ещё долго, а я шёл рядом и думал: обычные ноги, как у всех, ничего особенного, и как они могут быть настолько обаятельными?
О чём ты думаешь? Спросила она вдруг.
Думаю о ногах. У всех они одинаковые, но у некоторых ужас, какие обаятельные!
Обаятельные ноги? Странное выражение. Ты ненормальный? Ира улыбнулась и повеселела. Я был рад, что она отвлеклась от грустных мыслей.
Мы шли пешком несколько километров, и когда до дома оставалось немного, остановились передохнуть возле одного здания с высокой каменной лестницей, ведущей к входным дверям. Я взобрался на самый верх, затащив за собой Иру, и уселся на ступеньках. Отсюда было видно высоченные дома, стоящие далеко-далеко, через железную дорогу.
Ира тоже присела на ступеньку рядом, и мы долго смотрели на индустриальный пейзаж. Солнце садилось, отражаясь рыжим на стёклах высоток. Срочных дел не было, забот никаких, не знаю как моя спутница, а я бы мог сидеть здесь хоть всю ночь, пока не стало бы холодно или я не захотел бы есть. Вообще человеческие нужды, потребности организма, сильно ограничивают человеческие же чувства. Правильно говорят, Святым Духом сыт, не будешь, конечно, не будешь! Есть и пить что-то всегда надо. Я представил себе мир, где решена проблема еды и питья, скажем, изобрели такую таблетку: съедаешь её, и целый месяц не хочется пить и есть. Здорово. Можно путешествовать пешком хоть на край земли, сколько бы свободного времени было у людей! Ещё одна таблетка от сна и усталости – точно так же на месяц, спать не хочется, шатайся всю ночь по улицам, слушай музыку в плеере и наслаждайся жизнью, здорово! А сейчас, что? Нужно работать, чтобы есть и пить, усталость под вечер валит с ног, рутина. Заработать на квартиру в центре, накопить на машину, подарок жене и детям, минус триста долларов на еду. Чайник сломался – нужен новый, дети хотят домашний кинотеатр, жена новое пальто. Ком обыденности увеличивается, растёт и, наконец, становится неподъёмной ношей. Конец сказки. Пуля в лоб. Тихая смерть в постели от старости. Сбила машина. Кирпич на голову. Тысячи мыслей в голове роятся словно пчёлы. Успеть туда, сделать то.
Вот, хотя бы эта многоэтажка. Сколько там этажей, двадцать два? На каждом по дюжине окон. Сколько там человек в каждой квартире? У каждого своя жизнь, отличная от других, но по-своему одинаковая. Дом, словно муравейник, с утра просыпается и спешит куда-то. Вечером муравьи закупоривают ходики и укладываются спать. Сколько таких муравейников по городу? Сотни тысяч, город это гигантский муравейник, как в песне Цоя: «Кто-то лапку сломал, не в счёт, а до свадьбы заживёт, а помрёт, так помрёт… И мы могли бы вести войну против тех, кто против тех, кто за нас». Я почесал затылок, песни «Кино» всегда наводят на мысли и наоборот, мысли наводят на песни «Кино». Кажется, Цой спел обо всём на свете, каждую из песен можно применить к сотне жизненных ситуаций.
Я посмотрел на Иру, она молча смотрела вдаль. Наверное, заскучала. Со мной заскучаешь, сидит себе, развивает всякие дурацкие мысли и даже не замечает, что не один.
Знаешь, у меня есть идея. Тихонько прокашлявшись, начал я.
Какая?
Написать что-то такое вроде «Тысячи историй». Посмотри туда. (Я указал на высотку за железной дорогой, на стёклах которой переливалось солнце). В каждой квартире живут люди. Некоторые плохие, некоторые хорошие, третьи не поймут, зачем живут, четвёртые мечтают быстрее уехать из этого дома, другие наоборот счастливы, что заимели там квартиру. Дом, словно сложен из ячеек-окон, и в каждой этой ячейке живёт собственная судьба. Только представь: вон в том окне, что справа, живут девушка и парень, они безумно любят друг друга, но всегда сорятся. Они никак не поймут, что предназначены друг для друга, не влюблены, именно предназначены! В окне пониже живёт семья: папа, мама, сын и дочь. У них обычная семейная драма, как у всех, дочь опаздывает домой вечерами, сын плохо учится в школе, отец работает инженером, а мать кассиром в магазине, обычная жизнь. Стоит подкинуть им что-то необычное, изменить упорядоченный уклад, и их жизнь закипит. Как они поведут себя, каждый, если, например, получат в наследство миллион долларов?
Но в том окне, на котором, видишь, даже солнце не отражается, живёт пожилой человек, он старый, сумасшедший маньяк. Однажды он целый месяц следил за девочкой из соседнего подъезда, ходил за ней повсюду и однажды решил напасть. Он маньяк, знаешь, как в книгах Стивена Кинга? Сотня судеб и жизней, совершенно разных, и всех объединяет одно: многоэтажный дом. Люди из этого дома встречаются, вынося мусор, на лестничных клетках, они каждый день видятся в лифте…
Ира молчала. Я тоже замолчал и глубоко вздохнул. Слишком много думать вредно, Ире точно не нравятся эти пространственные рассуждения. Она задаёт чёткий вопрос и получает чёткий ответ. Ей всегда важна адекватность во всём. Ей нужен адекватный ответ на адекватный вопрос. Ей нужна адекватная речь. Ира просто обожает адекватность во всех проявлениях. Крайне обаятельная и весьма адекватная. Хотя нет, сама иногда как начнёт говорить образами, только успевай хвататься за обрывки мыслей. Ира тоже глубоко вздохнула.
Было бы здорово, если бы ты что-то написал такое. У тебя получилось бы. Мне нравится читать твои рассказы.
Эх. Вздохнул я.
Эх. Вздохнула Ира.
Давай посмотрим мультфильм завтра?
Хорошо, завтра.
Мы сидели на ступеньках очень долго, до тех пор, пока не стало холодно и нам не захотелось есть.
Глава IV МИР ИЛЛЮЗИЙ
С утра меня всегда будил телевизор. Я заводил его на будильник, включал музыкальный канал и утром просыпался под музыку. Сегодня я даже улыбнулся, с экрана мне строила глазки Кортни Лав и группа «Хоул». Клип «Селибрити скин» с повешенными феями, явно противопоказан для психики утром, но сама песня утренняя, энергичная такая, там, что-то даже про утро поют: «Вен ай вейк ап, ин май мейк ап…». Я встал, потёр глаза и, накинув халат, босыми ногами протопал на кухню, включил чайник. Пока вода закипала, я умылся и выключил телевизор. Кортни Лав в последний раз состроила мне глазки: «Ю вона пада ми?». Экран погас. Тишина в доме.
Я попытался вспомнить о сегодняшних делах. Дел нет. Заехать в редакцию и взять правленый текст, наверняка половину придётся переписать. Потом домой. Сегодня пью, решил я, напьюсь пива и начну писать о доме-муравейнике. Сегодня уже мыслей по этому поводу меньше, чем вчера, но начать можно хотя бы с парня и девушки, кто они будут?
Парень с успехом может быть начинающим журналистом. Недавно он что-то пережил, что никак не выходит из головы, что-то незначительное для других, но важное для него. Смерть друга. Или он бывший наркоман. Да, это больше подходит, можно показать его изнутри, благо опыт наркомании имеется.
Я насыпал в кружку растворимого кофе и залил кипятком. Сколько раз читал на банке: «залить горячей, но не кипящей водой» и всё равно заливаю кипятком. Добавил три ложки сахара и размешал. Сел на табуретку и отхлебнул из кружки.
Журналист из него не ахти какой, парень пытается строить новую жизнь, но не понимает для чего. Понимает только, что нужно стараться изо всех сил, а зачем не знает. Так и живёт, пытается что-то сделать, небольшие успехи, такие же незначительные неудачи. А девушка? Кто будет девушка?
Зазвонил телефон, и я тупо уставился на чёрную трубку. Зазвонил раз, второй, третий. Я потянулся к трубке. Кто же будет девушка?
Алло.
…лучший начинающий политик города Зеленограда!
Что? Я растеряно хлопал глазами. Это была Ира.
Я говорю, тебя на прогулку приглашает лучший начинающий политик города Зеленограда, а ты ещё дома сидишь!
Хм
Хочу кататься. У тебя ролики есть?
Нет, роликов нет. Велосипед есть. Его Крисп зовут
Велосипед? Крисп?
Да, велосипед так зовут, а как зовут твои ролики?
Знаешь, я как-то не имею привычки давать имена неодушевлённым предметам. Да и роликов-то пара ведь, каждому имя нужно
Пусть их зовут Левый и Правый, как тебе?
Мне нравится. Так ты идёшь? Едешь, то есть?
Еду
Тогда я шнурую Левого и Правого, и к тебе!
Хорошо, я одеваюсь, и вместе с Криспом жду тебя у подъезда
Пока
До встречи
Я нажал «Off» на телефоне и отхлебнул из кружки. Политик, так политик. Девушка будет иметь гигантское шило в заднице, будет влезать всюду, куда только можно влезть, попадать из-за этого в неприятности. Взбалмошная и чересчур самоуверенная. Яркая личность. Со своими странностями, конечно, но у кого их нет? Я надел шорты и футболку, зашнуровал кроссовки, повязал на голову бандану.
Сумасшедшая девчонка с постоянно меняющимся настроением. Весёлая, грустная, болтливая, задумчивая: но это только видимая часть характера. В глубине души она добрая, застенчивая и домашняя. Я вызвал лифт и когда он приехал, закатил внутрь Криспа, нажал кнопку первого этажа.
Отношения у них натянутые, видятся только вечерами и никак не могут быть вместе. Девушка то и дело пропадает куда-то, говорит, что по делам, а сама разъезжает на машинах с другими. Не изменяет, нет, но парень всё видит именно так. А вообще, зачем им быть вместе? Пусть они даже не целовались ни разу, просто понимают, что в них живёт особенное чувство, с оглаской которого нельзя спешить. Она часто ночует у него, просто остаётся на ночь, но у них нет отношений больших, чем попадающие под определение «дружба». Когда она приходит к нему вечерами, они долго разговаривают на кухне, потом он разбирает для себя диван, а она сворачивается калачиком на кровати. Стоя у подъезда, я увидел, как из-за угла показалась Ира, нечего сказать, она хорошо держалась на роликах. Очень естественно и обаятельно. Ира, завидев меня, помахала рукой, я поднял руку в ответном приветствии. Она подъехала, остановилась возле меня и чмокнула в щёку.
Куда поедем?
Куда глаза глядят! Я сел на велосипед и поехал вперёд.
Как насчёт того, чтобы отправиться в «старый» город? Покатаемся по Парку Победы, на фонтаны посмотрим?
Догоняй! Ответил я.
