Елена Сафронова: О Тебе радуется.
Статья о одной из самых насущных проблем современной русской литературы - как провести водораздел между коммерцией и настоящим? И есть ли на самом деле он, этот водораздел, там ли мы его проводим?
Почему не читают то, что "высоколобые критики" (выражение автора) относят к литературе настоящей? И какова дальнейшая тенденция? Если коротко - взвесим все "за" и " против", и подумаем, от чего стоит отказаться и стоит ли вообще отказываться от того или иного жанра? Или дело вовсе и не в жанре, а разделение условно и надумано?
Не буду пересказывать написанное автором: вы сами можете ознакомиться с авторской позицией. Статья интересна всем тем, кто озабочен состоянием русской литературы сегодня и также - в езе большей степени тем, кто сам относится к креотивщикам-создателям оной.
Главное, что я увидела в позиции автора и и с чем согласна - разделение на "коммерческую" и некоммерческую" литературу все-таки условно. Водораздел проходит по уровню таланта. Разумеется, есть однозначно авторы "комменческие". Но главное не жанр и не коммерционализация. Я бы разделила литературу на талантливую ( в любом жанре) и посредственную. Кстати, тиражи - не показатель. Раскрутить можно любого при определенном вложении средств. Надо просто попасть " в проект" по раскрутке имени.
Детектив может стать классикой, не говоря уже о фантастике и юморичестической литературе. Скажем, Зощенко, Агата Кристи или Булгаков - это "коммерческий проект" или классика? Не спешите с ответом! Булгакова сейчас бы назвали автором "городского фентези". Улыбаетесь? Но ведь точно, сросите любого издателя!
Мне кажется, что креативщики, ассоциирующие себя с "настоящей литературой", не должны потакать вкусам толпы, но при этом не должны писать заведомо скучно. Здесь нет парадокса. И не думаю, что мне нужно приводить примеры - они известны. Вся классическая литература, как правило, вовсе не скучна. Но и только развлекательной ее не назовешь. Можно писать ярко на серьезные темы, можно в одном произведении смешивать жанры, лирику и интеллектуальный стеб, иронию и публицистику, да что угодно! Главный критерий - талант. И еще. Не согласна, что настоящая литература создается в ущерб материальному. И что автор должен быть немножечко голодным. В советское время из-за одной оговорки "искусство должно быть понято народом" произшла трагедия. Снижалась планка доступности. А ведь в сказанном был совсем иной смысл - "искусство" не должно "прогибаться" под обывателя, обыватель должен иметь динамику к росту. И вот над этим, над воспитанием вкусов читательской массы, и следует нам подумать. Уверена, что читательский спрос вовсе не такой, каким его представляют инвесторы. Они упрощают наш образ, обедняют нас. Попробуйте выбросить на рынок настоящую, не скучную и талантливую литературу. И не забудьте вложить деньги в раскрутку. Эффект будет ошеломляющим. "Широкие читательские массы" ( по выражению Юрия Кима) приятно удивят вас, господа инвесторы!
Кстати, сейчас то, о чем я пишу, заметила не только я. Затевается серия проектов креативной, не скучной интеллектуальной прозы. Так что, рынок меняется, и это радует.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Виолетта Баша
|
О Тебе радуется
Вероятно, я, верующий человек, совершаю кощунство, упоминая Божественное песнопение, сложенное, по преданию, самим Иоанном Дамаскином, всуе. Предпосылая его в качестве эпиграфа статье на тему если не откровенно суетную, то, по крайней мере, далекую от Православия. Да еще цитируя его в ТАКОМ контексте. Обрывая цитату на словах «РАЮ СЛОВЕСНЫЙ…»
Все мы – условно религиозные, атеисты и агностики – хотим оказаться в раю. И поскольку достижение его в будущей жизни для многих представляется туманной перспективой, естественно, что рай люди ищут на земле. Версий материального воплощения рая я сейчас вообще не коснусь. В конце концов, человек творчества, по распространенному убеждению, должен быть «чуточку» голодным. Но ведь в понятие счастья, в просторечии часто граничащее с понятием рая (вспомнить хотя бы знаменитое «Райское наслаждение!»), входит и моральный комфорт… А моральный комфорт для людей, являющихся моей целевой аудиторией, включает и наслаждение духовной пищей… Я, собственно, об этом последнем предмете… Вернее – о том, что считается то ли «горькой отрыжкой», то ли суррогатом оной пищи. О том, что мне все настойчивее хочется назвать (прости меня, Господи!) «Раем словесным».
