Олег Чувакин: ЛЕКАРСТВО ОТ ЛЮБВИ.
Впервые влюбившийся старшеклассник после поцелуя чувствует себя тазом с горячим вареньем.
Здорово? Еще бы!
А потом наступает время разочарования.
А ты как хотел?!
Духовная дефлорация.
Парень становится взрослым. Что-то теряет, что-то находит. Мне кажется, теряет больше.
Так закаляется сталь. Так куются победители. Так теряется любовь. Пропади она пропадом.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Юрий Ильин
|
ЛЕКАРСТВО ОТ ЛЮБВИ
— Что — Таня? Ну что — Таня? — перебивает высокого, крепко сложенного Игоря хрупкая и изящная девушка с русыми косами, ученица выпускного класса. Она крутит ветку яблони, водит ею по носу и смотрит вверх, на круглый подбородок Игоря. — Пристал ко мне, как сиамский близнец!
— Пристал? — переспрашивает Игорь. Рядом, погружая двоих в тень, шелестят цветущие яблони. Ласкает слух весенний гомон: звонко чирикают на школьных акациях воробьи, в травке любовно пищат трясогузки, автомобильный Ромео где-то сигналит клаксоном Джульетте. В чуть дымном небе (за городом жгут прошлогоднюю траву), оставляет след реактивный самолет. «Вот бы улететь на нем с Танькой! Далеко-далеко! В Антарктиду! На станцию Восток!» Игорь воображает себя среди льдов, снегов и жуткого минуса, при котором замерзает бензин и его можно резать как масло. Он бородат, с его геологической бороды свисают сосульки; рот от их тяжести не закрывается, и он окунает бороду в кипяток.
— Не люблю я тебя! — говорит Таня сдавленным, каким-то придушенным голосом и сламывает ветку.
— Ну и что!
— Как — что? Ты вообще слепой, да? Не замечаешь, что я маленькая для тебя, да? Что дышу тебе в живот?
— Какая разница? Мне даже нравится!
— Нравится! Поразительный ты тип! Бетон! Стена! — восклицает Таня, нахлестывая веткой обрисованное под юбкой бедро. — Может, я другого люблю!
Игорь добродушно улыбается и изображает руками клещи, стискивающие девушку и не позволяющие ей ускользнуть куда-нибудь. Например, к загадочному любовному призраку.
— Скажешь тоже! Кого? Вальку, что ли, Панфилова? — Игорь сжимает и разжимает пальцы в кулак и смотрит на ладонь, точно проверяет, не раздавил ли какую козявку. Валька — очкарик, сутулый, падающий от порыва ветра, не человек, а складной стул… и имя-то женское!
— Дубина! — Таня краснеет, замахивается и стукает Игоря в просторную, как аэродром, грудь. На ее лице чередуются злость, смятение и испуг. Тонкие губы сжаты, взор горит досадой, глаза полны влаги.
Игорь почесывает шею и недоумевает. Он и впрямь будто побывал в Антарктиде, но без Тани, а она тут времени даром не теряла.
— Ты что? Ты серьезно? — спрашивает он. — Признаешься мне в любви к Вальке?
— Сила есть — ума не надо! Пещерный дурак! Эгоист! — Девушка подхватывает портфель.
Игорь глядит ей вслед. Видна полоска пробора на девичьем затылке и блестят на солнце качнувшиеся косы.
— Таня! — зовет Игорь, но растерянно замолкает и опускает взгляд на побеленный ствол яблони.
Как же так? Вчера Таня смеялась над ним, несущим чепуху на геометрии, смеялась так, что математичка сделала ей замечание, но после уроков вдруг встала на цыпочки, прошептала ему в ухо: «Какой же ты славный!» — и поцеловала в щеку. И что-то сладкое закрутилось в нем, закружилось, да так, что он почувствовал себя тазом с горячим вареньем…
И сегодня нельзя было поверить в Танину любовь к Вальке и нельзя представить, как дальше без Тани жить. Здесь какой-то обман, нелепость, странная неразбериха — куда запутаннее мудреных стереометрических теорем.
Неужели вчера она его просто пожалела? А сама собиралась сказать про Вальку давно, но не решалась?