Мы очень долго катались, часов пять или шесть. Объехали все достопримечательности нашего городка, скатывались с горок и поднимались вверх, болтали обо всём на свете. Когда Ира уставала, то хваталась за меня и я, крутя педали, вёз нас обоих. Мой велосипед скрипел педалями, но справлялся с задачей. Крисп – старый велосипед, сейчас ему уже около семи лет. Красная рама, восемнадцать скоростей, прямой руль, широкая резина и большие колёса, Крисп был горным велосипедом. Он отлично справлялся с ездой по пересечённой местности, был лёгким и манёвренным. Вообще этот велосипед принадлежит моему двоюродному брату, но пару лет назад я взял его покататься, да так и оставил у себя. Раньше каждый парень гордился бы, заимей такого «железного коня», когда Крисп появился у брата, таких велосипедов не было почти ни у кого. Сейчас он, конечно, не в моде, да и ломаться стал часто. Например, характерный скрип пластиковых педалей (скрипели они, уже тогда, когда я впервые прокатился на Криспе) и постоянно слетающая цепь.
Как, ты говоришь, его зовут? Спросила Ира, когда мы уселись отдохнуть в Парке Победы на лавке напротив фонтана.
Крисп.
Какое странное имя, а почему Крисп?
Ты слышала, как скрипят его педали?
Да
Вот поэтому и имя такое ему дал, Крисп – Скрип, из слова Крисп можно составить слово «скрип»
Хм. Познакомь нас!
С удовольствием. Ира, это Крисп, Крисп, знакомься, это Ира! (Пожми его за руль) Прошептал я заговорщически. Ира хихикнула и ухватила (весьма обаятельно) велосипед за руль.
Приятно познакомиться, Крисп, надеюсь, мы поладим!
Он не очень-то любит девушек, ревнует ко мне
Значит, мне пока нельзя на нём прокатиться?
Пока нет. Да и Левый с Правым не поймут, если ты на их глазах начнёшь заигрывать с Криспом
Ира улыбнулась мне. Я улыбнулся ей в ответ. Было здорово сидеть вот так и разговаривать ни о чём. Солнце не пекло, но грело, фонтан веял влагой, по всему выходило, что день удался. Печально, что нужно было возвращаться домой. Радовало (почему?) одно: я возвращался домой к Ире, она пригласила в гости, смотреть японский мультфильм.
Проходи. Сказала Ира.
Я шагнул через порог и оказался в её квартире.
Ты одна? В коридоре я заметил пару тапочек, и только Ирины кроссовки.
Да, родители вернуться в воскресенье вечером, когда пришла, их уже не было, оставили записку и денег, киданули меня, короче
Ясно
Угу. Чай будешь?
Нет, спасибо, давай уже крути киноленту. Механик
Проходи в комнату, садись
Приехав в наш район, мы разошлись по домам. Я оставил велосипед в коридоре, сходил в душ и переоделся в джинсы и футболку, после зашёл к Ире. Она тоже только вышла из душа, (волосы были мокрыми) и переодета в домашнюю одежду: просторные спортивные штаны и футболку без рукавов.
Я сел в компьютерное кресло, Ира пару раз кликнула мышкой, и мультфильм начался.
Ты любишь варёную сгущёнку?
Нет. Я вообще сладкое не очень люблю.
А я сгущёнку просто обожаю и, если не возражаешь… Она достала откуда-то початую банку варёной сгущёнки, зачерпнула ложкой и принялась облизывать.
Ничего себе! Подивился я. И как это тебе удаётся оставаться стройной?
Она пожала плечами.
Я уставился в экран.
Унесённые призраками. Озвучил переводчик появившиеся на мониторе японские иероглифы. Ира села ко мне на колени, я приобнял её за талию. Два часа, пока шёл мультфильм, я не убирал руку, казалось, вот-вот и рассыплется что-то важное, какое-то еле уловимое чувство.
Здорово! Сказала Ира.
Да, очень хороший мультфильм
Уже темно
Первый час
Так ты хочешь чаю?
Хочу
Пойдём на кухню
Пока Ира ставила на стол печенье, мыла кружки и занималась прочими хозяйственными делами, я рассматривал скатерть на столе. Точно такая же была у многих знакомых. Витиеватые узоры закручивались, превращаясь в ещё более сложные, цвета менялись от узора к узору. Обычная скатерть, у многих есть такая на кухне, но на каждой кухне она выглядит особенной, неповторимой. Может быть, об этом говорила одноклассница тогда? Имела в виду, что вещи, люди могут быть особенными независимо, походят они друг на друга или нет. Действительно странно, обычная скатерть! Я раз за разом разглядывал узоры на ней и никак не мог понять: что так привлекает взгляд, что же в ней особенного?
Ира пододвинула ко мне кружку с чаем и сахарницу, села напротив и уставилась в никуда. Всё как всегда, три ложки сахарного песка, размешать и отпить.
Теория обыденности провалилась на глазах публики. Теоретик осмеян критиками, постулаты и аксиомы остались нетронутыми. Скатерть торжествует! Задумчиво декламировал я.
Что? Ира заморгала и посмотрела мне в глаза.
Моя теория, получается, была не верна с самого начала, если вещи кажутся особенными только в том месте, где находятся, в другом месте они могут быть обычными и наоборот. То же можно сказать и о людях, их обычность или особенность зависят лишь от того, в каком обществе они находятся. Но это неправильно, общество не должно «делать» людей, это из людей, их характеров и настроений, должно получаться общество. Но если так оно и есть, значит достаточно поступить «из рамок вон» чтобы стать особенным. Прыгнуть с окна. Стать победителем олимпиады. Быть всегда первым или всегда последним. Главное не принимать навязываемых правил. Протест принятой морали. Я ухмыльнулся, такие размышления одобрил бы любой подросток переходного возраста, вот у кого бы они нашли отклик и горячее одобрение.
Ир, ради тебя кто-нибудь делал что-то «из рамок вон»?
Как это?
Ну не знаю. Всякое бывает лет в пятнадцать-шестнадцать, ну там резал вены из-за безответной любви, взбирался на дерево и пел серенады, не знаю, чего только не придумает изощрённый подростковый разум?
Я как-то не заметила этого возраста. Точнее, наверное, он у меня поздний и бесконечно длящийся. В пятнадцать лет я была занята чем-то, времени не было думать о смысле жизни, любви и подобных вещах, пару лет назад стукнуло в голову, что-то сломалось, и всё, понеслось. Сижу и думаю, когда он закончится, этот возраст, а, вдруг, никогда? Она глубоко вздохнула. А к чему ты затеял этот разговор?
Я хочу уехать из этого города, из этих мест. Просто сменить общество, здесь я кажусь себе обычным.
Куда уехать?
Не знаю. Просто уехать. Без денег, без особых сборов, просто в одно утро проснуться, позавтракать и отправиться далеко-далеко.
Как же ты далеко уедешь без денег?
Запросто. Люди автостопом же путешествуют! В конце шестидесятых в Европе, Америке, даже в Союзе было увлечение, называлось «хайк», это когда разные хиппи там, битлы, в общем, молодёжь путешествовали по городам, жили чёрте где. Хич-хайкинг – есть такое выражение в английском языке, нечто большое, чем просто путешествие. Не могу объяснить, в общем хайк – это хайк.
Хм. А почему ты спросил, делал ли кто-нибудь «из рамок вон» ради меня?
Я… ну, в общем, просто спросил.
И когда ты планируешь свой хайк?
Через неделю, примерно. Ответил я, не думая.
А еда? Что ты будешь есть и пить? Где ночевать?
Это уже другой вопрос, об этом я буду думать, когда мне захочется есть или пить. Делай что хочешь, прямо здесь и прямо сейчас, вот первое правило хайкеров!
Хм. Ира облизнула ложку с варёным сгущённым молоком.
Когда мы прощались, Ира поцеловала меня в щёку. Позвоню тебе с утра, пообещала она. Я шёл домой и думал об Ире. Я спросил её «не делал ли кто-нибудь подобного ради неё» по простой причине: не хотелось повторяться и быть обычным в этом. Я решил, что уеду очень далеко, что буду посылать Ире письма каждый день, рассказывать о путешествии и приключениях. В том, что приключения будут, я не сомневался, это не было темой для рассуждений. Аксиома. Теорема, не требующая доказательств. Солнце встанет, приключения будут.
Странное дело, думал я, как сильно любовь похожа на наркоманию. Если ты был наркоманом, а потом завязал, достаточно одной маленькой дозы, чтобы вернуться в мир иллюзий. Одна маленькая доза и ты вновь потерян для мира, возвращаешься к прежнему образу жизни, снова голоса и галлюцинации, откуда-то из глубин памяти всплывают забытые словечки-жаргоны вроде «зацени тему, чувак, типа движняк сегодня в дебаре надо оторваться по полной». Благословенный иллюзорный мир. Ты начинаешь разговаривать на каком-то другом языке, видишь мир иначе, чем прежде, веришь собственным ощущениям, словно чувствам, походка становится лёгкой и развязной. Только подумать, для такого преображения достаточно лишь маленькой дозы. Главное чтобы ты уже когда-то плотно «торчал», уже бывал под жёстким «хардкором».
С чувством любви то же самое. Уже «торчал»? Бывал под «хардкором»? Для преображения достаточно самой маленькой дозы. Два часа держать руку на талии. Вместе пить чай на кухне. Кататься по городу: она на роликах, он на велосипеде. Он на Криспе, она на Левом и Правом. Добро пожаловать в мир иллюзий!
Глава V ПОЛЕ ЧУДЕС
Второй час дня. Занавески колышет тёплый ветер, одеяло откинуто, я лежу в трусах на кровати и потягиваю из банки пиво. Пьянству – бой. И гёрл!
Вчера, по пути домой, зашёл в магазин и набрал баночного «Ловенбрю». Полночи не мог уснуть, включил компьютер, бесцельно рылся в Интернете, и пил, пил, пил. Как заснул, не помню, зато помню, как проснулся. Как проснулся и позвонил Ире, как долго и заунывно слушал длинные гудки в трубке. Помню, как звонил на мобильный телефон. Абонент не отвечает или временно недоступен.
Иры не было дома. Запись маркером на коре головного мозга: «Позвоню тебе завтра с утра». Я откупорил очередную банку и принялся пить, пить, пить. Почему она не позвонила? Почему отключён мобильный телефон? Куда она могла пойти? Вопросы вертелись один за другим и не находили ответа, словно «колесо фортуны» в «Поле Чудес». Вы в финале, крутите барабан! Итак: стиральная машина (где она?), микроволновая печь (почему не звонит?), холодильник (я люблю её?), мотороллер (почему отключён мобильник?). А-а-автомобиль! Настоящая карусель мысли: колесо фортуны вращается, вопросы повторяются, ответов нет, я потягиваю «Ловенбрю».
К четырём часам дня я уже был пьян и всё также в трусах, лежал на кровати. В очередной раз набрал номер Иры, прилежно прослушал сообщение автоматического оператора мобильной связи, и долгие гудки домашнего телефона (кстати, с определителем), и положил трубку.