Поясню без обиняков – о развлекательной литературе.
После Шестого форума молодых писателей России я готовила блиц-интервью, не имевшее заданной темы, но состоящее из впечатлений участников форума. Им предлагалось поговорить о том, что настолько в душу запало на форуме – аж первое на ум пришло в ответ на сакраментальный вопрос: «Ну, как?» Получился своего рода «лытдыбр» или поток сознания вслух…
Одним из последних на моем зигзагообразном пути со включенным диктофоном попался Владимир Гугнин, москвич, прозаик и критик, участник семинара прозы в журнале «Октябрь». Цитирую по собственной записи:
«- Что тебе более всего запомнилось из шестого форума?
- Слушали лекцию Сергея Чупринина о современной литературе. Сергей Иванович начал с того, что обещал рассказать нам, чем отличается серьезная литература от несерьезной, коммерческой, чтобы мы могли их уверенно различать и делать вывод – чему служить. На пути высокого искусства нас будет подстерегать голод, нужда, непонимание и непризнание… долго, до самой смерти и еще лет пятьдесят после нее. Зато на пути продажи таланта нас ждут всевозможные земные блага. По мнению Сергея Ивановича, коммерческая литература отличается тремя основополагающими признаками: направленностью на определенную аудиторию; сюжетными линиями, которые привлекают потенциальных читателей, эдакой «продажностью» содержания; простым, незатейливым, широко доходчивым языком. На основании этих признаков, за кругом серьезной, большой литературы остается вся фантастика, даже высокопрофессиональная, все детективы, любовные и дамские романы, исторические повествования, юмористическая литература… Проще, наверное, было сказать, что входит в него. Но этого почему-то конкретно не прозвучало. Было сказано примерно так: «А то, что лишено этих коммерческих признаков, и печатают «толстые» журналы». Мне показались сомнительными критерии отбора, но я решил уточнить у Сергея Ивановича: «А как именно происходит отбор? Кто его осуществляет?» Он сказал: редколлегия собирается и делает вывод о ценности произведения. На мой взгляд, эта последняя фраза обесценила всю лекцию».
Мнение интервьюируемого не всегда совпадает с мнением интервьюера, к Сергею Ивановичу я питаю глубокое уважение и не стала бы высказываться столь категорично. Тем не менее, этот вольный пересказ сути лекции Сергея Чупринина высвечивает, на мой взгляд, действительно имеющую место быть слабость позиций определения «настоящей литературы». Не странно ли, что недостойное коммерческое чтиво литературоведами разобрано на составляющие и проанализировано, так, что его уже можно сверять с шаблонами? А серьезная литература, уже без кавычек, таковых критериев не имеет?
Можно, конечно, возразить, что любое настоящее искусство не может быть «скроенным» по шаблону, что шаблоны – суть удел ремесла, а Творение ломает рамки стереотипов и порой ложится в основу новых течений в мировом искусствоведении. Но если углубиться в историю искусства, мы навскидку вспомним столько примеров признания гениев таковыми только после их кончины… Одна хрестоматийная судьба Винсента Ван Гога чего стоит… То есть один из критериев настоящего искусства – проверка временем? Но опять же, сколько творческих судеб сломано под девизом «Потомки разберутся, кто из нас гений!..» Потомки когда еще разберутся, а морального комфорта меж тем желает себе и человек творящий, и, к слову сказать, его целевая и нецелевая аудитория. Желательно сейчас, а не в отдаленном будущем.
Можно также заявить, что настоящую литературу невозможно определить понятийно, потому что она всегда многопланова. То есть не поддается расшифровке, схематизированию, анализу и даже синтезу… Но и это, по моему скромному мнению, не вполне корректно, так как настоящая литература является предметом научного изучения, и можно ведь вычленить, допустим, тенденции, присущие творчеству поэтов Золотого или Серебряного века. Я намеренно упрощаю. В каких-то частных аспектах, значит, исследование литературы возможно, а в глобальном смысле – где подлинное, где эрзац – нет? Нелогично…
Можно еще выдвинуть утверждение, что настоящая литература в расшифровке понятия не нуждается, так как подлинное видно сразу. Но этот постулат так и останется чисто теоретическим, не выдержав испытание практикой, которая еще на заре цивилизации отметила: «Сколько голов – столько умов». Однозначно, что на сто тысяч посетителей книжных магазинов, идущих туда с целью купить почитать, а не укрыться от дождя или приобрести канцелярские товары найдется всего один Андрей Немзер, великолепно назвавший творчество модных нынче Б. Акунина, Л. Улицкой, В. Пелевина, П. Коэльо «культурным изводом лоточного ассортимента». За точность статистики не ручаюсь. Скорее всего, численный разрыв еще больше. И, строго говоря, чем мнение дипломированного критика лучше мнения читающего большинства? Наверное, каждый, вечером после работы открывающий книгу (вариант – текстовую страницу Интернет-библиотеки), а не включающий телевизор, имеет право называться читателем, а стало быть, выдвигать свое читательское мнение и вносить его в мыслящую оболочку Земли?