По школьной дорожке, лучась весельем и строя грандиозные выпускные планы, проходят Сашка Поддонов и Мишка Кучкин. Они ведут под ручку любезных одноклассниц — Катю Маковкину и Зинку Замятину, и Зинка жалостливо взглядывает на Игоря.
Он торопится уйти от школы.
— Нет, ну как она меня! — Игорь идет куда-то противоположно одноклассникам. Папка с учебниками остается в траве. — И слепым, и поразительным, и бетоном! Пещерный человек, гамадрил, и вся теория Дарвина!.. Ну и хорошо, что дубина, и лучше! Неандертальцы и питекантропы за здорово живешь своих мохнатых баб не отдавали! Я за любимую девушку в огонь, воду и медные трубы! А Валька? Что он скажет, когда к Таньке привяжутся типы и субъекты? Предъявят намерения и замаринуют ему морду? Тоже мне, Маша и Витя против диких гитар!
Игорь идет без определенного маршрута, шагает ради успокоения. Липы источают резковатый винный аромат.
— Нет, питекантропам жилось легче! — Игорь переходит дорогу. — Взял камень покрупнее и вдарил! Эх! Правильно мне Сан Валерьевич сказал! Ты, говорит, Игорь, вратаря жалеешь! Разве так по мячу бьют, вполсилы? Ты, говорит, не обижайся, но добрый ты какой-то, нежный — тьфу! В спорте побеждают хищники!
Игорь бредет, понурив голову и думает, что натура у него мягкая, какая-то бабья, и что это не Вальке, а ему пристало женское имя. Нет, он не хищник, не лев, не тигр, он не из породы победителей. Он великолепный, незаменимый игрок в защите, а в нападении он роковая ошибка.
— В живот дышу! — передразнивает он Таню. — Отговорка! Все девчонки так дышат!
Он верит и не верит в размолвку: сейчас верит, а спустя несколько секунд сомневается и считает сцену под яблонями событием невероятным, невозможным, как посинение солнца или превращение луны в бублик.
В шестом классе мальчика Игоря и девочку Таню упорно, несмотря на увесистые кулаки Игоря, дразнили женихом и невестой. Дразнили до седьмого класса — и всё потому, что Игорь никого из смехачей не трогал, только тихо огрызался, а чаще широко улыбался: ему нравилось быть женихом и он подозревал, что Тане нравится быть невестой. Он маме так и говорил: Таня — моя невеста, нас в школе так зовут, а мама соглашалась с сыном и доставала свой школьный фотоальбом, где была она и был будущий отец Игоря. Мама, кстати, тогда была стройной, тоненькой и интеллигентного вида, а будущий отец был рослым деревенским парнишкой, игравшим с пудовыми гирями, после восьмилетки переехавшим с семьей в город, — и со стороны казалось, что они не пара.
Игорь чувствует, что кто-то теребит его за лацкан пиджака.
— Эй, парень, будь космонавтом! Я сух как песок. Докинь рублишку до полноты коммунизма!
Игоря словно укалывает.
— Пошли! — яростно рявкает он.
Плешивый товарищ в кургузом пиджаке и обвисших на коленях трико крякает и семенит за Игорем. По пути он оживленно болтает — о чем, Игорь не понимает.
В магазине жужжат мухи, за прилавком скучает молодая женщина с пухлыми щеками.
— Галочка, уважь философию, нагрузи сердца отрадой!
— Разбогател, Филиппыч? Дружка богатого сыскал? — Продавщица пересчитывает деньги и выставляет на прилавок две пыльные бутылки с пластмассовыми пробками. Плешивый Филиппыч, мурлыкнув и цапнув бутылку, исчезает.
— Что замер, акселерат? — Продавщица, показывая белые сдобные руки, облокачивается о прилавок.
— Это мое?
— А чье? Не хошь — обратно уберу. Сама выпью! У меня, может, день рождения сегодня! И кой-кого бы пригласила! — Женщина встряхивает крашеной прической, черные вьющиеся пряди рассыпаются по щекам. Веет чем-то запретным и сладостным… Игорь бросается вон из магазина.