Я не знал, что мне делать, поэтому решил предпринять любые активные действия, чтобы отвлечься от мыслей об Ире. Для начала решил подсчитать свои шансы на выживание в этом бессердечном мире. «Ловенбрю» оставалось три банки, сигарет в пачке восемь штук, на балансе Интернета восемьдесят три рубля и сорок две копейки, на балансе мобильной связи пять долларов семьдесят пять центов, в кошельке сорок четыре рубля, в закромах восемьсот рублей ровно, в холодильнике две сосиски (одна из которых надкусана мной же), шесть яиц, полкило пельменей и пакет молока. Что-то ещё? Ах, да! В записной книжке две девушки дадут в течение недели точно, три наверно, пять может быть, восемнадцать не дадут точно, Ира в рейтинге не участвует по моральным соображениям.По всему выходило, что недели две, если не шиковать, продержаться можно.
Я открыл одну из трёх оставшихся банок пива и, крепко сжимая её в руке, прошёл к книжной полке, среди научной фантастики или «фэнтези» у меня давно покоился дорожный атлас, пора подумать о маршруте хайка. Я достал атлас («Дороги России ‘97») и начал методично отрывать твёрдую обложку, в маленький оранжевый рюкзачок, что я приметил для путешествия, чудо размером А4 точно не влезет. Удовлетворившись вандальным потрошением атласа, вооружившись карандашом, я снова плюхнулся на кровать.
Хорошо бы сделать конечным пунктом назначения Ростов-на-Дону (пусть так и будет, почему бы и нет?), с другой стороны неплохо было бы навестить друзей в Твери и Ло в Питере. Ростов на юге, Питер на севере, дилемма получалась неразрешимой, пока я не допил очередное «Ловенбрю». Гулять, так гулять, крюк в полторы тысячи километров сполна окупится удачными встречами с друзьями и Ло. Я прочертил линию карандашом по трассе М10 (по Европе Е95), Зеленоград потом Тверь, там я ночую у приятелей и следующим днём еду в Питер. Главное найти там Ло (в Питере был только один раз, со школьной экскурсией, да и то напился ночью в поезде и всё пребывание в культурной столице проспал) тогда будет и ночлег. После Питера еду в Ростов-на-Дону, через Москву не поеду, чревато заходом домой, что не желательно (гулять, так гулять!) далее Псков, Смоленск, Брянск, Орёл, Курск, Воронеж и, наконец, Ростов-на-Дону. Я прикинул в уме расстояние и присвистнул. Почти пять тысяч километров – я так далеко даже на самолёте не летал и на поезде не ездил. Теперь перейдём к детальному маршруту, с определением всех неизвестных поворотов, коротких дорог и прочих достопримечательностей. Я отпил пива и перелистнул страницу к планам каждой из посещаемых областей. Стоило это сделать, как раздался телефонный звонок.
Алло
Алло
Ты?
Я
Здарова
Здарова
Как дела?
Нормально. Санёк, я немного занят, пьян и изучаю карту – собрался автостопом по России
Круто, можно я Зойке расскажу?
Можно, пока
Пока
Я перешёл сразу к плану Псковской области. Раздался ещё один телефонный звонок.
Алло
Алло
Это ты?
Да, я
Как дела?
Валяюсь пьяный, собрался автостопом по России, изучаю маршрут
Автостопом? А есть что будешь? Ночевать где?
Пока не думал
Ты ненормальный
А то!
Ладно, давай
Давай
Что за напасть, стоит только чем-то занять себя, как все начинают звонить и отрывать от интересного дела. Где, спрашивается, они были полчаса назад, когда я страдал от безделья?
Телефон не унимался, было ещё три или четыре похожих разговора. Я сидел на кровати, вычерчивал на карте предстоящий маршрут путешествия, иногда брал звонящий телефон и говорил с людьми. Механически отвечал на вопросы и так же автоматически спрашивал. Мне было абсолютно всё равно, как дела у друзей и какие у них проблемы, мне было абсолютно всё равно как дела у меня и какие у меня же проблемы, полная апатия ко всему, что происходило вокруг. Если бы сейчас началась третья мировая война, я бы даже не обратил на это внимания. В комнате был включён телевизор, но я не смотрел его и даже не слушал, знай себе, попивал пиво и чертил карандашом по карте.
В дверь позвонили.
Не выпуская из руки банку пива, я прошёл в коридор и отпер дверь, не смотря в глазок и не спрашивая, кого это принесло.
В дверях стоял Диман, держал в руках свежий номер «Иной Версии». Диман невысокий (как и я), в бейсболке, чёрных джинсах и серой футболке. Худой, с растрёпанными выцветшими волосами, он был похож на неоперившегося птенца вороны. Странное сравнение, подумал я, Диман бы обиделся, наверное, скажи я ему, что он как воронёнок. Он протягивал свежий номер газеты, которую сам и издавал.
Держи газету, вот деньги
Спасибо
Туда только один твой материал пошёл, так, что денег не много
Спасибо
Чем занимаешься?
Черчу на карте маршрут, хочу автостопом уехать
Здорово, а я на юга собрался от института, но это в следующем месяце
Понятно. Заходи если хочешь, только я занят, карту размечаю
Диман прошёл в квартиру, и я закрыл дверь. Потом снова плюхнулся на кровать, взял в руки карандаш и принялся водить им по красным линиям дорог. Диман походил по квартире, заглянул в холодильник, сделал себе кофе, бутерброд с сосиской и оказался возле меня.
Воронеж? У меня тётя в Воронеже. Сказал Диман, запивая бутерброд напитком.
Я молча чертил.
Диман взял пульт от телевизора и начал переключать каналы, присел на валик и откупорил последнюю банку пива.
«…может стать началом прекрасной дружбы…на самом деле она в этом году два старта сделала…Айвазовского! Глаза б мои не глядели…цена на квартиры в Москве по прогнозу аналитиков поднимется до рекордных отметок…ваша машина как новая, вмятины как не бывало!»
Диман щёлкал каналы, пока не наткнулся на рекламу Макдоналдса. Её он посмотрел целиком. Когда кончилась реклама, он сказал:
У меня две подруги прошлым летом в Америку ездили. Они говорят, что у них там очень мало продуктовых магазинов и цены на продукты очень высокие. Зато на каждом углу есть закусочные, и американцы вынуждены питаться там. Представляешь? У них очень много толстых, разжиревших мужчин и женщин, потому, что они вынуждены питаться в закусочных, вынуждены есть гамбургеры и хот-доги. Только подумать. Бедные американцы, тебе их не жалко?
Не очень
Бедные американцы. Повторил Диман, покачал головой и отхлебнул пива. Слушай, сейчас в институтском клубе «Бучч» выступает, потом диско будет, я бы тебя провёл как журналиста – ты взял бы интервью, потом выпили бы, потанцевали. Там все девчонки будут с моего факультета, не меньше сотни. Подвёл он итог.
Знаешь, мне как-то не хочется ехать куда-то. Я пьяный уже, как я буду с Еленой Погребижской общаться?
Да ладно тебе, всё нормально будет, я тебя выпивкой угощу
Выпивкой угостишь?
Да, выпивкой
В клубе было не много народа. Обычно здесь проводят «попсовые» вечеринки, рок-группа «Бучч», не вписывалась в общий стиль изукрашенных девиц на высоких каблуках и с подведёнными тушью глазами. Это только перед концертом мало, на дискотеку придёт уйма народу, уверял Диман. Мне было всё равно. Ожидая выхода группы, я пил купленный Диманом коктейль и разглядывал девушку, мнущуюся невдалеке. Сколько ей? Лет пятнадцать, не больше. Рядом с ней стоял парень, тоже лет пятнадцати-шестнадцати, в чёрных брюках и белой рубашке, с золотой цепочкой на шее, с бессмысленным выражением лица он жевал жвачку, то и дело целуя девушку в губы. Она была не против этого, наоборот вульгарно хихикала после каждого поцелуя и тоже жевала жвачку, переминаясь с ноги на ногу. На ней короткая мини-юбка, чулки и туфли на высоких каблуках, оранжевая маечка с изображением сердца и надписью на английском «Kiss me». Волосы девушки собраны в косу, губы и глаза ярко накрашены. На плече стильная сумочка.
Я сидел и думал, легко ли стоять на таких высоких каблуках и ежедневно тратить уйму времени на столь кричащий мэйкап? Наверное, она брала специальные уроки «стояния на каблуках», раз так весела и приветлива, и совершенно не обращает внимания на собственное равновесие.
Девушки в пятнадцать лет не должны быть вульгарными. Или должны? Не знаю, если бы это была моя дочь, я бы сейчас хорошенько бы всыпал ей и не выпустил из дома с месяц. Если бы это была Ира, я бы накинулся с кулаками на парня в белой рубашке. А ведёт ли Ира себя как эта девочка в оранжевой майке? Может она быть столь вульгарной и безнравственной? Вопрос дня. Я задумался на минуту, почесал за ухом. В зале тишина, я улыбнулся. «Нет!» Зажглась табличка «аплодисменты», зал взорвался овациями и Якубович провозгласил мне: «Правильно! Абс-с-о-олютно верно!»
А что если Ира сейчас где-то в похожем месте? Точно так же одета и окружена компанией мужчин, пьёт вино и позволяет себя целовать? Меня замутило, и я спустился вниз, зашёл в туалет. Меня вырвало пару раз и, обессилев, я облокотился на раковину, посмотрел на себя в зеркало. Сине-зелёные круги под глазами, растрёпанные волосы и тусклые глаза. Смерть пришла за тобой, парень! Кто-то захохотал позади. Я скривил гримасу в зеркало, постоял так несколько секунд, потом живот закрутило и меня снова стошнило.
Мимо проходили парни, с отвращением косясь на меня, я старался не обращать внимания на недвусмысленные взгляды. Долго простояв за раковиной, я, наконец, умылся и привёл волосы в более-менее, надлежащий вид, потом вышел из туалета и поднялся на второй этаж, концерт уже начался, из зала доносилась громкая музыка и крики фанаток.
Я прошёл вниз, где стоял, рядом с несколькими девушками, Диман.
Привет. Бросил я девушкам и встал рядом.
Это мой друг. Сказал Диман девушкам, и они перестали удивлённо пялиться на меня.
Концерт шёл своим чередом. Погребижская негодовала насчёт пассивности публики и исполняла песни одну громче другой.
Я стоял среди танцующей и визжащей молодёжи и думал о чём-то. Мне всегда было легче думать среди хаоса и шума. Всё это идёт как-то фоном, а мысли становятся чёткими, почти осязаемыми. Каждая обретает собственный цвет, свой собственный звук и вкус. Вкусные мысли – я улыбнулся, они похожи на обаятельные ноги Иры. Ничем не примечательные для других, но особенные для меня. Очень вкусные, весьма обаятельные! Я улыбнулся шире.
Диман протянул мне пива, и я отпил из банки. Как же я, чёрт возьми, буду брать интервью? Не знаю, это сейчас волновало меня не сильно. В голове колесо фортуны не прекращало вращаться, только прибавлялись всё новые вопросы. В глазах уже рябило от смены банальных «Кто? Где? Когда? Почему?», я устал думать и решил больше сегодня этим не заниматься.
Можно мне ещё банку? Спросил я Димана.
Бери, я угощаю!