Таким образом, мы плавно возвращаемся в начало разговора – чем все же настоящая литература отличается от чтива? Признаться, я пока не вижу общепринятого как понятие литературоведения и благословленного «Стариком Державиным» ответа на этот вопрос. Вижу другое: что «чтиво» считается хорошим тоном ругать. В той литературной среде, где я вращаюсь по своей крохотной орбите, это – в тех или иных выражениях, с разной степенью политкорректности – не делает только ленивый автор из претендующих на место в этой среде. То есть для эстетов книжка в мягкой броской обложке (или даже в твердой, но не менее броской) – нечто вроде лакмусовой бумажки для отбраковки «не своих». «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты». Некогда и мне один представитель высокого штиля снисходительно отвел место на какой-то из нижних ступеней социокультурного развития, углядев в моей сумочке «дорожный» томик Анны Малышевой. Робкое возражение, что в молодости я перечитала половину мировой классики, включая «Улисса» и Акутагаву, а теперь мне интересен феномен бессмертной бульварной литературы, эстета не переубедило – он сказал, что тот, кто переходит от «Улисса» к Малышевой, недостойный для него собеседник. Чужой. А почему бы, подумала я тогда, не стать своей среди чужих – среди тех, кто не гнушается бестселлерами?
Что, если сформулировать вопрос так: «Почему, несмотря на все преимущества «высокой» литературы, в рейтингах продаж книжных магазинов и читательских предпочтений лидируют совсем другие имена, названия и сюжеты?» Как заявил в своей псевдошуточной песне человек, чья «жанровая» принадлежность, а равно и место в литературном пантеоне до сих пор является спорной: «А ответ ужасно прост, и ответ – единственный…»
Эти произведения читают потому, что они способны РАЗВЛЕЧЬ.
Кстати, ремарка о Владимире Высоцком. Насколько мне известно, большинство литературоведов и эстетизированных потребителей искусства его творчество (да и весь гигантский, хотя и разнородный массив авторской песни) за искусство не считают. Кое-кто из более «толерантных» деятелей литературы признает величину Владимира Семеновича. Но это – скорее личное одолжение памяти покойного. А «в народе» его популярность остается загадочно высокой. Не правда ли, показательный пример того, что массовый выбор – не всегда неправильный?..
Данная ремарка была, скорее всего, к слову, потому что творчество Высоцкого развлекательным в чистом виде назвать нельзя, и потому, что речь у нас идет о прозаическом чтении. Именно в нем отчетливо выделяются предпочтения «широких необразованных масс» и «узкого круга посвященных».
А знаете ли вы, уважаемые читатели, что по данным медицинской статистики в США, например, 90 процентов населения постоянно находится в состоянии сильного стресса. Из них 60 процентов испытывает стресс 1-2 раза в неделю, а треть - почти каждый день. В условиях реанимации «холодной войны», возможно, штатовский пример – не самый для нас приятный. Тем не менее, учтем хотя бы то, что «их» уровень жизни заведомо выше нашего, и что эта внешне благополучная страна первой осознала проблему стресса. Посмотрим поближе: 28 процентов из 160 миллионов трудоспособных и работающих граждан стран Европейского союза, жалуются на состояние стресса на работе. Тамошние медики своими исследованиями доказали, что 50–60 процентов всех потерь рабочего времени в этих странах связаны с воздействием стресса.