Отовсюду наплывают черемуховые и яблоневые ароматы. Пушистыми серьгами украшены ивы, цветут рябины, желтеют акации. Воробьи-самцы на ветках, задрав хвосты, орут и перепрыгивают через тарахтящих самок. На детской площадке возле языческого божка целуются подростки: девушка приподняла ножку и дрыгает ею возле деревянных усищ истукана. А Игорю миловаться не с кем, он чувствует себя как бы плевком. Изменщица Танька усвистала к своему очкарику. Небось, сидят теперь оба на диване и глупо вздыхают!
— Эк нос-то повесил, пан спортсмен!.. Что под пиджаком? — любопытничает со скамейки сосед-пенсионер.
— Гантели!
Дома покойно, как всегда. На кухне ветерок из форточки колышет тюлевую шторку. Возле радио на полке — отцовские ключи: мать, как всегда, приготовила, отец, как всегда, забыл. Игорь из холодильника берет яблоки, достает из ящика нож и колеблется, не намазать ли хлеб маслом. Ему пусто и одиноко, и он злится не на Таньку и Вальку, а на себя, и выговаривает себе, что если б он не был таким тюфяком, то не позволил бы девушке уйти.
На балконе Игорь присаживается по-турецки на коврик и откупоривает вино, неумело нарезая лепестками пробку. «Агдам. Азербайджанский портвейн», — читает он на этикетке.
Внизу смеются, визжат и кричат «пиф-паф» и «бах — тра-та-та» дети. Мальчишки, вооруженные кто игрушечным пистолетом, кто сучком, увлеченно воюют, перебегая от веранды к избушке на курьих ножках.
— Гошка и Вадька убиты! — вопит мальчишка, тыкая во «врагов» огромным револьвером. — Я вас за Бабой-Ёжкой уложил! А Серега вообще давно сдох! Кому сказано: мертвым лежать? Хочешь ожить — плати!
Вот он, хищник и победитель, центральный форвард, остервенело лупцующий мячом по кислой рожице вратаря!
Портвейн журчит и булькает, наполняя граненый стакан. Игорь пьет вино, как сок.
— Кгхе! — Слезы катятся по щекам. Он надкусывает мягкое, с впадинками, яблоко и допивает стакан. Вкус портвейна ему нравится, нравится и то, как терпкая жидкость обжигает пищевод и согревает желудок. Игорь удивляется тому, почему раньше брезговал пить. «Спортом занимаешься? — подначивал его Сашка Поддонов. — Одобряю! Вот и освой популярный вид — литробол! В чемпионы пробьешься!»
В голове шумит так, будто к ушам приставлено по морской раковине. Игорь возбужден и полон энергии, ему нужно говорить. Он вытягивает руку и пользуется надкушенным яблоком как микрофоном:
— Вчера я, сегодня Валька, а завтра она пойдет с Сашкой Поддоновым или Мишкой Кучкиным! Каким словом это называется, а? Я же к Ленке Савицкой не клеюсь! А Ленка-то не прочь! На дачу звала! Честная девчонка! Симпатичная, всё при ней, кадык со слюной проглотишь! А я чепуху ей сморозил!.. А близняшки Аня и Ася? Да поманить только пальчиком! Обеих! Было б три, значит, и трех! И Зинку на закуску! Зинка — славная, добрая!
Таня теряет свою прелесть, не только прелесть, но и очертания. Есть у нее ямочка на подбородке или нет? Какие у нее глаза? Нос прямой, с горбинкой или туфелькой? Удивительная штука — вино!
Игорь снова наполняет стакан и ставит его на табурет. Майское солнышко ныряет в карминную жидкость. По вину будто расходятся круги. Портвейн напоминает Игорю знакомые глаза. Ага, карие! Карие, он где-то слышал, — это у тех, кто фокусничает и хитрит!
Он встает и хватается за балконные перила: его качает. Это приятно… Березы и тополя, детские горки и избушки на курьих ножках катятся куда-то. Прохожие идут наклонившись, будто их засасывает в воронку. Дети смешно перебирают руками и ногами, как бы подражая четвероногим. Воспитательница, считалочкой разделяющая детей на медведей и пчелок, кренится к песочному грибку. Кренится и грибок. Мысли Игоря текут вяло, желеобразно… Солнечные лучи жарки, назойливы…
Если Таня вернется к нему, Игорь ее простит. Он не мастер юлить и притворяться. Но она не вернется. Он ей не пара: он очень высокий, чересчур сильный и вдобавок глупый. Она выйдет замуж за Вальку, а он, отвергнутый, будет мучительно страдать и пить вино на балконе. А Танька ничего не узнает про его страдания, потому что не верит в то, что он способен страдать, и еще потому, что он и виду не подаст.