Глава VI ТАНЦУЙ
Лето похоже на сказку. Особенно раннее летнее утро. Всё кажется интересным, новым, всё привлекает внимание, волнует и радует. Словно ребёнок ты отвлекаешься на любую мелочь вокруг. Зеленеющие листья деревьев, блеск встающего солнца на окнах домов, слепящий свет, редкие прохожие, пустые дорожные развязки. Скоро наступит день и всем будет не до мыслей о высоком, все будут спешить и толкаться, улицы наводнятся гудящими автомобилями, вокруг станет тесно и неуютно. Но сейчас чудесный момент, когда можно без опаски оглядеться и глубоко вдохнуть свежего воздуха.
Стоя на холме, я видел три тысячи воинов. Настоящее войско, стяги и штандарты взметнулись к самому небу, боевые кличи и блеск доспехов. Кто мои враги? Римляне или варвары-северяне? С такой высоты и не разберёшь. Я сжимал в руке самурайский меч и свысока взирал на противника. Я, величайший герой своего времени, я, непобедимый, я, вершу судьбы обычных людей, я, почти бог. Сзади кто-то тронул за плечо.
Пиво будешь, я угощаю?
Диман, мне нужно быть трезвым, разве не видишь сколько врагов?
Как хочешь. Диман обиделся, засопел и исчез за, откуда-то взявшимися, барханами.
От войска отделилась одинокая фигура, их предводитель хочет поговорить со мной. Я крепче сжал рукоятку меча.
Привет. Предводителем оказалась Ира.
А, и что это у тебя за войско?
Моё. Сдавайся! Ира сидела на белоснежном коне и облизывала ложку с варёной сгущёнкой.
Вот ещё глупости, сдавайся лучше ты.
Как знаешь. Ира обиделась, засопела и присоединилась к войску, которое через секунду ринулось на меня. Я перехватил рукоятку, встал в стойку, которой обучил сенсей и побежал навстречу врагу. На полпути я устал и остановился отдышаться, где-то за песчаными барханами громко зазвонил телефон. Я обернулся. Из-за холмов бежал Диман, держа в одной руке очередной номер «Иной Версии», а в другой чёрную трубку звонящего телефона.
Вот деньги! Орал он. Я отвлёкся. Конница опрокинула меня на землю, подбежала Ира, отшвырнула пустую банку из-под сгущёнки, поставила ногу (обаятельную ногу!) мне на грудь, достала пистолет, приставила к моему лбу и выстрелила. Колесо фортуны затрещало и остановилось. Я разглядел надпись под стрелкой «Утро!». «Я не знаю!», громко сказал я кривляющемуся Якубовичу. «Пр-р-а-авильно! Вы абсолютно верны! А сейчас, рекламная пауза!» Зал в очередной раз взорвался аплодисментами, а Якубович щёлкнул меня по лбу и заулыбался в камеру.
Я открыл глаза и поднял с пола надрывающийся телефон.
Алло
Никто не отвечал.
Алло. Повторил я.
Тишина в ответ. Я положил трубку и огляделся.
В джинсах, но без футболки, нахожусь у себя дома, лежу на кровати. Взглянул на ручные часы, половина десятого. Голова странно не болит, но в животе творится настоящий Октябрьский путч. Революция. Низы больше не могут, но верхи упорно не хотят.
Я встал с постели, протопал босыми ногами в ванную комнату, умылся и почистил зубы. Разглядывая себя в зеркало, определяя на глаз, сколько вчера мог выпить, решил ещё и побриться. Сделал это медленно, попутно вспоминая вчерашние события. Ничего вразумительного вспомнить никак не мог, мозг выдавал обрывочные сцены, я танцую на танцполе с двумя девушками, целуюсь в засос с одной из них, выпиваю залпом кружку пива, пляшу, пляшу, пляшу. Моим танцам позавидовал бы любой Харуки Мураками, «танцуй и ни о чём не думай, просто танцуй, чтобы все смотрели на тебя», вспомнил я полюбившиеся строчки из романа «Дэнс, дэнс, дэнс».
Пройдя на кухню, не стал включать ни телевизор, ни музыку, пожарил яичницу и выпил кофе в полной тишине. Что-то определённо ускользало из памяти, что-то важное, что-то необычное и волнующее. Такое ощущение было давно в детстве, в новогоднюю ночь получал долгожданную игрушку, а когда на утро просыпался, долго ещё кутался в плед, удовлетворённо улыбался, зная, мечта сделалась реальностью. Не понимаю, откуда такие мысли, кажется, никаких подарков вчера не получал. Снова зазвонил телефон, я уставился на него, как на что-то неестественное и после десятка звонков поднял трубку.
Алло
Привет
Это была Ира. («Поздравляю! Вы в финале! Микроволновая печь, холодильник...») Что-то щёлкнуло в голове, заработал скрытый механизм. Кажется, это был барабан девятизарядного Кольта. Великий уравнитель, старикан Кольт, знал, что делает, когда выпускал эти потрясные игрушки. По моему, я вспомнил долгожданный подарок, который преподнесла мне вчера Ира.
Я глубоко вздохнул. По спине отчего-то пробежали мурашки. «Небольшая стайка мурашек, весело хохоча, пронеслась вниз по спине», пришли в голову странные строчки. (Мурашки кричали «Хи-хи, он такой смешной! Да! И странный, он очень странный, хи-хи!»)
Знаешь, были такие люди в Великую Отечественную войну. Звали их Предателями, знаешь, что с ними делали в подземельях Лубянки?
Прости, что не позвонила вчера, но я правда была занята. У меня было очень много дел
Так много дел, что не успела позвонить?
Да, очень много дел!
Хорошо
Что хорошо?
Просто хорошо
Что с тобой, ты как-то странно разговариваешь?
Это всё стайка мурашек, они облюбовали мою спину и не хотят уходить, но мне это даже нравится, поэтому я жмурюсь от удовольствия и мне тяжело говорить
Что нравится? Ты о чём? Какие мурашки?
Маленькие зверьки. Они бегут от лопаток, вниз по спине, каждый раз, когда я слышу твой голос
Хм
Я вчера целовался
Поздравляю
Прости меня
За что?
Просто прости, если можешь
Да, пожалуйста, ты прощён
Хорошо
Теперь мы не знали, что сказать друг другу. Мне очень хотелось увидеть Иру, и я начал первым.
Я хочу увидеть тебя
Не сегодня, я очень занята
Но у тебя не было дел
Понимаешь, мне позвонили… сказали… в общем есть много дел
Когда я смогу тебя увидеть?
Завтра. Или послезавтра
Хорошо
Как жизнь-то вообще?
Прикольно
Что прикольно?
Жить прикольно.
Хм. Ладно, я побегу, увидимся позже
Пока
Пока
Ужасно хотелось швырнуть телефон о стену и заорать песню Боба Марли «No women, no cry».
Я швырнул телефон о стену, сложил руки на груди, прикрыл глаза и затянул, «Но-о-о-оу вумен, ноу край! Коз ай ремембер, вен ай эм юз ту си-и-ит…».
Ходить за хлебом полезно во всех отношениях. Во-первых, идя за хлебом, развиваются мышцы ног. Во-вторых, прогулка по летней погоде освобождает разум от депрессивных мыслей. В-третьих, плутание между полок супермаркета, разглядывание товара, развивает логическое мышление. В-четвёртых, содержащийся в хлебе белок и витамин В, благотворно влияют на общее состояние организма. Ходить за хлебом необходимо каждому человеку в большом городе. Независимо от того, мужчина он или женщина. Выдалась свободная минутка, сходи за хлебом! Купи половинку чёрного, или даже четвертушку, но обязательно возьми сумку и иди в магазин как можно медленней, прогулочным шагом. Только тогда поймёшь, что жизнь продолжается, с тобой или без тебя, грустные мысли отступают, и зверски хочется жить назло всему. Руководствуясь такими мыслями, я (покопавшись в поисках мелочи в карманах зимней куртки) отправился в ближайший супермаркет за хлебом.
Я нахлобучил на голову бейсболку и низко опустил козырёк, нацепил кроссовки и надел жёлтую футболку стреч. Спустился по лестнице, специально не вызывал лифта, вышел из подъезда и медленно зашагал к магазину. Ближайший продуктовый супермаркет находился недалеко, достаточно было свернуть за угол дома и пройтись сотню метров по асфальтированной дорожке.
Чего только не увидишь, идя за хлебом. У подъезда я миновал троих оборванных, дурно пахнущих, бродяг. Они были пьяны и считали грязными пальцами мелочь на очередную бутылку водки.
Проходя мимо районной управы, я едва отскочил от лихо паркующегося Ягуара. Вот на чём ездят заместители главы управы, с зарплатой едва дотягивающей до десяти тысяч рублей. Из машины вышел знакомый по пресс-конференциям зам. Бедняга. Как ему на бензин для такой машины хватает месячного оклада?
У одного из подъездов домов стояла группа бритоголовых парней. Типа скинхеды. Ребята смешно смотрелись в подтяжках, клешёных джинсах и зимних берцах (всё-таки лето). Все были худыми и лица их выглядели нездорово, бледные, с синими разводами под глазами. Ребята гоготали, громко говорили на русском матерном и распивали четыре двухлитровых пластиковых бутылки «Очаково Специального». Может я что-то не понимаю, но скинхеды из них были посредственные. Если то, что они собой представляют, есть «чистая русская нация», то пора пересмотреть все свои взгляды на жизнь. Я подумал, что встреченные раньше бродяги кого-то мне напоминают.
У компьютерного клуба, который тоже пришлось миновать, стояли три машины. Мерседес, Ауди и Жигули «девять-девять». У машин были открыты двери, и из салонов всех трёх громко играло радио «Динамит FM». Рядом толпились молодые парни и девчонки, видимо владельцы автомобилей были среди них. Я слышал, что в этом компьютерном клубе можно достать по тройной цене любой наркотик, но сам здесь никогда не «тарился», дорого, да и наркота, говорят, бадяжная. Все парни в этой тусовке старались выглядеть бандитами. Понятно, их привлекал романтический образ благородного бандита, популярный среди молодёжи. У всех на мобильных телефонах стоит мелодия из «Бригады», все в брюках, блестящих ботинках и тёмных очках. Все курят и говорят о тёлках, бухле, деньгах, тачках… Я по работе беседовал с теми, кто долго сидел в тюрьме и погряз в криминале. Они не рассказывали о романтике, они рассказывали о «туберкулёзных» камерах и милицейском произволе. Они говорили, что не сами выбирали, кем стать, что теперь будут воровать и грабить всю жизнь, что больше ничего не умеют. Сидя в роскошных салонах дорогущих иномарок, снимая на ночь первоклассных шлюх, покупая коллекционный коньяк и швыряясь деньгами, они каждый день вспоминают мрачные камеры, в которых оставили части жизней. Они знают, что могут попасть туда снова в любую минуту.
Мне было всё равно, что случится в будущем с парнями у клуба.