В России сегодня нет столь точной статистики (и неудивительно!), но по приблизительным оценкам примерно 70 процентов россиян постоянно находятся в состоянии стресса, а треть всего населения - в состоянии сильного стресса. Вследствие постоянных стрессов, почти 80 процентов людей зарабатывают болезнь, называемую синдромом хронической усталости. Симптомы этого заболевания очень напоминают проявления СПИДа: быстрая утомляемость, слабость по утрам, «песок» в глазах, частые головные боли, бессонница, конфликтность, склонность к одиночеству…
К чему это наукообразие? Да лишь к тому, что элементарный инстинкт самосохранения требует от людей бороться со стрессами. А рецептов противостояния известно не так много. Еще минутка терпения – еще несколько тревожащих цифр…
По данным Всесоюзного центра исследования общественного мнения, россияне избавляются от стресса следующими способами: почти половина из них смотрит телевизор, чуть меньше – слушает музыку. Далее идут вовсе не безобидные способы: алкоголь (почти пятая часть народонаселения пьет, чтобы расслабиться!), еда (ничего хорошего в булимии нет, но 16 процентов «наших» так не считает), медикаменты (шестая часть населения шестой части земли находится в медикаментозной зависимости), спорт (единственное светлое пятно в этой статистике! Жаль, что только 12 процентов россиян спортивны), секс и различные медитации. Тогда как лучшими рецептами для поднятия жизненного тонуса ученые считают ту же медитацию, четкое распределение рабочего времени, отпуск, сон, русскую баню, общение с природой и животными и ПУШИСТЫЙ ПЛЕД, УДОБНОЕ КРЕСЛО И ЛЮБИМУЮ КНИЖКУ.
Вполне возможно, что для кого-то этой книжкой безо всяких напрягов окажется «Игра в бисер». Но значит ли это, что достоин презрения читатель Александры Марининой?..
В этой связи мне вспомнилась юность нынешних тридцатилетних. А именно… развлекательные кинофильмы производства Индии. Я помню дискуссии в журналах «Советский экран» и «Спутники кинозрителя» - и хочу верить, что не все письма были сфабрикованы сотрудниками редакций, что в те времена письмо в газету было для многих граждан нормальной возможностью высказаться. Так вот, одна подборка читательских писем и была посвящена «индийскому кино» (феномен настолько узнаваемый для тех, кто его застал, что, по-моему, легко укладываются в эти два слова яркие до пестроты в глазах тропические пейзажи, жгучие до слащавости красавицы, смелые и безрассудные до ходульности герои и обязательные до рефлекторности песни и танцы, особенно пикантные, когда жизнь персонажей висит на волоске). Тема дискуссии была вроде того «Не слишком ли много на наших экранах бездуховного и малохудожественного индийского кино?» Насколько помню, изящная провокация вызвала у аудитории множественное письменное «НЕТ!» Эти фильмы привлекали внимание и завоевывали любовь читателей тем, что были веселы, красивы, «сделаны», что там ни говори, и отвлекали от проблем. Что и доказывали высоколобым критикам в своих простодушных письмах представители зрительских масс. Не задержалось в голове, чем закончилась та дискуссия. Но полагаю, что обе стороны остались при своем. Это нормально, это более чем естественно – еще древние римляне утверждали, что о вкусах не спорят. На том бы и успокоиться, если бы…
Наталия Трауберг в своем развернутом эссе «Неожиданный Честертон» (М.: Истина и жизнь, 2002), говоря о причинах малой известности этого замечательного писателя читающей Советской России, упомянула, что при советской власти, с 20-х до 50-х годов, Честертон был неиздаваемым. Он и переведен-то был весьма ограниченно. «Все, что существовало в переводе – частично сокращенное, частично непонятое, очень искаженное, - читалось как приятная, не советская литература для отдыха. Нельзя сказать, что это очень важная роль. Скорее, что-то вроде коктейля, который люди позволяли себе пить полутайно, когда вокруг было принято пить водку». (Указ. соч., с. 338) Весьма вероятно, что разделение «чистых» и «нечистых» жанров началось в те времена, когда литература страны победившего социализма должна была воздействовать на умы и сердца по законам метода соцреализма. Тогда, конечно, литература для отдыха не считалась серьезной, а ее создание – заслуживающим уважения трудом. О чем, кстати, писали И. Ильф и Е. Петров – в послесловии к «Двенадцати стульям».
«Скажите, - спросил нас некий строгий гражданин… - скажите, почему вы пишете смешно? Что за смешки в реконструктивный период?.. Сатира не может быть смешной, - сказал строгий товарищ и, подхватив под руку какого-то кустаря-баптиста, которого он принял за стопроцентного пролетария, повел его к себе на квартиру.
Повел описывать скучными словами, повел вставлять в шеститомный роман под названием «А паразиты никогда!»