Игорь трет нос, свербящий от великодушия. Он допивает портвейн из горлышка, не ощущая крепости, и жует яблоко. Игорь проголодался и легко слопал бы пять кастрюль роскошного маминого борща и сорок или пятьдесят толстых, сытных котлет, политых острым кетчупом «чили», под зеленый лучок, салат и тепличные огурчики…
Беленый потолок, обои на стенах, полированная мебель, кресло в бархатной обивке и телевизор «Рубин» кошачьими спинами изгибаются ему навстречу.
— Ммм! — мычит Игорь, открывая кухонный шкаф. Суповая тарелка выскальзывает из пальцев и разбивается о пол.
— Я тебя склею, — виновато говорит Игорь, ставя кастрюлю на конфорку и стараясь не наступить на осколки. — Где мое вино? Кто вылакал? Это ты, Валька, прокрался на мою территорию? Я тебя научу уму-разуму, женская ты… уховёртка!
Игорь сгребает ладонями фарфоровые осколки и зачем-то складывает их в раковину. Из порезов капает кровь, и он унимает ее полотенцем. Осторожно достает из шкафа тарелку и, ломая хлеб, ест разогретый борщ.
— Где-то у отца был спирт! — Игорь шарится в колонке. — Зачем ему чистый спирт? Это слишком крепко! И сигарет в пачке слишком много!
Спирт Игорь разбавляет водой, отчего стакан делается теплым, и с удовольствием закусывает соленым огурцом. Плохо одно: спирта осталось на донышке.
Но если покурить, то градус вдарит шибче — так говорит Сашка Поддонов. А Сашка — специалист выдающийся! Игорь плотно затворяет за собой балконную дверь, чтоб не воняло в квартире, ложится на коврик, чиркает спичкой и как следует затягивается. Сигарета шипит и укорачивается. В легкие падают кувалды!
— Гы! Гы-ы-ы! — Игорь таращит слезящиеся глаза, кланяется и машет руками, стараясь избавиться от тошнотворного табачного дыма. — Я же не курю! — хрипит он. — И не пью!
Дальнейшее Игорь помнит плохо. Пустая зеленая бутылка, стакан, табурет, велосипед «Салют» с заржавленной цепью, щербатая балконная плита. Синеет небо с причудливыми облаками. Одно облако складывается в Танин профиль с косами, второе — в увесистую дубину, сжимаемую чьей-то богатырской рукой, а третье — змеистое, недоделанное, — есть Валька.
Игорь шевелит сухими от спирта губами, желая в чем-то признаться Тане. Ему надо лезть на какую-то стену, карабкаться всё выше и выше, потом лезть на другую стену и так далее, пока он не покончит с этими стенами, построенными между ним и Таней. Ему твердо известно, что он не мямля какой-нибудь, а настоящий питекантроп!
Солнце заходит за высотный дом. Небо линяет, переворачивается, скручивается голубой спиралью. Балкон кружится на неведомой оси, отделяется от дома и ухает в воздушные ямы, точно ковер-самолет…
______________________________________________________________________________
За полночь. Родители Игоря не спят. Мать с несмытой косметикой, с воспаленными глазами сидит на кухне, теребит ухо и прерывисто вздыхает. Отец, в костюме, при галстуке и обутый, курит, меряет шагами зал, прихожую, возвращается к матери, идет в комнату сына — и так без конца.
