Владимир Круковер: Люди с футляром и без.
Главный герой рассказа ведёт дневник: подробно описывает события, свидетелем и участником которых ему удаётся стать. «Удаётся» – потому что персонаж лишён возможности выходить из дому. Вот он и описывает всё, что видит со своего балкона. Людей, которые то и дело появляются в его жизни, не назовёшь заурядными (хотя и такие есть тоже): странно умиротворённый Йог, профессиональный Палач с топором, аккуратно хранящемся чуть ли не в музыкальном футляре… Калеку, склонного к педофилии, эти господа называют Интеллигентом (ну а как же? ведь пишет же что-то…).
Автору рассказа хорошо удалась скучная интонация дневникового текста. Вот так, монотонно, детально, инвалид, привязанный к собственной квартире, сосредоточенно описывает какие-то нелепые события, конфликты и диалоги – описывает так, словно ничего особенного не происходит… а читателю кажется, что вся эта фантасмагория смутно напоминает что-то другое? Но что? Мне, например, вспомнился фильм Шахназарова «Город Зеро»…
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Алексей Петров
|
Люди с футляром и без
Люди с футляром и без
Я недавно поселился тут.
Каждое утро под моим балконом проходит стройный человек в серой шляпе. Иногда он идет в элегантном костюме, иногда на нем темный макинтош. Но шляпа всегда одна - серая, с обвисшими полями. И всегда при нем коричневый футляр из замши. Он носит его бережно, а когда прикуривает от блестящей зажигалки, то зажимает футляр между ног, чтобы не ставить его на землю.
По форме этот футляр предназначен для гитары или другого музыкального инструмента, похожего на нее.
Человек с футляром - очень внимательный человек. Недавно он увидел меня на балконе и поклонился. С того дня он все время смотрит вверх, и если я на балконе - раскланивается...
В воскресенье он не проходит мимо моего балкона, может, он вообще не выходит в этот день из дома. Может, ходит другой дорогой. Но на работу он ходит всегда под моим балконом.
Мне очень хочется с ним познакомиться, только я не знаю, как это сделать практически.
Вчера он шел с работы, как всегда, в шесть, и мы заговорили. Он поблагодарил за приглашение зайти ко мне и обещал сделать это в воскресенье, в полдень. И действительно пришел. Мы очень мило провели время. Я угостил его хорошим коньяком и очень хорошим, настоящим, в зернах, бразильским кофе. Мы поболтали, он посмотрел мои фотографии и похвалил их. Он очень милый человек.
-Я - инвалид. Не важно, какой группы.
Теперь он часто заходит ко мне. Всегда по воскресеньям. Я попросил его заходить и после работы, но он сказал, что очень устает и вообще плохой собеседник.
- Уф, устал! - сказал он, бережно укладывая свой красивый футляр на столик в прихожей. - Сегодня был суматошный день.
- Все как-то стесняюсь спросить, - обрадовался я его визиту, - вы, простите, на чем играете?
- Играю?!- удивился он. - Вы приняли меня за музыканта? Ах, да! Вас сбил с толку этот футляр... Его мне сделали по заказу моей старшей дочери, с которой мы очень дружны, понимаете... Нет, я не музыкант.
Он бережно открыл свой футляр. Внутри все в футляре было отделано зеленым бархатом. Две лакированные ременные застежки крепили очень красивый топор, похожий на тот, которым мясники на базарах разделывают говяжьи туши. Металлическая часть этого рубящего орудия была никелированной, а топорище блестело полировкой под красное дерево. По бархатной отделке вокруг изящного топора были аккуратно размещены кожаные кармашки, как в несессере.
- Эти кармашки очень удобны, - сказал он, ласково дотрагиваясь до них кончиками пальцев. - Тут я держу оселки, -точильный брусок, хирургические ножовочки, щипчики и кусачки. Но этой металлической мелочью я почти не пользуюсь. Потому, что я никогда не допускаю брака в своей работе. Я ударяю только раз, и разруб получается ровным, как круг станины шлифовального станка - ни одной задоринки! За это на работе меня очень ценят...