На небольшой асфальтированной площадке крутили скакалку маленькие девочки. Рядом с ними играли в «квадрат» (расчерченный мелом) мальчишки ровесники. Коленки и локти тех и других были оцарапаны, но они смеялись и что-то кричали. Вокруг асфальт и если кто-то падал, то точно расшибал руку или ногу. Дети городских джунглей. Что поделать, вокруг ни одного деревца, новые районы, глобальная стройка. Я вспомнил себя, когда рос среди грязи, пыли и строек. Мне пришлось ещё хуже, тогда в «новом» городе стояло три дома (сейчас их сотни), в одном из которых жили я и друг Лёха. У нас не было телефонов, случались перебои с водой и электричеством. Вокруг рыли землю, забивали сваи и перемещали бетонные плиты металлические чудовища. Мы с Лёхой ходили по колено в грязи, лазили по стройкам, убегали от собак, рылись в мутных лужах в поисках пивных пробок (на которые потом играли с дворовыми ребятами в «щелчки»), в общем, здорово проводили время. Мы наблюдали за работающими тракторами, сидя на огромной горе глины, вырытой из котлована под бомбоубежище. Нам очень нравилось наблюдать за работой тракторов, мне они казались сказочными животными. Я придумывал имена тракторам, делил их на виды, определял вожаков стай и переживал, если один из них несколько дней стоял без дела на месте. Ещё нам нравилось смотреть, как забивают сваи фундамента домов. «Забивалка» ударяла по свае, и та уходила в землю на несколько сантиметров, звук от удара доносился только через несколько секунд, после самого удара. Гляди, говорил я Лёхе, вот это скорость света и скорость звука, звук медленней, чем свет! Хотель бы я бэгать быстро, как швет, говорил Лёха невнятно (от вставленной во рту пластины для выпрямления зубов), ну ыли хотя бы как жвук.
С такими мыслями я оказался в супермаркете, подошёл к стойке с хлебом и долго стоял, выбирая подходящую булку. Булок было великое множество, маленькие, большие, сладкие, с маком, с сахарной пудрой и повидлом. Когда шёл, мне было всё равно, что выбрать, но когда видишь такое разнообразие, автоматически начинаешь путаться и сомневаться.
Привет. Услышал я за спиной.
Привет. Это была старинная знакомая, очередная одноклассница. Марина.
Как дела?
Да вот, булку выбрать не могу. Шёл и думал, возьму первую попавшуюся, а теперь не знаю что выбрать. Их так много.
Бери с джемом, они вкусные
Я взял две булки с джемом.
Ты работаешь сейчас? Спросила Марина.
Да
А где?
В газете
Курьером?
Нет. Мне стало жутко обидно, что меня недооценивают. Журналистом
Ты?! Журналистом? Ты, что ли, писать умеешь?
Нет, не умею
Я просто взбесился, но ей этого показывать не стал. Стереотипы, да? Кем ты был, тем и должен остаться? Тебе суждено, парень, занять почётное место среди безработных алкоголиков!
Нет, правда, а как тебе удалось туда устроиться?
Так случилось. Я мимо Марины пошёл к кассе, но она не унималась.
И в какой газете? О чём ты пишешь? Давно ты там?
Я сухо отвечал на её вопросы, а она задавала всё новые и шла за мной, словно привязанная.
Слушай, сказал я, наконец, обернувшись, почему ты решила, что я не могу работать в газете никем кроме курьера?
Ну, не знаю. Замялась она.
Но почему-то ты так сказала? В газетах не многие работают курьерами, в основном верстальщики, журналисты, редакторы. Почему курьер? Я, по-твоему, больше ни на что не способен?
Да, нет. Просто я всегда знала тебя, ты уж извини, бездельником. Ты веселился в школе и совсем не стремился учиться. Ты не занимался, как некоторые, в литкружке и вообще, я как вспомню, когда ты напился в старших классах, и мы с Веркой тебя везли с площади Юности, так смешно становится. Она хихикнула. Никогда бы не подумала, что ты будешь работать журналистом.
Я задумался над услышанным. И вправду, всё было, как она говорит. Я и сам не думал стать журналистом. У меня вообще мыслей о будущей жизни не было, просто жил, как жил и плевать хотел на любые моральные устои.
А ты, как у самой-то дела?
Замуж собралась. Улыбнулась Марина. Буду примерной домохозяйкой.
Зачем? Ты хорошо училась, хотела адвокатом стать, как же карьера? Ты могла бы многого добиться!
Так случилось, ещё раз улыбнулась она.
Мы распрощались на улице, и я снова пошёл мимо «бандитов», «скинхедов» и играющих детей. Получается, ты вовсе не тот, кем кажешься. Сначала ты такой, потом совершенно другой. Марина, умная девчонка, способная многого добиться, станет обычной домохозяйкой. Я представил, что «скинхеды» станут инженерами и преподавателями, а «бандиты» образумятся, превратятся в милиционеров или во врачей. Я ещё раз взглянул на гогочущих бритоголовых: на инженеров они походили меньше всего. Но так оно и должно быть, Марина и представить не могла, что я стану журналистом. Феномен современной молодёжи, подумал я, проходя мимо начинающих наркодельцов, всё утрясётся и часть из вас станет примерными гражданами, может не все, но часть точно. А я, кем стану я?
Придя домой, я позвонил Диману.
Как дела? Спросил я.
Ха, это у тебя как дела, пьяница, голова не болит?!
Не болит. Кстати, я звоню просто, чтобы ты рассказал мне о вчерашнем. Кто брал интервью вместо меня?
Ты сам и брал
Не помню
Ты как с девкой какой-то целовался, помнишь хоть?
Тоже не очень, я думал ты мне всё о вчерашнем вечере расскажешь
Ну, после концерта ты схватил у меня диктофон и побежал в гримёрку к «Бучч», помнишь?
Неа
Вернулся довольный, поговорил с Погребижской, всё нормально, кассета у меня, так, что всё о-кей
Ясно. А что там за история с поцелуями?
Да я сам толком не понял, мы за стойкой сидели, ты ушёл в туалет, а вернулся с тремя пьяными девчонками, симпатичными такими, я так понял, что это твои знакомые
Ни ч-черта не помню
Так вот, с одной ты там устроил настоящее порно на танцполе, вам вся дискотека аплодировала, ди-джей музыку для вас ставил, в общем, весело было
А потом?
Потом?
Да, потом? Что-то было ещё или мы домой поехали?
После мы сели за столик и ты нам всем начал рассказывать про Иру. К тому моменту у тебя половина дискотеки была в друзьях, народ толпился рядом, сдвигал столы, а ты рассказывал всем, о своей жизни, о наркотиках, газете, Ире. Слушай, там просто полный восторг вызвал твой рассказ о том, как ты носил всегда разрубленные на четвертинки таблетки Экстази в коробочке из-под «Smint»а. И как хавал по четвертинке каждый час в КПЗ, а менты понять не могли, почему тебя не отпускает!
Да. Я почесал затылок, представляя, как пьяный демонстрирую вместо Гоши Куценко рекламу Сминта. Было дело. Спасибо, что прояснил со вчерашним
Не за, что
Пока
Пока
Я включил компьютер, решив послушать музыку. На жёстком диске песен в формате эмпэ три было больше десяти гигабайт. Я призадумался, мне было немного стыдно за вчерашнее. Хотя, если призадуматься лучше, то не очень. Я ничего не помню, значит, ничего не было. Память вещь интересная, именно память делает людей такими, какие они есть. Такая мысль уже была озвучена кем-то, а я лишь проникся ею. Однажды я смотрел анимэ под названием «Бугипоп Фэнтом», именно там была развита эта идея. В том мультфильме одним из героев была женщина, которая помнила только последние десять минут своей жизни. Какая-то болезнь, что-то случилось с ней. Эта женщина жила только сиюминутными ощущениями, была самой собой, а не тем, что делает из людей память. Иногда очень нужно что-то забыть, чтобы остаться самим собой.
Я поставил «Хоул». Кортни Лав посмотрела в мои бесстыжие глаза, состроила гримасу, (я была с Кобейном, а ты нет, ха!) и затянула «Dying», «…рэмембер? Ю промис ми-и-и…».
Дослушав песню до конца, я снова надел кроссовки. Пора в редакцию. Слишком давно я не появлялся там, поди, соскучились?
На улице, возле подъезда, я встретил Славика. Сосед с восьмого этажа (я живу на шестом) ковырялся в двигателе старенькой «шестёрки».
Привет
Привет
Что с машиной?
Сам не пойму, тормозуха течёт и течёт
Ясно
Мы немного поболтали, и Славик предложил подвести меня до работы. Я против не был. Мы устроились в креслах, закурили, открыли окна и Славик включил магнитолу.
Сто три и семь?
Максимум
С каких это пор? Я удивился. Мне нравилось это радио, но Славик, кажется, никогда не слушал его.
С некоторых. Мы замолчали, сосед повернул ключ зажигания. Старенькая шестёрка прокашлялась и ровно загудела. Удивительно ровно и приятно для машины, которой одиннадцать лет.
Что с движком? Спросил отстранённо я.
Клапана отрегулировал
Третий цилиндр. Слышишь? Ещё немного и будет троить. Проводка. Или свечка. Проверь
Знаю. Пока не троит, трогать не буду. Не сломано, не лезь
Ясно
По радио заиграла песня Чичериной и Би два «Мой рок-н-ролл»
Помнишь? Мы улыбнулись, одновременно выпуская дым из ноздрей.
Дождь, осень, мой рок-н-ролл, отчаянно грустная песня
Да. Ещё пробка на старом мосту
Дорога мой дом и для любви это не место
Мы снова улыбнулись. Год назад, осенью мы каждое утро, на этой «шестёрке», ездили учиться. Учились на одном факультете, в одной группе. Отчего-то было тяжело прошлой осенью. Может, это было осознание того, что скоро мы выучимся, в конце года защитимся, станем дипломированными автомеханиками, и будем видеться редко. Кончится очередной этап жизни и всё изменится, станет совсем другим. (На самом деле тогда я торчал по полной, а Славик в хлам упивался пивом с приятелями.) Так или иначе, мы оба испытывали депрессию, были подавлены и пессимистичны. Каждое утро я поднимался на восьмой этаж и звонил в дверь Славика. Каждый раз дверь открывала его мама, говоря, что сын одевается. Я курил, пока не выходил сосед. Потом мы спускались вниз, садились в машину и долго прогревали двигатель. Мы говорили об отстраненных вещах, ничто не интересовало нас толком. Мы курили и грели руки на работающей печке. Потом Славик ставил единственную в машине кассету, и мы ехали в техникум. Проезжая старый мост, мы неизменно попадали в пробку, и именно в этот момент начинала играть песня Чичериной и Би два. Каждый раз. На одном и том же отрезке дороги. Неизменно всю осень. Мы не знали, как получается, что она играет именно тут, и особо не интересовались. Мы смотрели привычный дождь, стекающий по стёклам, слушали песню и молча курили.
Славик погазовал на холостом ходу и со шлейфом тронулся с места.
Скажи грусти, нет! Прокричал сосед, и мы засмеялись неизвестно чему, отвалившись на спинки кресел. По «Максимум» заиграла «Warning», группы Greenday.