Чрезвычайные хлопоты уже позади. Родители наседали на милицию, вызванивали «скорую помощь», умоляли дежурных в больницах, ругали пьяных служащих морга, взывали к равнодушным работникам вытрезвителя и напоследок приставали к пожарным. Все места, где бывает Игорь, проверены и перепроверены. Обеспокоены соседи по подъезду, привлечены учителя и тренер, охвачены школьные и дворовые приятели, с пристрастием допрашиваются Таня с Валей. Таня без остановки ревет, а Валя, шевеля бровями и скребя ногтем висок, рассуждает, что ему следовало бы подставить Игорю лицо для снятия стресса, это было бы честно и благородно. Мама Игоря пьет таблетки от головы и стучит зубами о бокал, а папа багровеет и выпроваживает болтуна за дверь.
Оставшись в одиночестве, отец и мать стараются не смотреть на окровавленное полотенце.
— Он ушел, не желая умирать дома! — причитает мать. — Вскрыл вены и ушел в лес!
Предположение это имеет множество изъянов, но отец, мужчина немногословный, на него не возражает. Отца гнетет не столько пропажа сына, сколько невозможность действий. Он не знает, за что ему зацепиться, куда ехать и с кого спускать шкуру.
В три часа ночи родители сидят в темноте. Свет не зажигают, будто боятся что-то увидеть. Сильно пахнет валокордином. На прикроватной тумбе наставлены пузырьки, графин, стаканы с водой, настойка элеутерококка, принесенная вместо валерианы, в беспорядке лежат испачканные помадой и тушью носовые платки. Тикают часы. Отец и мать пялятся в зеленоватый экран выключенного телевизора и мысленно перебирают товарищей Игоря и его одноклассников, пытаясь припомнить кого-нибудь, кому бы они не звонили и кого упустили. Мать не понимает, почему сын ничего ей не рассказал, а отец думает, что люди измельчали и что дать в морду такому как Валька — не так уж плохо и даже полезно.
Но вот открывается балконная дверь, и в комнату входит какая-то страшная, дикая фигура: в ней есть что-то от первобытного человека. Фигура шатается. Правую руку она прижимает к животу, левой чешет всклоченные волосы. Мать говорит: «Господи боже!», а отец молча рассматривает прожженную дыру на рубахе сына.
Ноги Игоря заплетаются, подкашиваются, он опускается на ковер и с наслаждением растягивается. В голове его работает строительный кран, в животе вращается бетономешалка, в глазах сияют протуберанцы. Язык обретает углы и присыхает к нёбу, жажда мучительна, но сил утолить ее нет…
Приходит в себя он на диване. Полдень. Ковер, спортивные фотографии на стене и портрет Тани в паспарту залиты солнечным светом. Над Игорем склонилась мать, от нее пахнет сердечными каплями, а в руке у нее чашка с чем-то дымящимся. Чашка вдруг сменяется стаканом и бутылкой «Агдама»; желудок сдавливают спазмы. Мать неуклюже гремит тазиком.
Потом Игорь сползает с дивана, слабым жестом отстраняет мать и, охая, делает два неверных шага. Идти прямо и ровно мешает ему оживший стол, хитро шагающий навстречу, и скверный пол, покрытый кочками и буераками. Добравшись до ванной комнаты, Игорь трется там лбом о кафель и стоя засыпает. Очнувшись от дремы, он нагибается и выкручивает до предела вентиль. Ему кажется, что не струя воды бьет ему в затылок, а стальной прут. Он поворачивает голову, разевает ссохшийся рот и ест этот прут, и никак не может наесться.
На следующее утро Игорю очень совестно перед родителями. Он молча, пряча глаза, завтракает и идет в школу. Там ему, прогулявшему день, тоже стыдно: перед учителями, которые всё знают, перед насмешливым тренером, перед одноклассниками, перед очкариком Валькой — но особенно перед Таней.
Она-то теперь точно знает, какой он слабак.
______________________________________________________________________________
Проходит год.
Игорь уже не влюблен в Таню. Поначалу при встречах с бывшей подругой он испытывал тошноту, а теперь ничего не испытывает.
В студенческой сборной Игорь бомбардир и мастер хладнокровного дриблинга. Университетский тренер прочит ему оглушительную карьеру. Когда под замершие трибуны Игорь летит с прилипшим к бутсам мячом, то самый закаленный и непробиваемый вратарь психует и затравленно мечется в широких воротах.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Олег Чувакин: ЛЕКАРСТВО ОТ ЛЮБВИ. Рассказ.
16.11.04 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|