Мне стало немного жутковато, но любопытство требовало удовлетворения. Тем более, что гость так и не назвал ни профессии своей, ни специальности. Но я все же не решился спрашивать об этом напрямую.
- А как вам платят?
Гость помрачнел, и мне стало неловко за свой вопрос.
- Сейчас - мизер. Раньше и оклад был повыше. Твердый оклад плюс... Как бы это сказать? Ну, дополнительный гонорар за каждую голову. Правда, в ту пору и работы у меня было невпроворот. Сейчас только оклад. А к Первомайским праздникам, к Седьмому ноября - только премиальные в размере пятидесяти процентов оклада... Маловато, конечно.
- Но все равно, - постарался успокоить я его, - по нынешним временам - это неплохо. Тем более, что к пролетарским праздникам не везде балуют премиальными.
- Оно, конечно, неплохо, - вздохнул он, - но хлопотно очень. Все эти формальности, приготовления... Церемонии длятся дольше, чем сам рабочий процесс. Я давно еще вносил рацпредложение перевести дело на конвейер... Движется, знаете ли, мимо тебя широкая лента с плахами, а тебе только остается взмахнуть и ударить топором. Не приняли. Говорят, дорого очень. Ни в одной стране, дескать, широких транспортерных лент не выпускают. Да еще таких, чтобы и плахи на себе удерживала, и объекты... Ну, это самое, предметы труда.
- Ну, а гильотину если установить... - начал было я, но тут же сообразил, что допускаю бестактность:
ведь в таком случае мой гость и вовсе останется без работы.
- Гильотину нельзя! - враз отверг мое усовершенствование гость. - Гильотина - это все-таки машина, штука неодушевленная. У нее не может быть внутреннего чувства неотвратимости справедливого возмездия. Машина не может, как человек, осознавать, что она - карающий меч... - и он ласково и нежно погладил полированное топорище своего никелированного инструмента.
В отличие от гостя - я инвалид. У меня нет ног. Ноги я потерял совсем молодым. Сейчас мне уже под пятьдесят и я совершенно забыл, как оно живется-то, с ногами, стало быть. К тому же на новом месте мне очень скучно. Но Палач заходил ко мне редко. Поэтому мне ничего другого не оставалось, как сидеть на балконе и высматривать других людей, отлавливать из них возможных собеседников. Я очень любопытен и мне нравится разговаривать с разными-разными людьми.
Под моим балконом часто проезжает мой коллега-калека, стало быть, тоже безногий человек. Он ездит на самодельной тележке и отталкивается от асфальта деревянными приспособлениями, которые напоминают штукатурский полутерок. Коллега-калека плохо одет и постоянно пьян. Вверх он никогда не смотрит, а потому и не может видеть меня, своего товарища по несчастью. Мне и хочется поговорить с ним, но что обо мне подумают соседи? Короче, стесняюсь я приглашать его к себе. Раз позови, да угости чем-нибудь - не отвадишь потом... Таким ведь, в их положении, даже мокрый асфальт - по колено.
Калеки вообще почему-то ведут себя довольно развязно. Можно подумать, что увечье дает им, по сравнению с другими гражданами, неограниченные права и освобождает от всех обязанностей, от правил этикета и простого такта. Меня лично такая вседозволенность коробит, поскольку я человек интеллигентный и скромный, стараюсь лишний раз не лезть людям в глаза.
Улица, на которую я переехал, - очень тихая улица. Это и хорошо и плохо одновременно. Кстати, там, где я жил раньше, было тоже и хорошо и плохо. Хорошо, что тихая, думается легче. Плохо, что тихая и малолюдная - наблюдать некого, собеседники - редкость. Одно утешение - телевизор, а в нем самые для меня интересные передачи - "Клуб кинопутешествий" и "Погода". Но теперь у меня телевизора нет. Только деньги на него откладываю, понемножку с каждой пенсии. Скоро двести рублей наберу.
