Радио Шестьдесят Четыре: счастливые числа моих смертных людей.
Корабли лавировали-лавировали, да все вылавировали, «снег из небесных карманов падал-падал – да выпал весь», март, февраль, июль засыпались песком в равнодушном безвременье, «он» и «она», «я» и «ты», Ольга и Митя, да ещё сонная Алька нахально влезли в сознание читателя, ежедневно измучиваемого всеми этими «он», «она», «я», «ты» и длинной вереницей различных имён: «Кто такая Эллис?» – да кто его знает, что это за поливариантные многоимённые Эллис… Вся это долгая дребедень – к тому, что Радио Шестьдесят Четыре, то ли к счастью, то ли – абсолютно наоборот, не изменяет себе. Точно так же, как в предыдущих подборках, остаётся расплывчатым лирический герой, точно так же остаётся безвременность, – словно на радиоволне, не передающей новостей: в какую секунду не включи, времени не узнаешь. Точно так же перемежаются атмосфера мегаполиса и искейп к природе, только ориентиры мимикрируют от метро и многоэтажек к парку, светофорам и трамваям, от Мёртвого моря и пустынь Гоби – к «прохладному сердцу» Руфабго (о, это зелёно-лиловая магия, возникающая от одного лишь упоминания цвета) и морю абстрактному. И всё та же «молодая мода», в которую как нельзя лучше вписываются обрывы ритма и неразрывный ритм «говорилок-бормоталок», чередование предсказуемой рифмовки соседних строчек бедными «зима-с ума», «водой-бедой», пробитый до чёрных (кариесных?) дыр „нёбосвод” – и тут же перламутровые рифмы-находки и новые рифморисунки, «ослепительная бирюза ледяных дождей», «коленная чаша» и другая лейтмотивно-ненавязчивая поэтико-физиология…
Да-да, всё так же. И только названия эпатажно падают, поднимаясь к технически-холодным цифрам – «счастливым числам», что следует из заглавия всей подборки, но в чём их счастье, мы вряд ли сумеем постичь. Равно как и счастье, потому что оно иногда прячется под бронёй сумасшедшего быта, потому что оно – у смертных людей, и на эту смертность нужно намекнуть. Нет, вы не найдёте здесь конкретных историй, да и вообще «историй».
на меня не смотрит, говорит непонятно с кем,
голову наклоня к плечу,
и морщится, будто жует неспелую алычу.
говорю ему: «что с тобой, Митя?
Ты, кажется, заболел».
он отвечает: «выйди,
у тебя и без этого много дел.
Выйди, Христа ради, пока я тебя не убил».
Вот так вот читаешь – и мерещится где-то далеко-далеко на линии горизонта Гандельсмановское:
Она: Не могу я сто
раз на дню повторять: не жуй рот.
Человек постоянно грызёт свой рот.
Никогда не пройдёт.
Он: А если ты будешь орать,
то уж точно.
…………………….
У меня сердце болит совсем.
Вот, грушу съешь.
Нет? Тогда я доем.
Он: Надоело мне, хоть сдохни.
Она: Что?
Он: Губа надоела.
Казалось бы, всё те же сценки-диалоги (ха-ха!), но в одном случае – разматываемый моток, в другом, нашем, – моток нужно самому смотать, а затем разматывать вместе с автором.
Плохо это или хорошо? Глазами сверхтребовательных искателей картины счастья Великих для Вечного – плохо. Но для почитателей зарисовок, эскизов, прозрачных акварелей, полусюжетов, выделяющихся на хмуром городском фоне, попытка поэтизировать домашние чаепития, черешневость мыла, дыхание котельных, а главное – умение посмотреть на «тревожное жидкое солнце», накрываемое ладонью лирической героини – «как краденое» – однозначно удачно пойманная, приятная волна. «Не переключайтесь», выносит свой вердикт невидимый диктор, без тени лукавости в голосе.
Редактор отдела поэзии,
Маргарита Ротко
|
счастливые числа моих смертных людей
текст номер один
он ушел днем, а вернулся только к утру.
говорит ей: «я был у врача. он сказал я скоро умру».
она гладит платье, не справляется с рукавом,
она злится, она не глядит на него,
говорит: «ты бы купил к чаю чего».
он идет в кухню, садится в куртке за стол,
наливает себе сто и еще сто,
думает: «завтра продам соседу пальто»,
выпивает свои сто.
она слушает – как и всегда – Чарли Паркера.
она гладит платье, чтобы в платье гулять в парке.
в кухне жарко.
он выпивает из кружки заварку,
покрытую мутной пленкой – в один глоток.
выпивает еще сто.
окна покрыты каплями теплого майского пота.
виснет нота.
прогноз обещает лето.
она гладит свое платье.
он выходит курить на лестницу.
текст номер три
снег из небесных карманов
падал-падал – да выпал весь.
снег пахнет
выстиранной простыней.
из труб котельных тянется млечный пар,
словно табун коней
дышит на небо, пытаясь его отогреть.