В редакции было безлюдно, девушки-менеджеры, сидя за компьютерами, со скукой раскладывали электронные пасьянсы. Дизайнер рассматривал новые шрифты с пиратского диска, изредка негромко ругаясь. Я прошёл к своему столу и прочитал оставленные записки. «Материал отличный, уже свёрстан, напиши что-то в том же духе в следующий номер!» значилось на одной. Надо же, подумал я, а казалось, что статью завернут на доработку. Я перелистал остальные записки, «Пришёл факс из УВД, сделай из него короткую новость», «Звонил Игорь Андреевич по поводу рекламного текста, просил перезвонить», «Двадцать восьмого в 16.00 пресс-конференция по спорту, получи аккредитацию (если нужно) постарайся там быть». Было ещё несколько записок похожего содержания, я положил перед собой их все и сел за стол, задумчиво вертя между пальцев подвернувшийся карандаш.
Якуб. Окликнул я дизайнера. А номер свёрстан?
Вчера плёнки отправили, сегодня должен придти. Сегодня ещё «ЗГ» верстать будем.
Когда?
Пирогов с Белковским принести материалы должны, говорят, четыре полосы готовы уже
Я-асно
Через полчаса в редакции, и вправду, появились помянутые журналисты. Оба выглядели бодрыми и весёлыми, они сели за верстальную машину, принялись, шутя, «распихивать» по полосам статьи и рекламные блоки.
Вот, кстати, господин молодой журналист может полюбоваться на свою бывшую одноклассницу, очаровательную Ирину, в рекламе ресторана «Фэнтези». Сказал Белковский между дела. Я подошёл к экрану и увидел Иру, сидящую за накрытым столом, раскрасневшуюся и хмельно улыбающуюся. Рядом с фотографией Иры был текст, с заголовком, вроде «Фантазии красавиц»
Ну, как? Оба журналиста, казалось, следят за моей реакцией. Я знал, что мне это только кажется, что это лишь предубеждение, но никак не мог отделаться от противного чувства. А противно было не только чувствовать, что на тебя таращатся две пары глаз, противно было смотреть на Иру. На фото она казалась пьяной и вульгарной, совсем не красавицей, я понял, что мне никогда не нравилось смотреть на вульгарных женщин.
Когда открылся «Фэнтези»? Там же ремонт был, кажется?
Вчера было открытие
Аа-а. Протянул я и помрачнел.
Через пятнадцать минут я уже ехал домой в маршрутке. Зря я ходил сегодня в редакцию, нужно было остаться дома, тогда бы не пришлось сейчас так много думать. Хотелось напиться и забыть последние дни, всё, что случилось. Хотелось пойти к Ире и, потрясая чёрно-белыми полосами для выверки, проорать что-то вроде, «Дела, да?! Какие, мать твою, дела?!» В голове была полная сумятица, хотя логика (простейшие логические объяснения!) не оставляла шансов робкой надежде. Она вчера была в ресторане и даже позировала перед объективом фотоаппарата. Она соврала. Соврала грубо, зная, что я узнаю, так или иначе, но рассчитывая… на что? На то, что я влюблённый дурак? Не приму всё так близко? Не узнаю? Логическая цепь замыкалась, выстраивалась в чёткие образы, яркие картины и правдоподобные сцены. Кто-то сказал мне недавно, что позвонит, но не звонил, а веселился от души в ресторане, потом всё-таки объявился и говорил, что был очень занят. Так сильно занят, что даже не успел позвонить. Интересно, сегодня такие же «дела»? А как же я? Зачем так со мной? Почему лжёт, почему не сказала правду, зачем проявляет знаки внимания, а потом делает вид, что ничего не было? Я не понимал, зачем Ира так поступает со мной.
Придя домой, не раздеваясь, я упал на кровать и заснул. Мне снились летающие сине-жёлтые буквы и фотография Иры в ресторане «Фэнтези». Буквы собирались во фразу «КАКОГО ЧЁРТА?!» и снова разлетались.
Глава VII ДНИ НЕЗАВИСИМОСТИ
Последующие четыре дня я исправно появлялся в редакции, что-то писал, два раза сходил в тренажёрный зал, убрался в квартире, постирал сваленные комом в ванной грязные вещи, иногда собирал и разбирал рюкзак с необходимым для хайка, поздним вечером бегал вокруг района. Я старался каждую минуту быть занятым, находил себе тысячу дел, чтобы не думать постоянно об Ире, отвлечься от мыслей о ней. Виновница моей активности не звонила, не звонил ей и я. Телефон, казалось, вообще умер. Он молчаливо стоял на пуфике в углу, не нарушая, как прежде, тишины оглушительными трелями. Лишь пару раз мне звонили друзья, справиться о делах, да я позвонил в Тверь, предупредить тамошних приятелей о том, что, возможно, скоро навещу их. Жизнь обрастала паутиной спокойствия, всё понемногу возвращалось на круги своя. С утра я распахивал окно и жмурился яркому солнцу. На улице было тепло. А как иначе? Всё-таки лето. Вечное. День Сурка. Я прикрывал окно, пил кофе на кухне и садился за компьютер.
На утро пятого дня, закинув в небольшой оранжевый рюкзачок карманный фонарик и ещё раз пересчитав необходимые в поездке вещи, я обнаружил, что готов выехать хоть сейчас. Всё было собрано и упаковано: открывалка, вилка, блокнот, ручка, карандаш, карта, фонарик, свитер, короткий плащ, шорты, майка, запасные трусы, плеер с наушниками, свёрнутые в трубочку четыреста рублей, десяток кассет, визитки (на всякий случай) и удостоверение журналиста, паспорт, бритва, иголка с ниткой. Вот, пожалуй, и всё, что я собирался взять с собой. Запасную одежду я брал на всякий случай, для путешествия уже были готовы стильно порванные и обожженные отбеливателем старые голубые джинсы и всё та же футболка-стреч с красными буквами «СССР».
Сегодня официальных дел не было (но за пару минут, я мог бы придумать себе миллион неофициальных), поэтому я решил бездельничать, лежать на кровати, пускать в потолок сигаретный дым и слушать музыку. Такое занятие здорово расслабляло, иногда даже удавалось задремать на пару часов, тем самым, убив время.
Я поставил в касетник «150 миллиардов шагов», предпоследний альбом «TequilaJazzz», нажал «play», лёг на кровать, закурил и задумался. Я сознательно откладываю хайк, специально тяну время, не решаясь на путешествие. Мне немного боязно (не страшно), но ехать всё равно нужно, отказываться от идеи нельзя. Завтра, мысленно решил я, завтра я отправлюсь в хайк. Оставлю в этом городе сожаления, дела, работу. Что будет после хайка, меня не особо волновало. Главное сейчас собраться, решиться и отправиться в путь. Кто-то сказал давным-давно, сложное решение даётся легко, тяжело принять его. Так и есть, делов-то, собрать рюкзак, да растрепать всем, что еду незнамо куда! А вот именно поехать незнамо куда оказалось тяжелее, чем думал. В углу, на пуфике, зазвонил телефон. Я стряхнул сигаретный пепел в пепельницу и взял трубку, одновременно выдыхая дым, я сказал, алло.
Привет. Из трубки донёсся голос Лёхи (того самого друга, с которым мы в детстве таращились на трактора)
Привет, Лёха
Я слышал, ты собрался автостопом куда-то?
Да, собрался
И куда?
Пока сам не знаю. Хочу много городов объехать, но это уж как получится
Понятно. А когда едешь?
Завтра с утра
Понятно
Мы замолчали ненадолго, потом Лёха продолжил.
А ты сегодня дома?
Да, дел нет никаких, хочешь, заходи в гости, пива можешь захватить
Я попозже, можно?
Можно конечно, зачем спрашиваешь?
Ну, тогда до вечера
До вечера
В трубке раздались короткие гудки.
Я долго не клал трубку, слушал очередную песню «Текиладжаз» и телефонные гудки. Сам не зная зачем, я набрал номер Иры.
Здравствуйте, будьте добры Иру. Сказал я её маме, подошедшей к телефону.
Иры нет
А когда она появится?
Не скоро, дня через три
А где она?
А кто вы?
Я… А, правда, кто я Ире? Ухажер? Друг? Приятель? Личный «ободритель»? Она называла меня другом, но я не хотел им быть. Точнее я хотел быть кем-то ещё кроме друга.
Я не могу сказать кто я Ире, но мне очень нужно узнать, где она! Сказал я в трубку.
Ничем не могу помочь. Резко произнесла Ирина мама и отключилась, в телефоне снова раздались короткие гудки.
Я глубоко вздохнул. Внутри всё как будто свернулось в маленький комок. Мне захотелось забиться в самый тёмный угол и даже носу не высовывать в мир, такой большой и непонятный, такой пустой и жестокий, где большие люди играют в странные игры, обманывают, предают, уезжают, не любят. Я снова лежал на кровати и курил, слушая мрачноватые песни любимой группы. Я начал вспоминать Иру. В голове почему-то крутилось двенадцатое июня, которое я хорошо помнил. В моём двенадцатом июня была и Ира. Тогда мы оба не по своей воле оказались в одном из ночных клубов города, не совсем по своей воле нам пришлось делать поступки, которые запомнились мне навсегда.
Жёлтое лето слепило глаза солнечным светом. Я шёл по залитым светом улицам. Меня пригласили на открытие «Дебаркадера», нового ночного клуба. Было часа три дня, и именно в это время в клубе разрезали красную ленту под аплодисменты городского бомонда. Я всегда потешался пафосу таких собраний, все приглашённые чиновники, бизнесмены и бандиты (мелкие чиновники, мелкие бизнесмены и мелкие бандиты, город-то маленький) беседовали друг с другом, держа тремя пальцами бокалы с красным вином. Было впечатление, что они только что были причастны к первому полёту в космос человека. Я пришёл в клуб в привычной для меня одежде (не смотря на то, что в редакции меня предупредили об обязательных рубашке и брюках) и вдоволь потешался на разодетых посетителей. Пусть у меня ни гроша в кармане, зато я знаю цену подобным тусовкам. Среди присутствующих оказались мои начальники и сослуживцы, я подошёл, поздоровался, выслушал вежливые замечания насчёт одежды и присел за барную стойку, предварительно прихватив с общего стола бокал с вином.
Привет. Кто-то тронул меня за плечо. Ира. Я не ожидал увидеть её здесь. Ира села за стойку рядом со мной и улыбнулась. Её зубы отсвечивали неоновый свет, и я загляделся на них.
Что такое?
У тебя зубы светятся
И у тебя!
Мы широко улыбнулись друг другу.
Как ты здесь оказалась?
Силком затащили, ленточку заставили разрезать
Понятно. Что ты пьёшь?
Вино
Как насчёт абсента?
Я никогда не пила абсент, что это?
Незабываемая штука!
Ты угощаешь?
Два абсента и кока-колу. Сказал я уже бармэну, тот засуетился в поисках бутылки с зелёным напитком (ещё не освоился толком на новом рабочем месте), наполнил стаканы, неумело поджёг и капнул расплавленной карамели.
Сколько градусов? Спросила Ира, охлаждая края стакана кусочком льда.
Семьдесят. Ира замерла.
Ты домой меня отнесёшь?
Не вопрос
Тогда говори тост!