Пока экран меня не отвлекает, решил вести записи своих балконных наблюдений. Не дневник вести, а просто делать записи пожилого человека. Может, когда-нибудь ими заинтересуются люди. Ведь у каждого из нас свой взгляд на окружающую нас действительность. А взгляд интеллигентного человека более внимателен и более глубок, чем узкий кругозоришко, скажем, дворника с незаконченным начальным...
Сегодня снова заходил ко мне Палач. Я рассказал ему про свои записи и даже дал ему прочесть несколько страниц. Ему моя беллетристика очень понравилась, а то место, где речь идет о нем, он даже переписал в свой блокнот.
- Молодец ты, Интеллигент! - похвалил он меня. - Про футляр ты, это, хорошо! Вот я переписал, чтобы дочке своей показать. Пусть порадуется, что отца ее все же заметили.
И в знак признательности он рассказал мне кое-что про того калеку на коляске. Оказывается, их два брата, и оба смолоду без ног. Один из них - хороший сапожник и довольно состоятельный человек. Другой - забулдыга из забулдыг. Постоянно выпрашивает деньги у сапожника, а тот ссужает его, опасаясь шумных скандалов, которые может закатить забулдыга. Но этого ему на водку не хватает. Он клянчит деньги у прохожих, этих уличных подачек ему достаточно не только на выпивку, но и на продажных женщин еще остается. Последнее обстоятельство меня особенно возмущает - какой позор! Мысленно я похвалил себя за то, что в свое время удержался от знакомства с этим оборванцем.
Там, где я жил раньше, все люди были с физическими изъянами. Но все они вели себя довольно сдержанно, хотя по-разному были воспитаны, неодинаково образованны. А если, паче чаяния, кто-то и нарушал общепринятый порядок, того успокаивали соответствующими лекарствами или применяли к нему другие медицинские меры воздействия.
Там, конечно, было хорошо, но я все же очень доволен, что живу теперь в отдельной квартирке и сам себе хозяин. А когда куплю телевизор - совсем хорошо будет. И круг знакомых станет шире. Все вместе будем смотреть разные программы, а особенно "Время". Надо быть в курсе событий во всем мире и иметь на этот счет свое собственное мнение, совпадающее, конечно, с мнением общественности. Нельзя жить только одним животным эгоизмом, как тот калека на коляске. Он, наверное, и телевизор-то не смотрит, а уж про газеты или журналы и говорить нечего...
В моей замечательной квартирке очень немного мебели, но вся она подобрана со вкусом, и отношусь я к ней, как к предмету одушевленному. Свою холостяцкую кровать я называю Медвежонком. Днем Медвежонок служит мне или моим редким гостям диваном. Как говорят, сиди на здоровье! За спинкой у Медвежонка висит ковер. Он без имени, но это потому, что на нем выткано слишком много птичек. Письменный стол- Товарищ выполнен из светлого дерева и стоит у окна. Это мой творческий "верстак", потому и Товарищ. На кухоньке стоит еще один столик по имени Гурман. Он весь по-медицински белый, а над ним, на полочках, кружевные салфетки. Своего Гурмана я накрываю клеенкой в клеточку, а в каждой клеточке нарисовано по апельсину в натуральную величину. На кухоньке же ютится и старенький холодильник без фабричной марки. Я называю его Пингвином... А телевизор, как и говорил, я скоро куплю. Обязательно новый. Чтобы надежно и надолго.