Противостояние, намеченное «шаловливыми братьями» когда-а еще, продолжается и сейчас. Моя коллега по литературному порталу «Точка зрения», редактор отдела прозы Мария Чепурина выступила в портале со статьей «О снобизме, или Две литературы». Цитирую с разрешения Марии:
«На мой взгляд, наша литература чудовищно расколота. И это не идёт ей на пользу. Всегда были массовые, развлекательные книги и всегда были идейные. Но сейчас, мне кажется, авторы тех и других прямо-таки ненавидят друг друга.
На форуме молодых писателей в 2005 году в беседе со мной один юный талант лет 35, чьё творение было похоже на стовагонный поезд, ползущий монотонно и занудно, заявил, что если читатель скучает за его книгой, то это его (читателя) проблемы. Пусть продирается через лес. Это Донцовы пишут интересно. А мы - крутые интеллектуалы из журналов без картинок и без тиражей - будем писать скучно!» (Вообще-то малоталантливость легче всего скрыть за наукообразием и многословием… Или за абсурдизмом. Есть признанные величины в литературе абсурда, а есть их слабенькие эпигоны – но последних почему-то в круг презренного чтива критики не включают… -Е.С.)
Далее, естественно, выяснилось, что «и развлекательные авторы относятся к серьёзным со снобизмом. «Благодаря мне и прибыли от меня, - заявляет Донцова хулителям - издательство может выпускать для таких как вы всякие там томики всяких там Ахматовых, заранее убыточные!» Оставим эту резкость, если она и была произнесена, на совести королевы детективных тиражей. Кстати, ее творчество я лично бы ни завлекательным, ни развлекательным не назвала, на мой взгляд, у нас сегодня есть гораздо более совершенные образчики этого жанра. Но это факт моей личной биографии – а покупатели делают выбор в пользу Донцовой, и не мне их судить.
Так вот, противостояние пишущих серьезно и пишущих весело сохраняется, и мне уже начинает казаться, что оно – один из мифов, укорененных в среднем сознании среднего литератора. Так принято – свысока смотреть на человека, который ваяет литературу для отдыха. Почему принято? А… а… кто его знает… Но старшие товарищи говорят… «Как вас кормят?» - спрашивает корреспондент «Красной звезды» у новобранца. «Генерал сказал – хорошо!»
Генерал сказал: развлекательная литература – это плохо. И молодые авторы – что прозаики, что публицисты - подхватывают бездумно поникающие знамена. А не лучше ли приложить больше собственных мыслительных усилий и обосновать, ПОЧЕМУ все же развлекательная литература – это плохо. Да – и «ГДЕ кончается искусство» и начинается развлекалово.
Можно попытаться ответить на этот изначальный вопрос, продолжив кинематографические ассоциации и вспомнив также «Семь смертных грехов кино»: комедия, детектив, мелодрама, триллер, боевик, исторический и приключенческий фильм. Такая градация придумана не мной – подростковая память цепкая, я вычитала ее в одном из упомянутых журналов и тогда несколько огорчилась: все, что я люблю, оказывается, объявлено смертным грехом…
Сегодня в литературе принято (возможно, с некоторыми купюрами) то же самое деление на высокие и низкие жанры. При этом все произведения упомянутых жанров пользуются максимальным коммерческим спросом. Закон непреложный.
Эта пространная статья задумана, чтобы высказать краткую истину, которая представляется лично мне неоспоримой: «НЕТ «ПЛОХИХ» ЖАНРОВ – ЕСТЬ ХОРОШЕЕ ИЛИ ПЛОХОЕ ТВОРЧЕСТВО В РАМКАХ КАЖДОГО ИЗ НИХ». Посему и рассматривать каждое произведение того или иного жанра надо индивидуально, а не огульно, под одну гребенку, клея штампы, на которые мы все с советских времен великие мастера.
Обратите внимание на книжные развалы! В изобилии коммерческих романов тоже есть «уцененка»! Одних авторов расхватывают, как стаканы кваса в жару, других – оставляют на прилавках. Потребители, эта статистическая единица, осознанно отделяют злаки от плевел.
