константин латыфич: Новая Итака.
Новая Итака - это цикл стихотворений, посвященный возвращению. Возвращению к любимой девушке? К воспоминаниям? Все это равносильно возвращению домой. И возвращение это проходит так же долго и трудно, как и возвращение домой Одиссея.
В этих стихах много горечи, много светлой грусти, призрачного полусонного тумана нечеткой памяти о прошлом. Мне вспоминается Бродский. Его лирика, в особенности любовная, переполнена точно такими же неясными воспоминаниями о прошлой жизни. Это нечеткие, размытые картины того, что осталось далеко позади: не четкая цепь событий, а скорее ощущения и обрывки значимых и вместе с тем ничего не значащих фраз.
Очень тонкий, лиричный и проникновенный сборник.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Панда Грин
|
Новая Итака
Алине
1
Солнезаход. Его все видят в раме.
Еще мелькают лица на экране
в квартирах, где хозяевам невмочь
заснуть. И в предвкушенье счастья –
что значит в их понятии быть согласным
с самим собой, – они встречают ночь.
Им хорошо, усаживаясь в кресла,
как в лодку, где не требуются весла,
вытягивать уставшие ступни,
и слушать бормотание соседа,
и диктора, твердящего: «Победа
в последнем матче..», и, считая дни
до срока получения оклада.
Еще немного продержаться надо,
а так - вполне приемлема стезя.
Когда еще не мучает простуда
и аксиома не дается трудно:
«Жить, вправду, можно, умирать – нельзя».
2
А кто есть он? Стремящийся добраться
до сути всевозможных эманаций,
а пуще к той, которая прядет
нить для ковра – кудесница нагая,
с которой не сравнится Навсикая –
она последней истиной влечет.
Ей не нужны карденовы одежды.
Смыкая холодеющие вежды,
работу бросив, показав узор,
что соткан был – она уходит тихо,
и снова для Ивана иль Фаттиха
надежда есть на равнозначный взор.
«To dire, to sleep ...» обычно повторяя,
пугливыми шагами измеряя –
каморку, улицу, рабочий кабинет –
он с каждым годом это делает все чаще,
а особливо, оказавшись в чаще,
где на вопрос: «Ты кто?» - ответа нет.
3
Где может быть он? На краю Востока
иль Запада. Незамутненным оком
все время уточняя параллель
с меридианом местонахождения
любого путника, а также поселения.
Порой играя, как Полишинель.
Заведомо при этом презирая
часы с кукушкой, что идут, сменяя
лишь декорации для каждодневных сцен.
Иллюзию движения продолжая
от завтрака к обеду и до чая,
в закон возводят добровольный плен.
Струит песок из верхнего сосуда,
напоминая, что приходит чудо
из вышних сфер, и вот на полотно
в ответ ему с членораздельной речью,
что сходна с эхом выстрела картечью –
стежок к стежку – ложится волокно.
4
Что получается? В очерченный набросок,
не им задуманный, без глянцевого лоска
вольется волн стремительный поток.
(За вдохом – выдох. От стола – к дивану…)
Есть место для любого океана,
когда тетрадный под рукой листок.
Но над водою он песок горячий
закружит лихо, и в пустыне, спящей
под красным солнцем, древо не растет.
Иль, повернувшись на своей постели,
он также обойдется и с метелью,
и новый айсберг в океан плывет.
Но требует и шепота, и крика
застывший насмерть мир не многоликий –
один самим собою утомлен.
И ожидает слова пробуждения.
Как два числа ждут знака умножения,
как цвета жаждет черно-белый сон.
5
Где взять слова? Он судорожно книги
листает сутками. От Мельбурна до Риги,
проделывая мысленный маршрут.
Толкнув ладонью глобус желто-синий,
на нем он чертит паутину линий,
чтоб отыскать единственный приют.
Он видит пар, клубящийся в пещере,
и в центре ясли. Рядом - люди, звери -
их очертания чуть озарены
прозрачным светом, и звезда большая,
в проеме черном этот свет вбирая,
до собственной стремится глубины.