но зима кончится, только когда
ты откроешь глаза,
заваришь чай, достанешь коробку с безе.
распахнешь окно – и немой город внизу
искупается в ослепительной бирюзе
ледяных дождей –
как в живой воде.
разойдутся давние марто-февральские швы.
небо простит тебе все за наклон твоей головы
текст номер четыре
I
я пахну черешневым мылом и поздним чаем.
город поводит носом – город чует
июль,
его влажную теплую зелень,
его вездесущую пыль.
за восемь часов от меня –
ты стоишь под цветущей черешней.
белые листья падают
за воротник пиджака
и на плечи,
и я из своей ночи
слышу, как над тобой молчат облака.
II
на ладони реки лежит опрокинутый город.
в нем я выхожу на залитый водой проспект.
ты выходишь под дождь,
ты выходишь в оранжевый свет,
задевая теменем желтый небесный свод.
начальник фабрики, выпускающей облака,
улыбка твоя сейчас до того легка,
что я слышу, как ты улыбаешься.
текст номер пять
возвращаюсь домой – дома паника,
пыль столбом, отвратительный кавардак.
из столовой выходит Ольга, пальцы сжаты в кулак, и она никак
не успокоится. то кричит, то плачет, то молится
и в конце концов говорит так:
«я старалась, я как умела билась с этой бедой,
я просила Бога, осеняла крестом, поила святой водой,
мне сказали, все будет как раньше – как только пройдет зима.
зима закончилась – и сегодня Митя сошел с ума.
я заглянула в комнату и сказала:
«садись за стол,
пока не остыл обед».
он, вижу, застегивает пальто,
то есть совсем одет.
на меня не смотрит, говорит непонятно с кем,
голову наклоня к плечу,
и морщится, будто жует неспелую алычу.
говорю ему: «что с тобой, Митя?
Ты, кажется, заболел».
он отвечает: «выйди,
у тебя и без этого много дел.
Выйди, Христа ради, пока я тебя не убил».
Но в комнате так давно стоит тишина.
я боюсь, что он мог выпрыгнуть из окна».
Мы подождали час и еще час, после вошли.
Мити не было ни на асфальте, ни внутри.
Мы обошли квартиру, комнаты были пусты,
Ольга зачем-то поливала чаем цветы,
повторяла: «А обед-то совсем остыл»,
поправляла синий платок на голове,
в каждой комнате по привычке включала свет:
Митя совсем
не переносил темноты.
текст номер шесть
там, где, гуляя, мы ели вишни
и бросали на теплую землю косточки,
вырос вишневый лес.
Ты улыбаясь сдвигаешь на нос очки
и говоришь: «Всевышний
не сотворит больше подобных чудес».
тени бродят по животу и запястьям,
когда ветер качает лохматые кроны.
и полуденная духота
не позволяет открыть глаза. кроме
момента, когда улыбаешься, наклонясь и
прикасаясь губами к углу моего рта.
текст номер семь
Аля выходит из дома,
под собою не чуя ног.
Температура скачет, трамваи грохочут,
Аля почти плачет,
небо как потолок –
слишком низко и давит на левый висок,
если прижать трубку плечом,
выуживая из пачки одну из последних трех сигарет,
Але снаружи холодно, а внутри горячо,
она ждет, когда сломанный светофор
даст ей зеленый свет.
когда Аля была моложе,
она жила у моря,
срывала мидий, облепивших бетонный мол,
жарила их на пляже, теперь – что же? –
дай Боже самой
не быть зажаренной
на омытом соленой водой жестяном листе.
ее расковыривают заржавленным
ножом, но внутри нее нет жемчужины
или чего другого, что могло бы блестеть.
Но когда она спит,
пряча под жесткой подушкой ладонь,
часто дыша и вздрагивая ежеминутно,
тот песок, что попал ей в глаза за день,
начинает обертываться перламутром.
текст номер семь целых семь десятых
вода и нежно-лиловая зелень –
прохладное сердце Руфабго бьется
на дне надключичной впадины.
ты не моргая смотришь глазами газели
на тревожное жидкое солнце,
которое я накрываю ладонью – как краденое.
ладонь, покрываясь влагой, немеет,
и вода бежит вниз по запястью,
по дуге бедра, наполняет коленную чашу,
переливается через край, устремляясь к земле и
обвивая щиколотку деепричастьем.
Земля чернеет. Становится влажной.
Лиловое сердце волнует воду,
я ладонью касаюсь твоей кожи,
на запястьях, плечах и спине оставляя медные
следы. Солнце катится по нёбосводу
в гортань. Теперь и ты тоже
будешь – как я – солнечным. И бессмертным.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Радио Шестьдесят Четыре: счастливые числа моих смертных людей. Цикл стихотворений.
Зарисовки счастья, спрятанного под бронёй быта: «дежа вю», которое можно расковырять до жемчужин без помощи ножа…
20.08.09 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|