Высокая планка ремесла не лучше ли неумелых потугов на «нетленку»? Написанный мастером детектив порождает у читателя неподдельное интеллектуальное удовольствие. Взять того же Гилберта Кийта Честертона. Этот мало кем в мире превзойденный мастер слова, вмиг узнаваемый стилист и высоконравственный философ породил собственное отношение к массовой культуре. Очень, надо признать, гуманное. Слово Н. Трауберг:
«Честертон заметил «массовую культуру. Многие уже замечали ее – но презирали. (sic! – Е.С.) Он этого сделать не мог. Вспомним эссе «Любитель Диккенса», защиту дешевого чтива, хвалу «шарманочному люду». «Обычного человека» он считал не дураком, не пошляком, а подвижником, знающим скромность, радость и надежду… В 20-х и 30-х годах ему стали противны новые виды пошлости, но обвиняет он прессу, радио, рекламу, а не тех, кого они соблазнили. Главная беда в том, что удовольствия заняли место обязанностей, стали непрерывными, а значит – скучными». (Указ. соч., с. 37)
Не стоит ли поучиться у Честертона уважению ко вкусу и выбору другого, будь даже этот другой заведомо не семи пядей во лбу, не вскормленный с рождения воздухом столичной литературной тусовки?
А в новелле Г.К. Честертона «Странное преступление Джона Боулнойза» мы прочтем, как известный философ-эволюционист не смог обеспечить себе алиби на момент убийства любовника его жены, так как сидел в полном одиночестве, наслаждаясь виски с содовым и ПОСЛЕДНИМ ВЫПУСКОМ БУЛЬВАРНОГО ДЕТЕКТИВА. Боулнойз спрятался в кабинете, понимая, что коль его увидят с такой книжкой, репутация его пострадает. Что доказывает: даже очень образованным людям порой необходимо расслабить мозг над ненапряжным чтением. Что также доказывает: хлеб «развлекательного» автора бывает горек, и горечь эта имеет многовековые корни.
Обратите внимание, сколько женщин – в метро, в магазине, в парикмахерской, дома - читает любовнее романы в ярких обложках, «выпеченные» по одному образцу – кстати, прежде, чем смеяться, подумаем, не восходит ли этот образец к историям Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты или русских святых Петра и Февронии – покровителей крепкой любви и семейной жизни?.. Возможно, время внесло поправки в трагические легенды, потому что мечта о Любви все еще движет человечеством. Любовь должна быть счастливой. Хотя бы на бумаге. Горько жить, зная, что ее нет, или что она всегда несчастна. И потому, хоть «лав стори» - не моя литература, даже для скучной дороги, назвать читающих ее… ну, скажем, «пролами» - английский эвфемизм к слову «быдло» - язык не повернется. На мой взгляд, писателей и критиков не красит снобизм. Он им скорее вреден, нежели полезен. Надев шоры («это не для меня, это для пролов»), проглядишь в жизни столько, что и писателем грех будет называться…
Мне, как и Марии Чепуриной, как, не сомневаюсь, всей современной пишущей братии тоже пришлось спорить с одним прозаиком, почитающим себя автором серьезным, прямым духовным потомком ни более ни менее самого Ф.М. Достоевского, о «плохой» и «хорошей» литературе – с точки зрения художественности или нехудожественности оной. Он настаивал, что вся коммерческая литература нехудожественна, и потому ее нельзя допускать к читателям. Альтернатива – то, что нужно допускать к читателям – лежала у этого автора в столе. К общему мнению, разумеется, мы так и не пришли. Оппонент не смог со мной согласиться, что читающий народ – не быдло и не «пипл», а духовная общность, состоящая из личностей, обладающих априорным правом выбора. Он выбирает то, что ему приятно. И если и нуждается в перевоспитании, в коррекции своего литературного вкуса и выбора, то деликатном и, что немаловажно, конкурентоспособном. Не прописано ни в одной священной книге по литературоведению, что повествование высокого жанра должно быть изложено нечитабельным языком – в пику жанру легкому, плебейскому, позорному. Ан Сергей Иванович Чупринин полагает, что водораздел «up» и «down» проходит по языку.
Но почему бы современной российской высокой прозе не поучиться легкости, стремительности и красоте слога – у Виктории Платовой, ироничности изложения – у Иоанны Хмелевской, а конструированию фабулы и ведению сюжета – у Агаты Кристи и Анны Малышевой (отсылаю лишь к достойнейшим представительницам жанра женского детектива)?
Да и вообще, жанр – понятие растяжимое и тоже, по-моему, «скользкое». К какому жанру мы отнесем, к примеру, «Мастера и Маргариту» - по формальным признакам чистую фантастику? А вышепроцитированную антиутопию Дж. Оруэлла «1984»? И его же «Скотный двор»? Кто он, писатель-фантаст, сумевший создать целый жуткий мир, достоверность которого неоспорима? Мастер? Ремесленник хай-класс? Гений? Или Бог?
