Анна Соседова: Первокурсник.
К чему могут привести фантазии неудачника? А если он умный неудачник? Гениальный неудачник я бы даже сказала? Нам всегда кажется, что у нас все не так, и нас всегда преследует фраза "..а если бы я..." Забудьте эту фразу. Неудачников не существует. Существуют только мысли.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Кира Сокол
|
Первокурсник
Была весна. Великолепная апрельская погода. Солнце обсыпало пятнами света аллеи старого парка. Аллеи с искореженным древним асфальтом, с пробивающейся молодой травкой, с ямами полными качественного перегноя, исписанные точками и тире плевков и окурков. « Сколько разных инфекционных болезней содержится в одном таком плевке. Гепатит А или сифилис, кишечная палочка или палочка Коха. Туберкулез! Очень даже запросто. Бомжи, наркоманы. Я думаю, некоторые из людей, что плевали здесь, болеют даже СПИДом… Кто знает.
Вот плевок совсем желтый. Какой-то злостный курильщик с раздражением вышвырнул его изо рта между фразами, обращенными к приятелю. То был приятель, но не друг. Это был не друг. Тогда, в тот момент, когда он говорил первую фразу, он сморщился, скомкал брови, глаза сначала прикрыл, а потом метнул взгляд в направлении выхода. Затем сплюнул и закончил разочарованно и спокойно. Не знаю, что он говорил, но его плевок сказал: «Я ненавижу здесь все. Я обижен, и я устал от обид».
Так,… Вот совсем белые густые плевки. Это студенты, прогуливающие лекции беседовали здесь под акацией.
- Знаешь, что я думаю.
- Что?
- Знаешь, что я думаю.
- Не знаю.
- Ты не знаешь, ты реально не знаешь. Я знаю.
- …
- Зимы не будет.
- Ну и что?
- Ты не понял? Ты не понял, брат. Ты не воткнулся, ты не втыкаешь… Зимы не будет.
- …
- Реально не будет зимы. Прикинь, тема, не будет, не будет вообще зимы, вообще.
- Будет лето.
- Ты не прохавал тему, типуля. Лето, я не знаю. Я не знаю, там, лето, не лето. Я знаю одно, зимы не будет.
- Да ты гонишь, жестко! Левая какая-то дурь.
- Ты не прохавал, ты не воткнул, ты не пооонял…
- Я эту шмурдень больше не курю.
А вот совсем прозрачный плевок, в котором утонул осколок леденца. Девчонка – вредина с двумя крысиными белобрысыми косичками прошкондыляла здесь на своих тощих ногах, и застежки ее сандалий позвякивали как шпоры на сапогах мушкетеров.
А если поднять голову вверх, то можно увидеть, как голые акации постукивают пальцами по небу. Вспоминается как Игорек стучал ко мне в окно первого этажа того ветхого дореволюционного дома, в котором мы жили до третьего класса. И тогда все было по другому. И другая школа. И другой двор. А теперь, … я сижу, и коленки мои сомкнуты, как у отличника-первоклашки, и спина моя прямая как струна, и я не поворачиваю головы в сторону, иногда вверх, иногда вниз. И в институте меня чморят. Лошат. И мне не привыкать. Надо мной издевались и в последней моей школе. Я – задроченный ботан. Мне не привыкать».
« И вон подкатил к ней на предмет воткнуть. Но та ни в какую», - старички в изношенных фетровых шляпах заинтересованно загудели и придвинулись поближе к рассказчику, облокотившемуся на ободранную трость. «И тогда вон сказал: «Никогда!!! Никогда больше эта актриса не появится на экране.!» И обещание свое исполнил. И вона страдала, мучилась. Величайший талант, самородок!!! Какой у ней был голос! Нигде ее больше не снимали. И ее муж стал снимать етот фильм, и вона воспряла духом и новой надеждой. Но болезнь, страшная болезнь ее накрыла в етот момент.»
«Рядом остановилась мамаша с коляской и что-то поправляет там, в глубине, под оранжевой крышей. Ребенок сидит. Он сидит и смотрит прямо на меня. И я тоже начинаю смотреть. Я внимателен, у этого ребенка белесые брови и голубые глаза. Он тоже очень внимателен. Вдруг, он улыбается, лепечет что-то и протягивает ко мне ручки. Коляска трогается. Ребенок едет, улыбаясь. И я смотрю внимательно ему вслед. Он протягивает ко мне ручки и так удаляется от меня по аллее. Я не знаю, что он думает, этот ребенок. От этого мне становиться неловко.
Самое распространенное чувство из моего арсенала чувств. Мне иногда бывает неловко даже за свое имя. Почему меня зовут Паша? Паша, пошлость, пошел ты, Паша. Меня могли бы звать Володя. Вова? Нет, Вова меня никак уж не могли бы звать. Владислав, вот имя, которое мне подходит. Это точно. Почему мы уехали тогда со старой квартиры. Если бы этого не случилось… Все было бы по другому. Я всегда был очень робок. Труслив, если по честному. А Игорек был очень смелый. Он был шалопай. Распиздяй, так говорят. Мы росли бы и дальше вместе. И там, где я не смог бы ответить, за меня ответил бы Игорек. А там, где ему пришлось бы туго, например, на уроке математики, там уже я помог бы ему.