За чистотой и порядком в квартире я слежу сам. Только раз в неделю ко мне приходит пожилая солидная женщина, делает большую приборку и забирает в стирку мое белье и постельные принадлежности. Берет она с меня относительно недорого, но я все равно не люблю эти дни генеральных приборок. У меня каждая вещь знает свое место, эта женщина иногда все расставляет по-своему. Попервости мы обижались друг на друга из-за этого, она даже чуть не отказалась от меня, хотя приработок очень нужен был ее большой семье. Но потом, слава Богу, мы нашли общий язык. И у меня после ее приборки каждый раз в квартире пахнет свежестью...
Сегодня я увидел очень интересного человека. Я сидел, как обычно, на балконе, стараясь, чтобы меня снизу не было видно, а там шумел тот самый безногий забулдыга. Он банным листом прилип к какому-то гражданину и требовал у него денег на выпивку. Этот прохожий вначале ему молча отказывал, отрицательно мотал головой, а затем очень вежливо сказал:
- Я не могу дать вам денег потому, что вы просите их на вино. Я по своей физической и духовной натуре - йог. Я не позволяю, чтобы по моей вине творилось зло, а выпивка - зло.
Тогда безногий стал материть йога на чем свет стоит, а тот ему опять этак спокойненько:
- Вы меня не оскорбите и не старайтесь. Я вас совершенно не слышу. Но я очень жалею вас потому, что в последующей жизни вам будет очень плохо, так как вы не заслужили блага в ней своим нынешним поведением.
Мне очень захотелось познакомиться с этим человеком. Если он еще раз пройдет под моим балконом, то я постараюсь привлечь сто внимание. И надежды мои оправдались.
Я поджидал его несколько дней и как только увидел его, выпустил книжку из рук. Она приземлилась за шаг до него и йог поднял голову вверх. Заметив меня, он тут же спросил, в какую квартиру следует принести эту книгу. Я извинился перед ним и объяснил, что сам я спуститься за книжкой не могу по причине своего безножья, и он, сочувственно кивнув мне, любезно согласился немедленно подняться ко мне. Так я познакомился с Великим человеком.
От чашки чаю Йог отказался, и мне пришлось прибегнуть к лести, чтобы хоть на минутку дольше продлить его пребывание в моей квартире.
- Очень хорошую трепку задали вы тому безногому пьянице, - сказал я.
Йог никак не отреагировал на эту лесть, но коротко объяснил принципы своей философии по отношению к таким категориям, как Зло и Добро. Далеко не все из его монолога я понял, но мне было интересно слушать. Он говорил о том, что надо любить всех и никому не делать зла. Даже мух нельзя убивать, а лучше выгонять их наружу. Нельзя есть мясо убитых животных - диких или домашних - все равно. Корова у индусов священна потому, что она, как н человек, вскармливает своих детенышей молоком, а вот рыба от человека по развитию стоит очень отдаленно, потому рыбу есть можно. Но иногда человеку просто необходимо и поголодать. Именно так поступают в жизни йоги, потому-то они и умирают молодыми, с большим запасом энергии для последующей жизни. Не по возрасту молодыми, а по состоянию тела и духа.
Расставаясь, он обещал заходить ко мне и продолжать наши беседы об йоге. И еще он добавил, что ему у меня понравилось: в доме нет ничего лишнего, а это помогает думать, что живу я культурно, и, несмотря на серьезный физический недостаток, продолжаю быть интеллигентным человеком, которому, на его взгляд, не хватает только заняться йогой.
Во время своего второго и тоже короткого визита он осмотрел мою библиотечку, доставшуюся мне в наследство от матери. Это были очень старые тома. Я все собирался, как говорят, почистить свои книжные полки, кое-что выбросить, подкупить новых книг, но на старые фолианты у меня не поднималась рука. Он сказал, что тоже любит старые книги и собирает их, но в данный момент он у меня ничего не возьмет, пока не принесет равноценное взамен, "йогам, - сказал он, - тоже присущи некоторые чудачества. Кто-то собирает старые дверные ручки, кто-то спичечные коробки, а он - старые книги".
