Александр Балтин: Пёстрая плазма прозы.
Реальность, лишённая поэзии, для автора - поэта по призванию - лишается смысла. А ведь жизнь полна этого самого смысла. Каждый её миг, сегодняшний или средневековый, о котором можно только гадать...
Редактор отдела поэзии,
Борис Суслович
|
Пёстрая плазма прозы
ЗОЛОТО БЕНГАЛЬСКИХ ОГНЕЙ
Золото бенгальских брызг малыши прятали в снежные пещерки, какие копали в сугробах, и глядели, как бьются брызги.
Сначала боялись брать бенгальские огни, потом освоились – и ничего.
Были хлопушки, что разлетались в воздухе суммами цветных лепестков, потом родители вставляли в сугробы шутихи, извергавшие в тёмный, прозрачный декабрьский воздух фонтаны огня…
До Нового года оставалось часов пять.
На железной площадке конструкции с горками расставили бутылки, термосы, стаканчики, разложили коробки конфет, и блюдо с канапе.
Детишки носились, кто-то из взрослых – поочерёдно – принимал участие в их беготне; и хозяйка Муси – любимого всем двором мопса – поспешила присоединиться.
-Грела, грела коньяк, - говорила, вытаскивая плоскую фляжку.
-У нас не гретый, - смеялся кто-то из отцов, а дама предлагала грецкие орешки, домашние пироги…
Вертелось всё, смеялось, росло – будто счастье кристаллически организовывалось на глазах; и давно дружившие детишки носились, сломя голову…
-Осторожно со столом, - полушутливо сказал один из отцов, оберегая коньяк и прочую снедь.
Катя промчалась мимо, съехала с горки, Андрюша бежал за нею…
…специфическая у нас семья – жена увезёт Андрюшу в восемь на дачу, а я останусь встречать Новый год со старенькой мамой; грустно будет без малышка, но жена обещает там ёлку, Деда Мороза, не знаю уж, как всё организовала.
Коньяк согревает, но, придя домой, тут же захочу продолжать, накрыть на стол, так, что к Новому году буду достаточно пьян, чтобы переживать за что-то, или запомнить огоньковское мелькание.
ВАТНАЯ БЕЛИЗНА
Ватная белизна декабря, вялость постновогодних дней…
Утром первого улицы пустынны, если выдирается кто из дома – так одни старики: и идут, опираясь на палки, глядят, вспоминают.
Мерное течение действительности не обещает ничего в дальнейшем.
Снег изрыт следами, засыпан лепестками хлопушек, кое-где валяются пустые бутылки: Новый год был шумным, как всегда, и сложно поверить, что это – обычная ночь, которая пролетает одномоментно.
Белая обводка древесных ветвей, намёрзшие на гаражах сосульки.
Не хочется просыпаться к обыденной жизни – с её суетой, тщетой, денежной гонкой…
ГАНС САКС
Из сухого и жёсткого мира латинской школы – в сапожное ученичество, а затем в течение пяти лет быть странствующим подмастерьем, стаптывающим собственную обувь ради того, чтобы чинить чужую.
При дворе Максимилиана I изучать искусство мейстерзанга; предпочесть Лютеров вариант Реформации, выпуская диалоги-листовки, толкующие положения учения Лютера: что принесёт и первую известность и запрет заниматься литературной деятельностью.
Так часто бывает.
Знать, каково это: когда ни один из семи детей не переживёт тебя, отца…
Нюрнбергский поэт-сапожник Ганс Сакс, чья биография была столь же витиевата, сколь и логична для того времени, плавно переходит в длинное стихотворение Гёте, где путешествует по миру, сочиняя сочно, смачно, колоритно, выпуская всё новые и новые шванки и фастнахтшпили, переводя реальность на тропы литературы…
НОВЫЙ ГОД НАЧАЛ ХОД
Бульвар, заваленный снегом, точно изъят из доброй сказки, и бодрая бригада снегоуборочных машин, вершащая своё дело на дороге, никак не портит январский пейзаж.
Человек может быть тонок, весь вибрировать – внутренне, конечно, оставаясь внешне вполне спокойным; думал банально пожилой, рвущий шагами плёнки и валы снега, минующий бульвар ради того, чтобы в гостиничном комплексе найти пункт выдачи нумизматического магазина – хотя надеялся, что и магазинчик небольшой, где можно стоять, листать альбомы – там имеется.
Гостиницы эти знакомы, проходил мимо них тыщи раз, но вот где нужный корпус?
Подходил к углам, читал адресные доски, и наконец, не выдержал, зашёл, спросил.
Сонный дядька, оторвавшись от кружки с чаем, ответил ему, и, выйдя, полюбовавшись мгновенье фантастическими тополями, обошёл ещё одно здание, и снова нырнул в коридорчик.
Там, за стойкой сидел пожилой мужик с лицом, напоминавшим подушку: розоватую, измятую недавно спавшим…
-Извините, а офис… 314?
-А что там?
-Не то нумизматический магазин, не то пункт выдачи…
-Да, выдача там. Никого, по-моему, нет. У вас заказ?
-Нет, хотел поточнее узнать.
-Тогда не могу пропустить. Звоните им.
Белёсая, как у поросёнка щетина. Глаза – как кусочки дохлых устриц.
Кивнул, и, поёживаясь, вышел.
Собственно он, интересующийся нумизматикой, сочинитель: много печатающийся, не особенно успешный.
Снег, бременящий ветви, а в иных местах сосульки, намёрзшие на них.
Диво и чудо.
И как понятие «духовный рост» применимо к тому, сидевшему за стойкой? На ресепшене, как сейчас говорят?