У меня был только один тост, который всегда говорил, когда пил абсент. Не тост даже, какие-то дурацкие слова, пришедшие однажды на ум когда торчал и в невероятных дозах употреблял абсент.
Тысячи зелёных дней нас ожидают! Токсичная жизнь и индустриальная любовь! Сказал я, глядя на Иру через призму стаканчика.
За токсичную любовь. Она обаятельно пожала прелестными плечиками. За зелёные дни.
Мы выпили и запили кока-колой, минуту посидели молча. Абсент, крепкий напиток, а я ничего не поел с утра. Живот замутило. Да-а, подумал я про себя, стареешь, брат, раньше мог три дня не жрать и ничего, только руки тряслись, становились слабыми, но никаких болей в животе. Я опустил голову на барную стойку и судорожно закурил сигарету. Ира тем временем что-то говорила мне.
…и не понимаю, почему он так обошёлся со мной. Я хотела любить, а он хотел просто секса. Вот урод, сюда смотрит, ты слышишь? Язык у Иры развязался, она, кажется, сама не понимала, что говорит, она быстро и чётко выговаривала слова и формулировала бессмысленные фразы.
Да…
Тебе плохо? Почему ты лежишь?
Нет. (Мне и, правда, стало лучше)
Представляешь? Эх, даже с тобой я не могу поделиться, хоть ты мне и друг
Поделись, если хочешь, я не расстроюсь
Почему я люблю его? Ведь понимаю, что придурок, что полный козёл, что у него куча недостатков! Ира сейчас была похожа на деревенскую дурочку. Она поглядывала в сторону гостей, что-то постоянно причитала и говорила глупые вещи.
Будешь ещё? Сказал я, не поворачиваясь к Ире и протягивая бармену деньги, мол, повтори.
Буду. Попросив бармена не поджигать абсент, мы выпили очередные пятидесятиграммовые порции.
Почему так?
Я даже не стал думать, прежде чем ответить. Я знал Его и знал Ирины с Ним отношения. Ира повела себя полной дурой, а он был дураком от жизни.
Потому что он дурак? Когда я это сказал, Ира зло посмотрела на меня.
Что-то не так? Переспросил я.
Пошёл ты на х..й!
Она соскочила со стула и исчезла в толпе. Я мысленно изумился, потом, подозвав бармена, заказал ещё две порции. И не прогадал. Ира вскоре вернулась и начала объясняться.
У тебя наверняка есть любимый человек, который не с тобой (Ира намекала, видимо, на себя) и ты бы не хотел, чтобы её называли дурой, даже за глаза. Ведь так?
Я пожал плечами, выпивая третью порцию абсента. После третьего стаканчика мне обычно становилось глубоко наплевать почти на всё на свете, я начинал мыслить логично, казаться себе взрослым, без лишних сантиментов относиться к жизни. Я взрослый парень, мне почти двадцать, да и вообще я выше всех этих глупых нежностей, мокрых глаз, потрёпанных мыслей и глупых поступков. Я логичный парень. Всем своим видом я олицетворяю твёрдую мужскую логику, жёсткий половой член и грубые ответы на мягкие вопросы!
В моём сознании просыпались старые, почти забытые образы. Абсент отлично заменяет лёгкие наркотики, галлюцинаций нет, но мыслей вроде, «как сделать всех людей счастливыми», в голове полным полно. Ира тоже выпила, и теперь что-то без конца говорила, говорила, говорила. Я не слушал её, а смотрел, как вертятся в безумной лихорадке лазеры и сканеры на потолке. Я думал о намеченном рассказе. Он начинающий журналист, она начинающий политик (очень обаятельный политик). Только подумать, вся жизнь у них ещё впереди, им только предстоит пережить основные взлёты и падения, потрясения, радости, предстоит пережить сотни смен времён года, впадать в тысячи депрессий и неизменно радоваться жизни. Чем может закончиться такой рассказ? Я посмотрел на лазеры и танцплощадку, на Иру (она говорила и говорила) и на свои руки. Чёрт побери, подумалось мне, а жизнь-то классная штука! (Я всегда начинал так думать после третьего стаканчика). Я заказал себе ещё абсента, подумал немного и заказал абсент Ире, подумал ещё раз и заказал нам колы, потом подумал в третий и решил больше не думать сегодня совсем.
Вечеринка подошла к концу, я не помню, как оказался на улице, где всё ещё светило солнце и стоял жаркий летний день. На улице оказались и бывшие в клубе «шишки», даже Ира была где-то рядом, то подходила ко мне, то снова исчезала среди праздной толпы. Один раз Ира подошла и сказала, покачиваясь «ты любишь меня, а я люблю его, вот такая засада», и снова ушла. Засада не то слово! Хотел воскликнуть я. Это величайшая несправедливость во Вселенной! Слова так и рвались из глотки и, по моему, я пару раз всё же озвучил эту мысль для окружающих. Ну и хренова же летом на улице, думал я, ни тебе лазеров, ни абсента, ни симпатичных девушек за стойкой, короче, делать тут нечего! Чем-то всё это должно закончится, пронеслась мысль, любой рассказ должен чем-то закончиться!
Не плачь, пожалуйста. Не плачь. Ира ревела у меня на плече, а я крепко обнимал её за талию и тащил вперёд, хотя сам едва стоял на ногах. Нас бросало из одной стороны улицы в другую, а Ира не переставала плакать и упрямо висла на руке, то и дело, норовя упасть на спину.
Отведи меня куда-нибудь, я хочу уснуть, мне нужно домой. Просила Ира сквозь слёзы.
Тоже мне, великий политик, видела бы тебя сейчас мама! Схохмил я, заплетающимся языком, Ира едва улыбнулась и разревелась пуще прежнего. Видимо она явственно представила, что бы с ней сделала сейчас мама, нечаянно увидев.
Из-за входной двери доносилась громкая музыка, мужские и женские крики. Я долго звонил и, наконец, Лёха открыл дверь. Мой друг был пьян, весел и гол. В левой руке он держал энергетический напиток.
Здарова! Он поздоровался со мной за руку и приподнял висящую голову Иры.
Что это ты с ней сделал? Ухмыльнулся Лёха. Фу, чем ты её напоил? Он принюхался, раздувая ноздри. Абсент?! Взревел Лёха.
Может, впустишь? Устало спросил я, покачиваясь.
Не знаю, надо у Женька спросить, это его квартира, улыбнулся он. Заходите, алкоголики!
Я уложил Иру спать в спальне, прикрыл одеялом и прошёл на кухню, где сидели мои друзья. Вечеринка, видимо, была в разгаре, на столе стояли початые пивные банки, под столом уже пустые. Играла громкая музыка, вроде Пол Ван Дайк, очередная обработка «We are alive», друзья здоровались со мной и улыбались откровенно пьяному виду. Я присел на стул и отпил пива из чьей-то банки, Лёха предложил энергетика и я отпил и его.
Странно, как меняется мир, когда ты выпиваешь много абсента. Время и пространство перестают играть ключевую роль в жизни, картины перед глазами то замирают, словно в фильме «Матрица», то проносятся с умопомрачающей скоростью, самое главное, что они не переходят одна в другую, а следуют в произвольном порядке, как в «Криминальном чтиве».
Ира стояла в ванной и разговаривала по телефону. А на полу смотрелась лучше, заметил я, проходя мимо. Она неловко влепила мне пощёчину, я попробовал неловко увернуться, но у меня ничего не вышло, удар достиг своей цели. Лёха, видевший сцену со стороны, с улыбкой пригрозил Ире кухонным ножом. Она схватила лезвие ножа голой рукой и порезалась.
Диман предложил выпить пива на скорость и станцевать под «Кошин». Я согласился. Я выпил пиво на скорость и танцевал под «Кошин».
Ира вышла из спальни, споткнулась и растянулась на полу в коридоре. Она что-то говорила, а я и ещё кто-то пытались её поднять. Не подняли, она осталась лежать в коридоре, что-то бормоча.
Мне нужно быть трезвой. Сказала Ира, подойдя ко мне. Я почёсывал красную от пощёчины щёку. Мне нужно домой, пожалуйста, помоги мне. Ира посмотрела на порезанную руку. Болит? Спросил я. Нет, ничего не чувствую.
Мы стояли на улице, друзья весело разговаривали, а я смотрел на машину, исчезающую в арке дома. Чёрт, зачем Ира уехала с ним? И куда поехала? Ведь уже ночь и ей пора домой. Я пожал плечами. Я с ног до головы был мокрый, но Женёк дал свой кожаный пиджак. Я, сунув руки в карманы джинсов, неуверенно поплёлся за уходящими куда-то друзьями.
Я закрыл дверь ванной комнаты, помог ей раздеться и сесть в ванну. Я включил душ и стал лить тёплую воду. Иру тошнило, она не переставая, плакала. Через несколько минут ей стало лучше, она села в ванной и обняла колени руками. Мы молчали, не произносили ни слова, она молча сидела, а я молча лил воду ей на голову. Я видел её без одежды первый раз. Комичная ситуация, думал я, никогда не думал, что увижу голую Иру именно таким, атипичным, способом. А ноги её уже не казались обаятельными, немного кривыми и чуть-чуть небритыми, но не обаятельными.
Ты бы убил меня, если б узнал с кем и куда я сейчас пойду. Сказала она. Я промолчал, не стал ничего говорить. В любом случае, я никогда не убиваю молоденьких девушек, у меня тоже есть свои правила и принципы. А принцип есть принцип!
Хочешь знать, с кем я говорила по телефону сейчас? Я повернул краник, и из душа полилась холодная вода. Ира поёжилась и замолчала.
Я не убиваю молоденьких девушек, беременных женщин и детей до семи лет, сказал я, но Ира меня не расслышала из-за звука воды.
Что? Переспросила она.
Принцип есть принцип! Проорал я ей на ухо, покачиваясь. Моя одежда была вся мокрая от брызг воды, Ира почесала свежий порез от ножа.
Я проснулся. Или я даже не ложился? Не знаю. Тогда я завалился в комнату к спящим парням с бутылками пива в обеих руках и начал советоваться, какой способ суицида лучше всего. Парни сначала недовольно ворчали, что мешаю спать, а потом втянулись, с удовольствием обсуждали животрепещущую тему. В конце концов, сошлись на том, что мне нужно упиться в усмерть. А я больше не мог пить. Да и после того как взошло солнце, не очень хотелось покидать этот мир таким молодым, красивым и пьяным. Друзья точно подметили, что моя жизнь, не смотря ни на что, начинает налаживаться. Я, немного поспорив, согласился.
А потом проснулся не у себя дома.
Где я?
Здесь. Ответил голос.
Кто здесь?
Я. Тут было бесполезно раздумывать над сказанным, круг замкнулся.
Ты что ли? Спросил я Лёху.
Спи. Сказал он и я, не углядев в словах друга никакого подвоха, снова уснул.
Спать нам помешал телефонный звонок.
Тебя. Трубка свалилась к моим губам и уху.
Морг, здравствуйте. Пошевелил я, слипающимися от сна и выпитого ночью, губами.
Привет. Раздался немного виноватый голос Иры.
Здравствуйте
Как ты себя чувствуешь?