Усталого он видит паладина,
гудящий рынок, пляску арлекина.
Вот мастер, что закончил полотно.
Вот каравеллы, берега не зная,
несутся в шторм, себе хребет ломая.
Вот на балу пьют легкое вино.
6
С чем быть ему? С подобного реестра
Он, как студент, закончивший семестр,
на мозг запишет, словно на CD,
все это скопом, словно файлы, зная,
что их поочередно открывая.
Поймет, как лучше, и куда идти.
Он, как в кино на длительном сеансе,
оценивает качественность транса
любовника, героя иль царя.
И примеряет собственные жесты
и мимикрию для всех этих тестов,
как тень для тела – не благодаря.
Так устают от частого повтора
дежурных фраз, прямого коридора,
чье украшение - извести раствор.
И отказавшись от заемной речи,
сказав: «Спасибо» и сказав: «До встречи»,
он ищет новый для себя простор.
7
Что он находит? Словно в круге света,
он видит сад, тропинку… Третий месяц лета.
Журнал на лавке, мокрой от дождя.
На нем два яблока, комар ледащий,
тарелка рядом с вишнею блестящей
и календарь потекший, где портрет вождя.
Он слышит шарканье сандалий по асфальту
и стук мяча. Издалека контральто
из радиоприемника звучит.
Кричат «Домой!» стоящему в воротах
и велосипедисту в новых шортах.
Шуршит скакалка и трамвай звонит.
И пахнет дымом от костра за переулком
и резедой за окнами, и городскою булкой
на выцветшей клеенке, молоком
в стакане теплом и периной свежей,
подушкой мягкой, детским сном безбрежным.
Так пишут «я» и дальше точка, «com».
8
Кому все это? Рокоту прибоя,
шуршанью гальки. Словно пеленою
покрытой - теплой и сухой степи.
Прогулке меж подсолнухов и цвету,
как у Ван-Гога, что был глубже Леты,
столь бесконечной, как значение пи.
Как вдалеке от пляжей многолюдных
пловец – питомец всех ошибок трудных,
забыв о глубине и свойствах дна,
сигает вниз с высокого откоса,
не думая о цели и о спросе,
и знает, что победа не видна, -
вот так и он в преддверии рассказа
теперь все звуки и все темы сразу
берет в ответ на жизненный запрос.
И, отвергая всякое блаженство,
он славит лишь одно несовершенство
и задает свой искренний вопрос.
9.
О чем? О собственной заботе,
заботой созданной, что будто бы в реторте,
задерживает встречу на листе
тетрадном с берегом Другого -
«…дельфиниум и астры у порога
не брошенного дома..». Вместе с тем
вот фото в раскрываемом альбоме –
мужчина в гимнастерке, мама в поле
с картофелем, что только из земли.
А вот друзья в обнимку и с гитарой.
«Вот эти и вот эти станут парой.
Вот эти и вот эти не смогли.
А это я на утреннике детском.
А вот у елки с шариком немецким.
А вот у лодки с рыбой из реки…
Тогда еще костер был… Были живы -
и он, и он. Остались лишь мотивы…
Здесь памяти дороги велики».
10
Солнцевосход. Сереет утро в раме,
и новой и отмытой панорамой
от взгляда, что навязан был ему, -
день входит в дом. Герой встает с дивана,
и вещи независимой нирвану
теперь не вопрошая: «Почему?», -
он принимает так же, как свою свободу,
не жалуясь на скверную погоду,
лишь беспокоясь о сохранности тех слов,
что будут сказаны из комнаты соседней
иль на ухо, иль в песне колыбельной,
нулю равняя сумму трех углов.
Так, поспевая в гонке за верблюдом,
в ушко иглы идущая за чудом, -
не рвется дней связующая нить.
Часов песочных вечная восьмерка -
что символ бесконечности в подкорке…
Он слышать учится, пытаясь говорить.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
константин латыфич: Новая Итака. Поэма.
Возвращение, выраженное в чувствах и ощущениях.
20.06.08 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|