Он ушел а я опять задумался надолго об этом учении - Йога. И в итоге решил последовать заповеди этого учения в расчете на то, что новый знакомый мне в этом деле поможет. Вот только об одном забыл я его спросить: можно ли давить клопов или их, как и мух, следует только изгонять из своего дома?
В третий раз Йог пробыл у меня почти час. Он принес новые книжки в красивых переплетах, наверное, очень дорогие. Я хотел от них отказаться, но он проявил настойчивость, успокоив мою совесть тем, что книги эти ему мало чего стоили, он просто их выменял на свои лишние экземпляры.
На сей раз он рассказал мне о том, что человек, оказывается, не умирает, а перевоплощается. Каждая жизнь - это иное воплощение одного и того же человека. Если он, человек, жил хорошо и правильно, то в новом своем воплощении ему достанется хорошее тело и хорошая судьба. А если плохо, то он может перевоплотиться собакой или крокодилом, или увечным калекой.
Он сказал, что мое нездоровье, возможно, связано с тем, что в прошлой жизни я совершил нечто нехорошее, Это меня сначала обидело, а затем я подумал, что не могу нести ответственности за прошлое, но зато в будущем воплощусь во что-нибудь счастливое и доброе, так как сейчас живу культурно.
Когда Йог ушел, я поставил книги на полку. Они чудесно вписались в интерьер комнаты своими переплетами. Как раз пришел Палач, который сразу же обнаружил новинки на полочке и похвалил их. Он расспрашивал меня об Йоге и тоже захотел с ним познакомиться, чтобы узнать, добро или зло совершает он, выполняя свою работу. И по поводу мяса хотел узнать. Ему ведь при его должности без мяса никак нельзя. Работа нервная, физически очень тяжелая, а с кроличьей пищи где силы взять?
Палач вскоре ушел, но заявилась моя Помощница и сказала, что она уезжает в отпуск, на месяц, и вместо нее уборку в моей квартире будет делать ее племянница. Доложив об этом, Помощница выглянула в коридор н громко позвала: "Иди сюда!" Вошла Племянница - молодая простенькая девушка в чистеньком, но уж очень бедном платьишке и в стоптанных подобиях туфель. Тетушка выпела девицу на средину комнаты и начала инструктировать ее: "Будешь убирать тут и тут. Но ничего не переставляй, хозяин этого не любит. Не шуми. Если все хорошо будешь делать - хозяин, может, плату прибавит или на конфеты даст".
Я понял, для чего все это она говорит, но виду не подал. Плату я повышать, конечно, не стану, не миллионер, а вот на конфеты, может, и буду давать. Если будет за что. Девушке этой, как сказала тетушка, всего четырнадцать лет, но она вовсе не девушка, а девочка еще. Только довольно рослая. Очень послушная. Потому, что отец ее бьет, когда она в чем-то даст промашку.
Мы договорились, что' Девочка приступит к работе с завтрашнего дня, но не с утра, а сразу после школы. Они ушли, а я лег на кровать поразмышлять о будущем своем перевоплощении.
На следующий день я с утра занимался фотографией. У меня накопилось отснятой пленки на целую серию снимков под рубрикой "С балконной точки зрения". Такие сюжетики - пальчики оближешь. Исключительно выгодная точка съемки - балкон. Никто даже и догадаться не может, что его отсюда, сверху, снимают. Зато снимки все получаются динамичными, а не иконостасными.
После школы, как и договорились, пришла Девочка...
Мне не очень-то хочется писать об этом, но не могу же я отказаться от раз и навсегда заведенного правила вести дневниковые записи! Такое отступничество самим собой установленной обязанности - не в моих принципах.
Итак, пришла Девочка, убирала... Девочка рослая и развитая не по годам. Когда она нагибалась над полом с тряпкой, мне были видны ее круглые и упругие ляжки, полусферы тугих ягодиц, прикрытых синими заштопанными трусиками. У меня пересохло во рту, и сам того не желая, я сказал:
- Девочка, хочешь заработать на конфеты?