Ещё не пробовал шевелить ничем кроме губ, с губами всё в порядке, остальным собираюсь начать шевелить вечером
Уже вечер
А что, день уже был?
Слушай, у меня к тебе просьба
Эз ю виш
Кхм, мне нельзя ночами никуда ходить без тех, кого знает моя мама. Ты же знаешь моих родителей. Можно я скажу, что была с тобой?
Со мной? В морге?
Я серьёзно
Можно
Спасибо, тогда когда сможешь шевелить пальцами, позвони мне
Да, мэм, как скажете, мэм
Пока
Трубка неприятно загудела короткими сигналами. Я попросил Лёху поскорее убрать её от меня, что он неохотно и сделал.
Ирка? Спросил меня Лёха.
Ирка. Ответил я, вздохнув.
Вот сука. Он, кажется, захрапел.
У тебя нет пистолета? Спросил я в гудящей тишине.
Глава VIII САМОЕ НАЧАЛО
Вот это был праздник так праздник. Да и было то всё совсем недавно, всего около месяца назад. Я потянулся на кровати и закурил очередную сигарету. Жизнь отчего-то не хотела налаживаться, наверное, устала это делать. А мне всё равно! Я последний битник в этом мире. Только я могу жить на сто долларов в месяц, курить лёжа на кровати, пить абсент, шляться ночами по мокрым от дождя улицам. Я думаю о вечном, не думаю о будущем и живу сиюминутными ощущениями. Похоже, я не битник, а настоящий лох! Я скорчил гримасу и с силой выдохнул сигаретный дым.
Если бы кто-то спросил, сколько я могу лежать на кровати, слушать «Текиллу» и курить, я не нашёл бы ответа. Я бы сказал, знаете ли, это очень хороший вопрос и мне очень приятно, что вы его задали. Но у меня нет на него ответа (я бы мило улыбнулся и артистично пожал плечами), я лежу на ней порой несколько часов, а иногда всего пару минут, это зависит от состояния моего внутреннего мира.
Меня вдруг заинтересовало отвечать на вопросы. Я столько раз брал интервью у людей и ни разу не давал интервью сам. Я призадумался, представляя возможное интервью с собой.
Представьтесь, пожалуйста
Я журналист. Один из лучших в своём городе, да и, наверное, в стране, да, скорее всего так оно и есть, один из лучших на планете. Очень скандальный и очень знаменитый. Во дворе меня знают почти все! Сандалю в каждом ларьке, с каждой продавщицей!
Как Вы проводите свободное время?
Знаете ли, я люблю расслабиться с друзьями. Люблю посидеть в приятном заведении и пообщаться с достойными людьми. Может быть, немного потанцевать. Скушать парочку таблеточек экстази. Чуть-чуть марочного абсента, самую малость, для аромата…
Скажите, а чем Вы увлекаетесь?
Книги, спорт, компьютерные игры, лёгкие наркотики. Вообще-то я несравненный ловелас! Я знаю толк в женщинах
Толк в женщинах?!
Да, толк! Вы слышали последнюю шутку наркомана Лёхи, моего лучшего друга? Наверняка слышали, её уже опубликовали в одной из центральных газет. Она звучит примерно так. Что это за два бесполезных куска плоти вокруг влагалища? Это женщина! Ха-ха, неправда ли забавно?
Вы ходите в церковь?
Да, я очень часто хожу туда. Я верю в Бога и знаю, он помогает мне. А иногда не помогает. Но я знаю, на всё воля Божья
Какую одежду предпочитаете?
Я предпочитаю рубашки от Армани и костюмы от Версачи. Для неофициальных встреч чаще всего одеваю джинсы клёш с Крюковского рынка и футболку стреч с Тушинского, это делает меня более… забыл слово… по-английски это звучит fashion
Вы смотрели последний фильм…
Да, смотрел
А слушали последнюю…
Да, слушал
И как Вам?
Я думаю, им стоит заниматься тем, что они умеют. Я журналист и серьёзно отношусь к собственной работе. Я считаю, что людям, которые делают фильмы и музыку стоит заниматься этим с полной ответственностью
Вам не понравилось?
Ну почему же? Недавно я был на презентации последнего альбома группы «Абсентороккк» и скажу вам, что был слегка, даже, потрясён тем, что они смогли добиться в своём жанре. Им нужно слегка поработать над имиджем, и получится отличная поп-группа
Вам нравится поп?
Нет. Я не люблю российский поп. Это не модно
Вы модный человек?
А как Вы считаете, если я ношу одежду с лучших рынков страны? Это эксклюзивные вещи и их делают лучшие мастера своего дела!
Вы считаете себя странным?
Это избитый вопрос, я не собираюсь комментировать это. У меня свои принципы! Я не убиваю молоденьких девушек и не отвечаю на избитые вопросы
У Вас много правил и принципов?
Достаточно, но я не буду выносить это на суд общественности. Я считаю, что у каждого должны быть принципы, это сделает дураков умнее
Вы богатый человек?
Морально или материально?
И так, и так
Скажем, я обеспеченный. Иногда могу позволить себе немного потратиться, но я много работаю, по сути, я на работе 24 часа в сутки. Я очень занятой человек, вам повезло, что я нашёл время побеседовать с вами. А сейчас прошу меня извинить, мне нужно успеть на самолёт, работа знаете ли…
Я ухмыльнулся. Здорово, всё-таки, иметь кучу мыслей в голове, никогда не почувствуешь себя одиноким. В дверь позвонили и я, затушив сигарету, пошёл открывать.
Передо мной стоял Лёха. Боксёр, растаман и алкоголик. Ещё лучший друг. Широкоплечий, на полголовы выше меня, с выделяющимися бицепсами и крепким торсом.
Лёха был всегда. Мы даже не помнили когда познакомились, поэтому считали, что знакомы с тех пор, как переехали в новые районы и пошли в только что построенную школу (мы и учились раньше в одном классе).
Слушай, чувак, защебетал мой приятель после приветствия, у меня дома есть тушёнка. В пути тебе понадобится много еды, и тушёнка поможет тебе в трудные моменты!
Ага, тушёнка, что надо
Чем ты занимаешься?
Копчу потолок низкосортными сигаретами, да «Текиллу» слушаю
Текилу пить надо, а не слушать
Это группа
А, ну да
Проходи. Лёха зашёл в квартиру и разулся.
Чай будешь?
Да
Мы сели на кухне, я заварил чаю и налил нам по кружке. Лёха пил чай и ничего не говорил, я тоже молчал, но сидеть так показалось мне скучным, и я решил что-нибудь сказать.
Маринку видел
Да? Как она?
Нормально. Замуж собралась
Ничего себе! Удивился мой друг.
Чёрте что! Поддержал его я.
А за кого хоть?
Даже не знаю, забыл спросить
Ну, ничего себе! Опять воскликнул Лёха.
Да чёрте что! Вторил я.
Вот так мы всегда с ним говорили, когда не о чем было говорить, просто обменивались бесполезной звуковой информацией. Иногда мы могли сплетничать часами и проводить вместе целые дни. Когда был пик моей карьеры наркомана, мы с Лёхой всё время были вместе. Смерть и жизнь нам были на двоих, оба страдали депрессией по утрам и оба отрывались в клубах, пока нас не выводили с танцпола под руки. Развлекались до последней копейки, один раз, зимой, нам пришлось пешком, ночью, идти домой из клуба, потому что денег на такси не было, автобусы уже не ходили, а бесплатно везти не хотел никто. Расстояние около пяти километров, но всё вокруг было в снегу, а мы находились в первой стадии отходняка. Пока шли, разговаривали, чтобы не было скучно, о всяких пустяках. Мы критически обсудили женщин, потом проехались по друзьям, обдумали планы будущих развлечений, решили накопить денег и ехать на Казантип летом. Мы вспомнили всё хорошее, что было с нами в жизни, и регламентировали качество, с точки зрения полученного удовольствия, прошедших лет. Мы пришли к логическому выводу, что неплохо было бы купить машину и ездить в клубы на ней. Мы поделили между собой всех знакомых подруг и разработали планы вечеринок. Пока занимались всем перечисленным, сами не заметили, как оказались дома (не помню у кого, у меня или у Лёхи, но это не важно, мы и ночевали то тогда всё время вместе, спали на одной кровати).
Ты не собираешься возвращаться? Спросил меня Лёха, щурясь, из-за чашки с чаем. Я покачал головой. Я всегда был маленьким депрессирующим подростком и навсегда останусь им, только сейчас понял, что уезжаю навсегда, что не хочу возвращаться, не хочу думать об Ире и ждать лучших времён. Это будет лучший хайк, но он станет для меня последним.
Зря. У меня дома грандиозная пьянка в конце месяца, можешь успеть
Знаешь, я еду, чтобы отвлечься. Сейчас как-то нелегко на душе. Конечно, я не собираюсь так просто сгинуть где-нибудь на М10, но мне нужно время, нужна опасность и нужно сменить обстановку, увидеть Ло и тверских. Мне как никогда нужны новые ощущения, ещё не много и я снова сяду на таблы, я даже не думал, что какая-то девушка может так запасть. Я не показываю, но мне очень тяжело. Она сегодня уехала куда-то и ничего не сказала. Знакомые рассказывают о ней ужасные вещи, но я стараюсь не воспринимать их. Она же не может спать со всеми этими… Ну и вообще, нахрен ей эта политика?! Блин. Я замолчал и задумался. Лёха ничего не говорил, просто пил чай и молчал, опустив взгляд.
Это всё гормоны, сказал он, наконец. Я думаю, тебе не стоит думать так сильно о ней.
Эх… вздохнул я.
Мы посидели ещё немного, потом сходили к Лёхе, где он вручил мне три банки тушёнки и одну кильки. Я дотащил всё это до дома и закинул в рюкзачок. Весь вечер я слушал радио и курил, курил, курил. Я думал об Ире (словно ёжик в тумане думает о лошадке) «Как она там? Не скучно ли ей? Не одиноко ли?»
Поезд прибыл ровно по расписанию. Солнце только вставало, тёплое балтийское утро, даже на вокзале пахнет морем. Таким тонким и неуловимым ароматом, какой есть только в той части света. Открылись двери и пассажиры начали выходить на перрон. Ира вышла одной из последних, её небольшую сумку нёс какой-то мужчина.
Ты первый раз в Риге? Спросил он.
Да. Улыбнулась она весело. Здорово, что мы здесь!
Я плохо спал, но проснулся часам к восьми. Я наскоро позавтракал, выпил кофе, надел рваные джинсы, белую футболку стреч с надписью «СССР», закинул за спину оранжевый рюкзачок с единственной лямкой, нацепил на ремень плеер и вышел из дома. Я не хотел думать о том, что ещё выкинут эти взрослые люди с их ложью, алчностью и предательством. Я маленький депрессирующий подросток. Весь мир под ногами у таких, как я. И все мы против этого мира. Всегда поодиночке. Я легко шагал по асфальту, мне светило в глаза Подмосковное солнце. Моё путешествие только начиналось.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Игорь Пин: ХАЙК (в преддверии). Повесть.
23.10.04 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|