И мы ходили бы и дальше в нашу 21-ю школу, в которой вся параллель из одного и того же детского сада и каждое лицо знакомо чуть не с пеленок, где я не должен был никому ничего доказывать, где все давно привыкли ко мне.
Он провел бы меня за руку по всем глухим подворотням нашего района, я научился бы жить в них, курить траву и материться как он. Я бы жил, и меня принимали бы таким, какой есть, меня бы считали просто замкнутым пацаном, себе на уме. А не задротом как сейчас. А разве я не задрот? Разве я не делаю это по пять раз в день? И мне в душе за это совершенно не стыдно, потому что это… так приятно! Во что превратилась бы моя жизнь, если бы я не делал еще и этого? Во что превратилась бы моя жизнь. Игорек помог бы мне познакомиться с девушкой. Да он бы просто привел меня к какой-нибудь бляди и я давно бы уже трахнулся. А не чувствую ли я чего-нибудь такого к самому Игорьку? Да,… надо быть проще. Я к Игорьку ничего не чувствую кроме трепетной братской любви. Я хочу БАБУ! Егорову, с ее размалеванным лицом и такой круглой жопой, мясистой. И еще много таких же телок. С жопами, с сиськами. А потом, когда бы я всем этим насытился бы, хотя вряд ли. В общем, я хочу, что бы у меня была женщина, такая же как я. В смысле, в чем то главном такая же. И что бы она была второй женщиной после мамы, которая бы называла меня Павлик. Павлик – это не Паша. Но у меня никогда не будет бабы. Потому что я уродлив, прыщав и лох. Может мне надо покончить с собой? И начать все заново. И уже не съезжать со старой квартиры, что-то такой сделать, что бы не съехать. Но это НЕ ВОЗМОЖНО. Я прекрасно понимаю, ведь я очень умный. Я иногда сам удивляюсь, какой я умный парень, когда смотрю на других. Как они часами мучаются над уравнением, которое решается так просто! Неужели они так туго соображают? Неужели так много людей не могут запомнить каких-то несколько страниц текста? Почему для них это трудно? Что у них в черепушке? Что-то другое?
Я чувствую, я чую, что там во взрослом мире это может сыграть большую роль. Это чутье – оно не даст мне умереть никогда. Я чую, что мне еще придется проявлять снисходительность кое-к-кому, кто сегодня меня так унижает. И я проявлю, я знаю. И последние станут первыми.»
В конце аллеи показалось четверо молодых ребят, и он напрягся. Напрасно, они не дошли до него, а поплюхались на скамейку там же в конце аллеи, подальше от лишних глаз. И немудрено, ведь один из них достал здоровенный косяк и тут же взорвал.
-Мы сегодня утром уже курнули с Малышом. Шмурдяковая дурь. Сидели и полчаса тупили, думали будет зима или не будет зимы. Так что, без меня на этот раз.
- Игорек, - и пацан начавший первым передал косяк рядом сидевшему парню.
Игорек сделал напас, а потом хлопнул по плечу третьего паренька. Тот присел на корточки. Когда он щелкнул пальцами, Игорек сказал: «Паше этого хватит. Он у нас такой, сам по себе вечно укуренный.» пацаны хмыкнули. Везет. Чего тогда на него траву переводить.
-Леха, я тебе скажу так. Мой брат,- и Игорек положил руку Паше на плечо, - Паша. Очень умный тип. А очень умным типам дури нужно немного, но она идет в тему. Это долбаебы переводят траву, потому что она их не вставляет.
Малыш выпустил дым и заржал.
-Слышишь, брат, - сказал Паша, который тоже только что выдохнул дым, -
я вот смотрю на все эти харчки, и вижу, что все они разные, как люди, которые их плевали. Вот этот плюнула телка, она курила тонкую сигарету и держала ее в пальцах вот так. И у нее, наверное, были длинные ногти, выкрашенные каким-то неестественным цветом, синим, например, и на них были рисунки, ну ты понял. И волосы у нее тоже были неестественного цвета, черные пречерные как у кореянки, ну ты понял, да? Малолетка. Она рассказывала подруге про пацана, который ее кинул. Бедная девчонка. Он был пидор, этот пацан. Прикинь, реально пидор. И ее подруга сказала: «Развелось их, мразей», и презрительно харкнула рядом. Вот он ее харчок.
-Игорек, Игорек, ты знаешь, что я думаю?
Но Игорек не ответил, потому что во рту у него был косяк.
- Ты знаешь, что я думаю, - повторил Малыш,- я думаю, что Паша хапнул таки лишку. Я думаю Паша, я думаю Паша…
- Не баклань, Малыш, - ответил Игорек и передал малышу косяк, - Он правду говорит. Ты слушай.
Была весна. Великолепная апрельская погода. Солнце уже начало свой путь на запад. Ребенок в оранжевой коляске тихонько спал. И Паша не знал, что ему сниться. Он не знал, сниться ли ему вообще что-нибудь. И от этого Паше было неловко. Не спокойно как-то на душе. А небо было синим, деревья были голые, ветерок дул теплый. Скоро будет лето. И жизнь, жизнь, жизнь. Только началась.
конец
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Анна Соседова: Первокурсник. Рассказ.
Маленький рассказ об одном аутсайдере.
06.02.08 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|