- Хочу!
- Я профессиональный фотограф, а это все равно, что художник. Мне, как и художнику, тоже нужна натурщица. А натурщицы работают за плату. Мне надо снять серию фотографий "Вечерний час и утренний туалет девушки". Но это не значит, что тебе надо ждать вечера или утра. Снимки можно сделать прямо сейчас. Только тебе надо сначала медленно раздеться, а потом так же одеться. Вот и получится серия "Туалет".
Она пришла в страшное смятение, вспыхнула пунцово, но я спокойно и по-доброму подозвал ее поближе и показал несколько снимков обнаженной натуры из зарубежных журналов. И доходчиво объяснил, что в этом никакого греха нет, что это святое искусство. А меня, мол, стесняться не следует, поскольку я гожусь ей в дедушки, да и сами снимки я никому показывать не собираюсь... В конце концов со слезами стыда на глазах она согласилась, поклявшись, что и она никому ничего не скажет про свою работу натурщицей.
Я выбрал место в комнате, куда хорошо падал свет, и Девочка стала раздеваться. Затем так же медленно она оделась, и я успел отснять все тридцать шесть кадров пленки. За это я хорошо заплатил ей, а затем, закончив уборку, она ушла вполне довольной.
Снимки получились хорошие, а некоторые даже очень. Я смотрел на них и вновь представлял себе процесс раздевания-одевания. И думал о том, что через неделю она опять придет ко мне... Двери в тот вечер я предусмотрительно никому не открывал: я не был уверен в том, что она не проболталась родителям. На всякий случай, если что, я решил все отрицать. А доказать обратное, не имея на руках снимков, было невозможно.
Она все-таки проболталась. Приходил отец Девочки, долго стучал в дверь, но я ему, конечно, не открыл. Он орал, что доберется до моих ребер и пересчитает их снаружи и изнутри, однако про милицию папаша не упоминал, и я отметил это, как положительный фактор, в мою пользу то есть. Но мне надо было заручиться общественной поддержкой. Хотя бы в лице Палача, изложив ему версию нахального, граничащего с наглостью и хамством шантажа.
Палач, выслушав меня, страшно возмутился:
- Я знаю этого ублюдка! Это горький пьяница и домашний дебошир. Это кочегар из котельной, который никогда не умывается после вахты, не известно никому, моется ли он вообще.
У меня отлегло от сердца: человеку с такой репутацией вряд ли кто может поверить. Потому-то он и не упомянул даже про милицию. Уж там-то его знают, как облупленного!
И тут кочегар, видимо, крепко поддав для храбрости, вновь пришел к дверям моей квартиры, опять стал орать и барабанить кулаками.
- Открывайте, - спокойно сказал Палач, - я ведь с вами.
Я открыл, и они ввалились в квартиру вдвоем - этот кочегар и безногий алкоголик.
- Вы для чего пришли? - строго спросил Палач.
- Не твоего ума дело! - заорал в ответ Кочегар. - Мне с этим вот червяком разобраться надо, а не с тобой...
Он много еще кое-чего кричал, а Калека-алкоголик смотрел на всех нас снизу и язвительно хихикал. Он был очень грязным, одет в лохмотья, а тележка его выглядела просто ужасно.
Я сидел в своем кресле, прикрытый до пояса пледом и очень переживал, наблюдая за этой сценой. Наконец Палач пригрозил незваным гостям тюрьмой, и те оба враз стихли, ретировавшись молча, без угроз. Когда дверь за ними захлопнулась, я достал ту бутылку коньяку, из которой мы с Палачом угощались в день знакомства. Мы выпили по рюмочке, и Палач сказал, что теперь мне не о чем беспокоиться: "Больше они к вам не придут. Они знают, что со мной связываться опасно".
- А этой женщине, которая у вас убирала, откажите, - добавил он. - И денег ей не платите, если должны.