Новый год начал движение, детишки на бульваре играют в снежки, и такое белое, бодрое начало дня не может перейти в нечто худое.
СРЕДИ ЛЮДЕЙ
Семейство медведей и ёлки: они искусственные, они стоят и глядят на проспект, возвышаясь ярким, переливающимся огнями хребтом.
Старший мишка с дом этажа в три, медведица чуть пониже, а медвежата с гаражи: и все, точно укутанные сетью лампочек, светятся белыми-белыми огнями. Высокие – ровно треугольные, и с ветвями ёлки – переливаются разноцветно: жёлтым, синим, красным…
Виадук напротив, натянутый жилой прямизны, светится желтоватыми лампочками, и с гор слетают, визжа и ликуя, детки: на надувных кругах, ледянках, снегокатах.
Новогодние праздники тянутся счастливой резиной.
Пухлые снега между деревьев: остро-чёрных, резко гравированных на фоне тёмного и прозрачного воздуха, и между ними, лавируя ловко, катают малышню на специально оборудованном прицепе большого снегоката.
Смехом и весельем пронизанный воздух; возле медведей не протолкнуться – все снимают, болтают, кто-то разливает горячительное в пластиковые стаканчики; и точно огни радости людской летят в небо.
…всегда будет кто-нибудь одинокий, пожилой, растерянный в жизни: сегодня это я, проходящий между людей, надеющийся, что от общего веселья станет легче.
Не становится, увы.
ТАКОВА РЕАЛЬНОСТЬ
Литература – самосознание народа.
Литература выстраивает личность.
Полноте.
С середины девятнадцатого века человек, скорее человечество, подспудно, не декларируя, избрали путь технологического развития.
До девяностых годов включительно процесс этот шёл параллельно движению литературы, или – терпел последнюю, потом…
Потом произошёл технологический взрыв: интернет, мобильная связь, гаджеты…
Литература оказалась отброшена даже не на обочину жизни, а за оную…
Ибо технологии развивают интеллект (в компьютерные игры, сколь бы агрессивны они ни были, играть сложнее, чем в бабки), но иссушает мир чувств, с которым работала литература.
Самосознание народа?
Но народ – или то, что от него осталось (в России) об этом не знает.
Литература выстраивает личность?
Да полно – что угодно: дом, улица, школа и проч. – только не она.
Литература стала уделом небольшого в процентном отношение числа людей, не мыслящих себя вне оной.
Что ж – вероятно, она так будет существовать и в дальнейшем, и ничего с этим не сделать.
Вероятно…
Хотя мерцают и иные варианты, мечтается о них, но реальность всегда только такова, какова есть, и другой не предвидится…
В ОТДЕЛЕ КОНФЕТ…
Из отдела конфет, где фантики пестреют ярче радуги, и горками навалены различные товары в отсеках, выходил – согбенный, в стареньком пальто, опираясь на палку, а борода текла, чуть рыжея, с прозеленью… Такого встретить логично у монастырских врат.
Стал, рассуждая: Не подорожали. Хорошо. Хоть немножко сладенького.
Рынок переливается огнями, многоцветьем товаров, течёт мясными горами, белой и красной рыбой смущает; рынок большой, обильный, громоздкий; а что недалеко от него старообрядческая церковь и кладбище как-то стирается в общем потоке жизни.
ТРОПЫ АГРИППЫ
Уроборус, кусающий свой хвост, в сущности сам – сумма имеющихся знаний.
…Генрих Корнелиус, выступающий яростно, смело, ярко, добился освобождения одной из так называемых колдуний: случай беспрецедентный.
Средневековый город (О! разумеется, не догадывающийся о своей средневековости) раскрывается ставнями в утро; на базаре торгуют птицей из корзин, хлебом, сырами; всадник, проезжающий гнутыми улицами, явно высокороден.
В алхимической лаборатории зреет гомункулус – в колбе, издающей золотое свечение.
Время делает резкий зигзаг – и Гёте, читающий в который раз «Тайную философию», видит Фауста, примеряющего роль Агриппы.
О! Агриппа хорошо знал Европу – дороги Италии, Франции, Германии, Фландрии, Англии; он исходил много горных и городских троп, ища покровительства, щедрого и умного, способного дать шанс спокойно писать, всё глубже и глубже погружаясь в недра алхимии, философии, тайного делания.
Корабль, качающийся на волнах, довезёт до Британии, но там Агриппа не обретёт желаемого.
Знающий обвинения в ересях – и косность обвиняющих, вынужден вновь включаться в путь – впрочем, и поиск предельной истины, суммирующей многие частные истины, не что иное, как путь, суть которого в обретение философского камня собственной души.
Ибо химический философский камень – просто штукарство рядом с возможностями, заложенными в человеческой бездне.
Уроборус, кусающий свой хвост, замыкается в толстый том «Оккультной философии», каждая из глав которого ведёт туго закрученным лабиринтом к вариантам постижения непостижимого.
В русле магико-герметической традиции Агриппа описывал магию, как учение о взаимосвязи вещей, если под «вещью» понимать отдельный элемент мира.
Тайный язык, руны Гонория, третья часть, сияние планет…
И снова дороги Европы, всегда перечёркнутые войнами, и снова сочетания элементов, чьё разнообразие превосходит возможности исследователя, и вновь тень Фауста, прозреваемая Гёте, идущая за великим алхимиком – Агриппой Неттесгеймским.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Александр Балтин: Пёстрая плазма прозы. Прозаические миниатюры.
Реальность, лишённая поэзии, для автора - поэта по призванию - лишается смысла. А ведь жизнь полна этого самого смысла. Каждый её миг, сегодняшний или средневековый, о котором можно только гадать...
11.02.19 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|