Ожидаемый переход мысли: а к какому жанру отнести роман «Трудно быть богом»? С психологической фантастикой братьев Стругацкими вообще полные непонятки! Допустим, фантастика – не настоящая литература, а чтиво для отдыха? С чего бы тогда «ненастоящей литературе» А.Н. и Б.Н. быть культовой у советской интеллигенции в 60-70-е гг.? «Времена не выбирают»? Тогда не было доступно ничего другого? «Трудно быть Богом», «Понедельник начинается в субботу», «Сказка о Тройке» были замаскированной и злободневной сатирой?.. Так что же они сейчас не утратили актуальности? Может, не во времени дело (ни одна текущая эпоха в истории ее современниками не признается «благополучной»), а в том, что плохой текст не прикинется хорошим, хоть ты расшибись. Сколько времени ни пройди.
И с чего бы не проходит в России популярность мистиков (назовем их так для краткости) Г. Майринка и Г. Лавкрафта? Да и Карлоса Кастанеды? Почему так завораживает «недалеких» читателей их псевдофилософия? Вдруг она удовлетворяет стремление к познанию Непознанного, один из самых жгучих инстинктов человечества?
А если говорить о буйно расцветшем вокруг нас жанре фэнтези, то припишем ли мы к нему, презираемому, первоисточники - «Властелина колец» или там «Волшебника земноморья»? Одно дело – что молодые побеги этих неохватных древ бывают уродливыми. Другое – что древо Толкиена «пышно зеленеет», и будет зеленеть, полагаю, бесконечно. Мало найдется в серьезной литературе столь продуманных, «сформированных» миров – вероятно, сказалась научная подготовка автора.
Полное смятение чувств наступает и при попытке найти место в мировой литературе самому Джону Рональду Руэлу Толкиену – с одной стороны, он изначально писал всего лишь масштабную сказку, а значит, не может претендовать на лавры «серьезного» писателя. А с другой стороны, он создал в литературе новое направление, синтезировав все предпринимавшиеся до него попытки придать новую жизнь кельтским и англо-саксонским мифам. А всякий создатель нового и «живучего» направления в искусстве автоматически приравнивается к гению…
История мировой литературы знает десятки случаев «смещения» жанровой принадлежности книг, что не лишает этих книг признания и «чистых», и «нечистых» читателей. Нестареющая буффонада «Дон Кихота», пародии на помпезный рыцарский роман, остается одной из сокровищниц человеческой мысли. Возможно, Мигель де Сервантес Сааведра даже не предполагал, сколько «вторых» и «третьих» планов обнаружат литературоведы будущего в его развлекательной по замыслу дилогии, что ее назовут гимном гуманизму, что имя ее главного героя, свихнувшегося на идее победить мировое зло старика, станет синонимом позитива.
А Федор Достоевский так же, как и Татьяна Устинова, писал свои вещи на продажу. И хотим мы того, или нет, но «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание» по сюжету - одни из первых русских детективов. «Игрок» - первый русский экшн. «Бесы», если угодно, первый русский политический детектив. А болезненная философия, которой полны романы Достоевского, скорее нарушает требования данного жанра.
Общеизвестно, что в середине позапрошлого века «взрослая», прогрессивно мыслящая Европа зачитывалась книгами, которые сейчас занимают почетное место в детской классике – от А. Дюма до В. Скотта. Сейчас это приключенческие романы для подростков, а было время – считались бонтонным чтением вполне зрелых господ. Кстати, зря они сейчас не являются настольными книгами взрослых… Весьма морально устойчивое чтение.
Отвлекусь – у того же Высоцкого была прекрасная «Баллада о борьбе». О становлении «рыцарского» характера в послевоенном мальчишке, потому что «нужные книги он в детстве читал». Приключенческие книги, Дюма, Майн Рид, Густав Эмар, насколько я могу судить, переиздаются, - значит, и покупаются. Стоит ли принижать значение этой литературы, по всем показателям развлекательной, но учащей благородству и бескорыстию? Тем более – в наше время духовного оскудения?
В свете прославленной в веках мушкетерской дружбы имеет ли значение, что Александр Дюма-отец разбогател на своих не вполне исторически грамотных романах?