Я ответил ему, что он настоящий друг, и поблагодарил за помощь. И еще пригласил .его в гости со своей семьей на ближайший праздник, который найдем в календаре...
Сейчас я просто не решаюсь выходить на балкон. Этот безногий паразит все время караулит меня, когда подвыпьет побольше, -и орет всякие гадости в мой адрес. Откуда-то он узнал, что я сам инвалид, и не могу ходить, и тоже стал издеваться и над этим. А Кочегара Палач напугал здорово. Он теперь не только носа ко мне не кажет, но и, проходя мимо, даже не смотрит вверх, на мой балкон.
Приходила та женщина, что убирала у меня до отпуска. Видимо, сразу пришла, как только приехала. Я думал, что она за деньгами пришла, и подготовился к категорическому отказу, поставив ей в вину явление в мою квартиру Кочегара. И был даже почему-то уверен, что она разделит со мной негодование по поводу его претензий. Но она, войдя в комнату, плюнула мне в лицо. Молча. Пока я вытирался, она ушла...
Вначале я обозлился и хотел даже попросить Палача как-то отомстить этой проклятой бабе, но потом передумал. В конце концов я должен радоваться, что этим все кончилось, но я зря так думал!
Наверное, эти пьяные выродки - Кочегар с Калекой-алкоголиком - растрезвонили обо мне по всему городу. Теперь, кто бы ни проходил мимо моего балкона, каждый считал своим долгом взглянуть вверх и отпустить по моему адресу какую-нибудь гадость. Хоть квартиру меняй!
Тогда я решил обратиться за помощью к йогу, тоже изложив ему свою версию случившегося. Он, правда, выразил мне свое сочувствие, но после этого произнес довольно странные слова о том, что отныне он у меня теперь будет бывать редко. Потому, дескать, что он живет поблизости, а мнение общественности по поводу меня у этой общественности сложилось определенно не в мою пользу.
- Я частный врач, - добавил он на прощание, - я обслуживаю эту самую близлежащую общественность и не хочу терять такую выгодную и удобную практику, отдавать ее конкуренту... А вам переезжать не следует, время - самый хороший лекарь...
Из друзей, в конце концов, в моем активе остался только один Палач. Он оказался самым достойным человеком и верным другом. Ему было наплевать совершенно на чье-то там мнение. Скоро он придет в гости ко мне со всей семьей, и мне надо думать сейчас о том, как лучше и обильнее накрыть стол для приема. И еще надо попросить Палача, чтобы он развесил объявления в каком-нибудь другом районе города насчет приходящей прислуги...
Однако я все же очень несчастный человек. Столько времени и сил убить на подготовку к приему Палача с семьей, и все напрасно! Глубоко занятый собственными переживаниями, я перестал слушать радио и читать газеты. А там и там говорилось, что вокруг города Враги стянули свои силы, город окружен со всех сторон, и объявлена всеобщая мобилизация. В военкомате было очень много людей, но ведь я - инвалид, меня-то зачем? Однако там внимательно осмотрели мои ноги и пришли к выводу, что я полностью непригоден к воинской службе. Меня по этому случаю отпустили.
На обратном пути я заезжал в магазины, кричал, что я - инвалид еще прошлой войны. Где мог - пролезал без очереди, накупил много сахару, мыла, соли и спичек. Все мои сбережения оказались враз растраченными... Палач с семьей не пришел ко мне. Его, наверное, призвали. Приполз этот безногий Калека-алкоголик. Я ведь ждал Палача, потому и не спрашивал, когда открывал. Он вкатился на своей тележке и заорал:
- Не ждал, сукин сын?! А мы все равно тебя достанем! Руки повыдергаем, а глаза повыкалупываем.
