Арсений Гончуков: А ВЫ ВИДЕЛИ КОГДА-НИБУДЬ ПУШИСТЫЙ ТАНК? Дружеское эссе о поэзии Софьи Греховой.
Девочки - не безусловно талантливее мальчиков. Дело в том, что у мужчин мышление абстрактное, у женщин - конкретное. Мужчина мыслит образами, женщина - частностями, деталями. Так распорядилась природа. В большинстве случаев.
(Не относится к человекообразным промежуточного пола, каких, увы, все больше на свете, в том числе и в поэзии).
Но эта жизнь в окружении человекообразных смутной половой принадлежности ("Плотью мужики, а духом - ...ди", к примеру, раздражающие Губермана) порождает поэте... поэтов! женского рода, принявших на себя декларативную мужскую функцию. И проводящих такую политику в своем творчестве. Таких много. Как справедливо отметил и перечислил автор критического эссе.
"Потому что если человек сильнее стихов, то стихи уж точно сильнее всего написанного о человеке".
Можно еще добавить: комментировать прозу и стихи - все равно, что сантиметром измерять литры. Читайте!
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Елена Сафронова
|
А ВЫ ВИДЕЛИ КОГДА-НИБУДЬ ПУШИСТЫЙ ТАНК? Дружеское эссе о поэзии Софьи Греховой
Свойства любого творчества есть свойства человеческой души. Пусть этот постулат покажется странным или излишне прямолинейным, но с этого стоит начать. Кажется, тем интереснее творчество, чем больше оно «зеркало души», как бы ни истерта была идиома. Но кроме интересности у произведения искусства и в целом у всего контекста мирового искусства есть другая категория – невероятности и волшебства. Невероятна при этом не сама схема творческого осознания мира автором, а количество и качество индивидуальностей и их пересечений в своих зеркалах и в зеркалах других сознаний.
Я знаю Софью Грехову как человека. В этом сложность. Потому что человек всегда сильнее, шире и больше своих стихов. Подчас именно непонимание этого и привносит в творчество искусственность, строя глухую стену между автором и его произведениями. Но как говорить о стихах, а не о человеке? Вот это и труднее всего. Однако давайте поэкспериментируем и попытаемся понять стихи через автора, а не наоборот, как обычно.
А вы видели когда-нибудь пушистый танк? Или сталкивались в жизни с человеком, который «сначала делает, а потом оправдывает свои поступки», как написал о Софье ее близкий человек. А еще она «звезда», при том – рыжая. Только не смейтесь. Это правда. А звезда, знаете, такой упорной звездностью, которая не может не приводить в ярость. Ту ярость, которая рождается при виде человека, которому ничего невозможно доказать. Потому что он не только вещь в себе, он еще и вещь ни для кого. Но и не для себя вещь тоже. Вещь для мира, хотя совсем не вещь.
Понятно и очевидно, что поэзия сама по себе мир.
Мир Греховой, кажется, особой плотности атмосферы и «личностности», позвольте ввести такой термин. Ее стихи при нарочитой открытости эмоционального ряда и выпуклости интонаций, кажутся кажутся закрытыми. Настолько, что не вырубишь топором. Тот самый случай. Хотя это всего лишь женская лирика, феномен, о котором написано столько же, сколько непонято. Девочки всегда талантливее мальчиков, они всегда ярче, их, пишущих, больше, они раньше творчески пробуждаются… Можно написать целое исследование в жанре «творческой физиологии». Но не будем.
В том-то и проблема, как мне кажется Софьи (пусть она мне не простит такого излишне психологичного экскурса). В том, что танком женщине всегда быть трудно. Но сама женщина разгадала ли феномен сильной женщины? Нет. И мучается. Тем, что такая женщина, умеющая выбирать и не умеющая жить с компромиссами. Стихи, которые подобные женщины, нет, люди, появляют на свет – всегда избранное. Если появляют, если их стихи не только нечто выстраданное, а нечто выпавшее – тяжелое. Нет, не то чтобы прожитое… Это не опыт, который присущ мужскому, это нечто другое. Но это и не вопль надломанной тонкости, нет, опять же, нечто другое. Сила надрыва? Нет, это тоже обыденная участь мужского нрачала… Что же?