Знакомая психотерапевт в разговоре о бульварном чтиве сказала: «А чем плохо, если человек старается радовать другого человека?» Специалистам виднее! Они знают, что при стрессе порой жизненно важно прибегнуть к самопомощи – если врач далеко, а стресс тебя душит. Это значит - наряду с «противострессовым» дыханием и другими механическими попытками релаксации желательно заняться любой отвлекающей деятельностью и обязательно вытеснить из сознания внутренний диалог, насыщенный предметом стресса. Например, как уже выше было сказано, почитать ИНТЕРЕСНУЮ книжку. Уж наверное, не Кафку, не Достоевского, не Гарсиа Маркеса – при всем уважении к их гению, скорее здоровый человек заболеет, «переупотребив» внутрь этой литературы. А еще один смертный грех литературы – комедию, Джерома К. Джерома, П. Г. Вудхауса или С. Довлатова. Или, по принципу «подобное – подобным» - триллер, только качественный. Стивена Кинга, например.
А что это вы – только о психотерапевтической функции литературы? Будто у литературы нет других функций?
Есть, а как же! Агитационная. Ориентирно-ценностная. «Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести…»
Безусловно, наивно рассчитывать на мгновенное перевоспитание общества, если в нем будут иметь хождение «добрые» книги. Мы вообще, наверное, преувеличиваем воспитательное значение литературы. Но вот об антивоспитательном любят поговорить и культурологи, и идеологи. «Нас оболванивают», «нас зомбируют», «нас хотят накормить пошлым искусством, убивающим наши духовные корни» - звучат утвердительно безадресные обвинения, когда речь идет о «пошлой», «массовой», «попсовой» субкультуре и об ее доминанте над культурой подлинной. Тут уже и до утверждений о «всемирном заговоре» недалеко. Чаще всего, правда, такие обвинения предъявляются телевидению. Но и «книги с лотков» попадают в ряд «духовных убийц», наряду с попсовыми шоу и действительно очень часто бездарными песенками-клипчиками. В высказываниях такого рода явственно видна нестыковка: человек с «духовными корнями» не будет питаться откровенно пошлым искусством. У него всегда есть право выбора. А у любого телевизора есть кнопка выключателя. И у любой книги есть обложка. Ее можно захлопнуть навсегда. Почему захлопывают не то, что кажется недостойным, а то, что признано хорошим вкусом? Потому, что это недостойное – радует. Помогает пребывать в «раю словесном». Это ох как много значит при угрожающей статистике стрессов и депрессий. Депрессиями в России страдает роковой 51 процент жителей. Известно, что перевес в один процент решает дело в ту или иную сторону. Россия сейчас больна душой. Как ее вылечить, одной Богородице известно…
Мне нравится, когда писатели думают о читателе, как о своем друге, кому хочется доставить несколько приятных минут, а не как об объекте перевоспитания, каковой и глуп, и беспомощен, пока ему глаза не откроешь – что любить, что ненавидеть... «Лаской-с. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. ТЕРРОРОМ НИЧЕГО ПОДЕЛАТЬ НЕЛЬЗЯ С ЖИВОТНЫМ, НА КАКОЙ БЫ СТУПЕНИ РАЗВИТИЯ ОНО НИ СТОЯЛО» (М. Булгаков, «Собачье сердце»). Моральный и духовный террор для очеловеченных приматов не лучше политического. Не походит ли на террор определение «низкопробного чтива», данное всему кругу чтения, способному развлечь?
Мне нравится писатель, что прямо сказал:
«Я выполнил свою простую задачу,
Если дал хотя бы час радости
Мальчику, который уже наполовину мужчина,
Или мужчине – еще наполовину мальчику». Неужели, думается мне, А. Конан Дойл – представитель почти всех легких жанров, то детективы писал, то мистические рассказы, то приключенческие циклы, то фантастику, то исторические романы – тоже много шишек за них получал? Вот и заслонился от упреков этим четверостишием.
Приятно было прочитать в эссе Марии Чепуриной отсылку на лауреата Букеровской премии-2006. Ольга Славникова ценит читательское удовлетворение:
«Даша Донцова получает удовольствие от того, что она делает. И многие потом получают удовольствие от ее книг, и это замечательно... Массолит, отвращая высокие умы, застолбил за собой сюжетные ходы и типы героев, обладающие большим художественным потенциалом. Серьезные авторы сказали «фуй!» и предпочли писать скучно. Я же для себя поняла: у трэша надо брать все, что работает».
Вот если бы все серьезные авторы рассуждали так гибко, то мы бы, читатели, хором воспели многоликой российской литературе:
«О тебе радуется обрадованная вся тварь, архангельский собор и человеческий род, освященная церковь, раю словесный…»
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Елена Сафронова: О Тебе радуется. Эссе.
12.06.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|