Дай мне выпить, сукин сын, а иначе я не уйду! - Я налил ему рюмку, но он сказал, что из такой посуды пьют только гомики. Вроде меня. Я налил ему половину граненого стакана, но он ухмыльнулся: "Один не пью!" Пришлось налить и себе, чтобы добро не пропадало. Калека выпил, закурил ужасно вонючую папиросу, слез со своей тележки и на култышках пополз к балкону. Тогда я тоже слез с кресла и ухватил его за плечи.
Надо сказать, что у меня были очень сильные руки. Когда-то я ходил на костылях и протезах. Перестал, когда получил эту квартирку... Калека хотел было вырваться, но я толкнул его и он упал на спину. Я думал, что по этому поводу он станет ругаться, но он вдруг захохотал. Затем, притихнув, сказал: "А ты, оказывается, драться умеешь! А гнидой прикидывался. Палача ждешь? Ух, ты, сука безногая! Этот твой дружок скоро тебе яйца отрубит, как ноги твои отрубил тебе его папаша..."
Я растерялся:
- Какой папаша?!
- А ты что, не знал?! Выходит, я про тебя больше знаю. Это же ты бросил бомбу в Падишаха? Твоим дружкам тогда головы отрубили, а тебе - ноги. Папаша твоего Палача и рубил! Он что, тебе не рассказал об этом? Ну, дела! После того случая с твоим Палачом никто и знаться не хочет. Вот он к тебе и прилип, урод ты несчастный!"
Он сильно опьянел. Видимо, был уже крепко навеселе до этого. Стал рассказывать о том, как его тоже вызвали в военкомат, словно ноги могли у него вновь отрасти из задницы. Затем поведал мне о какой-то шикарной бабе, которая вполне может удовлетворить и меня. Для этого стоит только Калеке-алкоголику привести се ко мне. Ты, мол, с малолетками связался, а тут за поллитра - такой кайф можно отхватить!
- Перестань чепуху молоть! - наконец-то решился оборвать я его. - Свои ноги я потерял из-за несчастного случая...
- А ты тоже перестань мозги мне пудрить! Ты ведь в группе Кондора был? Ну, а мы с братом - в группе Близнецов. Ты же меня знаешь, скотина, только виду почему-то не подаешь!
- Вон отсюда! - сказал я ему. - Ко мне скоро Палач с семьей придет...
В это время в дверь сильно застучали. Кажется, прямо пинками старались вышибить ее.
- Кто там?! - заорал я.
- Патруль! Открывай!
Я только успел дотронуться до задвижки, а уж в квартирку тут же ворвалось несколько патрульных. Двое тут же скрутили руки Калеке, а третий вытащил у него из-за пазухи револьвер. Затем, видимо старший, повернулся ко мне:
- Ты что же это, сука, а? Если тебя пожалели, так ты решил в своем дупле явки устраивать?
- Я понятия не имею, о чем вы?!
- Он правду говорит, - неожиданно трезвым голосом произнес Калека.
Патрульные о чем-то пошептались, затем, вытащив Калеку на лестничную площадку, пригрозили: "Смотри у нас!" И ушли.
Я остался один, только расположился отдохнуть, а в дверь снова громко застучали. Это пришел Палач. Извиниться. У него броня, его, конечно, не призвали, но сейчас - время не для вечеринок.
На улице кто-то дико заорал. Мы с Палачом выглянули с балкона: патрули тащили Кочегара. Я этому обрадовался. Палач похлопал меня по плечу:
- Это по моему доносу!
- Спасибо! - искренне поблагодарил я его. Я хотел было спросить у него про отца, про свои ноги, но передумал: дети ведь за родителей не отвечают. Я проводил Палача и допил свой коньяк, лег на Медвежонка. Я заснул быстро и глубоко. Но мне все же приснились мои ноги - настоящие здоровые ноги. Они сами пришли ко мне и готовы были стать на свое место. Но я выгнал их прочь. Ну, зачем, скажите на милость, мне здоровые ноги?
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Владимир Круковер: Люди с футляром и без. Сказки и притчи.
23.12.04 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|