Это привычка не бояться крови. Именно это. Известно, что мужчины боятся крови сильнее, а у женщины этой брезгливой боязни почти нет… Здесь я не буду продолжать мысль, мне кажется, что это узнаваемо в стихах и нет смысла слишком раскрывать эту тайну.
Вернемся к танкам, зашитым в подушки. Честность, открытость, и главное – грубость. Слишком просто? Да, эта поэзия обыденна в своем умении пробивать стены, в своих оборотах и красках. Нет, она не яркая, она не блестит, это немного не ее. Матовый, насыщенный матовый. Той простоты, которую не вырубишь…
Она проламывает ласково, по собачьи. Как человек, который говорит и чью речь невозможно нарушить, перебить. Такой человек если идет в дверь, то в нее войдет, ты можешь пойти в другую, но за тобой не последуют.
Однажды мы говорили с Софьей на самую оригинальную тему, на которую только можно разговаривать: о смысле жизни. На вопрос «Чего ты хочешь?» она ответила: «Написать что-нибудь хорошее и детей умных и красивых родить». Я заулыбался, но что может быть больше, сильнее и… глупее этого? Так же как что может быть глупее жизни? Это как патриот, над которым всегда смеются интеллектуалы и рефлексирующие либералы, потому что он – любит – родину. Вот и она будто может любить тропинку к своему дому только раз и навсегда. Или своего рыжего кота. До смерти и до того, чтобы перегрызть всем котовым недругам горло.
Так во всем. Вместе со своими стихами она – мощная, состарадющая и немного даже бесстыдная, в своей открытости и главное – в своей убежденности. Уверенности жить, писать, жалеть, идти. Это стихи хода. И бывает резко, режуще. Но ведь это только эхо, не спрашивайте поэтов: что дальше.
Я не знала, что будет так больно
И что рвота подкатит к горлу
И что буду блевать на город
Твоей пошлою нелюбовью… […]
А в глазах - этих тел месиво
В этом фарше – уже не люди
И меня никогда не будет
Под тобой на ее месте.
Это про любовь. Но и здесь общечеловеческое, всечеловеческое. И даже Бог становится не категорией достижения, а настоящим отцом:
А вам как живется под этим небом
Над которым давно нет бога? […]
А вам как живется под этим небом
С которого бог сбежал
Умирать
от своей беспомощности?
Здесь не возразишь, потому что не вырубишь цельность, размашистость стиля как максимально точное отражение человека. Такая, извините за каламбур, безгреховность стиля.
Да, так почему же есть люди-собаки и есть люди-кошки? Собаки преданные, а кошки любят только дом. Собака умирает на могиле у хозяина, а кошка в своем углу. И тоскуют они очень по-разному и по разному.
А я мечтаю когда-нибудь стать не собакой, а кошкою
Без этой преданности в глазах, без предательской дрожи
Без вилянья хвостом, но с кошачьим везением.
И чтоб в запасе – все 9 жизней. И на хрен спасение!
Конечно, это особый пласт современной женской поэзии, яркая представительница которой Вера Павлова, нечто близкое по духу можно найти и в Казани в стихах Анны Невы. Это нечто женское и глубоко стихийное: огрубленное, искреннее, во всю прямоту выражения эмоций. Хотя гораздо более заслуживает внимания то, что скрыто под этой тяжестью и размашистыми мазками. Ведь поэзия это отражение нас, и в этом смысле – эти стихи – преодоление и если можно так выразиться – рикошет от зеркала мира того, что идет изнутри человека, его поэтического мира. Вот такой он получается силы и напора. Такого мужского или – сверхженского.
Это дар чего-то нежного, но «горчичного», мощного, но мягкого, плотного и – очень большого. Кстати, меня выводит из себя (в шутку, конечно, но и без шуток тоже) привычка Софьи иногда говорить про себя в мужском роде. Кураж, но и такой, вот именно такой – ее – мир.
Странное ощущение того, что здесь про Грехову и ее стихи ничего не написано. Впрочем, это понятно. Потому что если человек сильнее стихов, то стихи уж точно сильнее всего написанного о человеке.
Код для вставки анонса в Ваш блог
|