Александр Балтин: Грани грузинского слова.
"Высится грузинская литература – бушуя и неистовствуя, даруя успокоение и эстетическое насыщения: такая величественная, простая, мудрая…" От Руставели до Эбаноидзе...
Редактор отдела поэзии,
Борис Суслович
|
Грани грузинского слова
Эзотерическая бездна слишком объёмна для любых афоризмов, кроме поэтических… вероятно, эти явления одного корня, поэтому: Что отдал – твоим пребудет, что не отдал – потерял… - декларирует, жёстко и ясно, будто алмазом прорезано по стеклу, один из основных законов жизни, хотя современность, настоянная на алчности и эгоизме, и норовит опровергнуть сие. Напрасно, впрочем.
Монументальность «Витязя в барсовой шкуре» есть монументальность небес – только не тех, какие воспринимаем физическим зрением, а тех, для которых нужно открытое внутреннее зрение.
Даниил Андреев утверждал, что изо всех поэтов этим свойством обладал один Данте, но, кажется, он просто забыл про Руставели.
Чеканные формулы стихов Витязя несут собой своеобразный эзотерический каталог: хотя на внешнем слое представлен сюжет столь же увлекательный, сколь и художественно выверенный.
Огни небес – огни истин.
Правила жизни, меняясь несколько со временами, не меняются в основе: и то, что великая поэма идёт от той же основы – вряд ли можно оспорить.
Но идёт история…
…древний, древний род; род легендарный, с не ветшающей славой; мальчишка, которого воспитывают горцы: пшавы и хевсуры; родившийся в семье священника, обречён учиться в духовном училище, учительская карьера не сложилась из-за доноса; и обычным занятием грядущего классика становится земледелие; ещё он пасёт овец в горах, пропитываясь духом великих, остропиких с облаками дружащих гор…
Быт и обычаи так плотно входят в стихи Важа Пшавела, что одухотворение всего сущего логично.
Меланхолия разливается крепким растворам в стихах: бессилие своё в жизни поэт осознаёт остро, также, как мерно зреющий конфликт между старинным укладом жизни и самостоянием личности.
Горы мерцают, облака бликуют розовато; горы сурово, гортанная грузинская речь напевна: контрасты определяют реальность…
Человек и социум, человек и природа, любовь и долг – вечные круги, звенящие диски бытия переполняют стихи и поэмы, поднявшиеся выше крутых горных плеч…
…а вот другие: сила и нежность: ни строчки при жизни не было опубликовано…
Молодой князь после благородного училища вынужден из-за бедности поступить чиновником в Экспедицию суда и расправы; но поэзия жила в нём, и молодой Бараташвили возглавляет кружок поэтов, приобретая цеховую известность, чей узости, возможно, было вполне достаточно ему…
Любовь-отраву довелось испытать полной мерой – но остаться жить: не надолго, впрочем.
Службы меняются, отец окончательно разорён, и в Гяндже, в чине помощника местного уездного начальника, Бараташвили заболевает малярией и умирает…
Канва жизни суха и печальна, трагична и окрашена красными тонами воспаления – хотя любимый цвет поэта – Синий.
Именно он живёт, трепещет флагом, переливается золотинками небесного света в знаменитом стихотворении.
Разные явления и события могут выковать талант: в случае с Бараташвили это личные неудачи и убогость жизненного фона – того, на котором созидая сад своих не многочисленных стихотворений, поэт пишет перлы, любимые всем народом: народом очень поэтичным, которому есть из кого выбирать.
Ибо поэтов в Грузии – бездна.
Ибо из бездны слышны такие голоса, что их невозможно не любить…
…а символы проступят конкретикой стихов: символические розы Тициана Табидзе расцветают во всеобщем саду поэзии.
Розы красивы, и, точно мудры в каждом изгибе лепестка, чей драгоценный окрас является смыслом говоримого.
Тонкость символизма – как дымка, окружающая вершины гор; тонкость вообще одна из сильнейших сторон подлинной поэзии, ибо у речи нет инструмента более изощрённого, чем она…
«Мир состоит из гор…» и «Ветер дует» классические стихи Галактиона Табидзе играют огнями, что вспыхивают в небе, и чьё происхождение неизвестно.
Точность – и снова тонкость, помноженные на яркость, превратили Галакиона в поэта, влиявшего на целое поэтическое поколение; гнёт советской власти сделал его самого алкоголиком и душевнобольным, не дав дальнейшего движения.
Впрочем, точки, которой достиг в развитии Галактион Табидзе, достаточно, чтобы с неё открывалась седая, мерцающая синевой вечность.
Грубость, с которой судьба обошлась с Паоло Яшвили, противоречит нежности его стихов, и, как бы ни работала судьба, стихи непобедимы…
Грустные гроздья символов переливаются красками, кидая отсветы на давно закончившуюся жизнь – только жизнь, проросшая стихами, не может закончиться никогда.
Необходимы гроздья прозы, дабы уравновесить поэтическую стихию…
Интеллектуальные страсти, их напряжение и бушевание определяли жизнь К. Гамсахурдия со стадии студенчества: познакомившись с «яфетической теорией» Н. Марра, он, из сторонника её, превращается в яростного противника; покидает университет, продолжает учение в Германии…
В Германии же публикуются первые стихи и короткие новеллы Гамсахурдия: неистово-заострённые, точно рождённые в недрах немецкого экспрессионизма, но и отмеченные влиянием Т. Манна.
Длинный и сложный период его жизни связан с возвращением на родину, где неистовое новое разливается слишком сильно, чтобы не затронуть писателя-интеллектуала.
Он узнаёт поражение, заключение, свинец пребывания в Соловках; откуда его освобождают условно-досрочно; от самоубийства его спасает работа над переводом «Божественной комедии»: вечные терцины отрицают возможность согнуться от временных трудностей.
Роман о Гёте является началом его своеобразного художественного исследования жизни художника в определённые периоды времени: и философская составляющая романа дана параллельно художественному изображению действительности.
«Десница великого мастера» - главный роман Гамсахурдия – трактует эту тему с пристрастием и тою силой, за которой прочитывается индивидуальный опыт.
Архитектор-строитель храма Арсакидзе – и царь Георгий I: словно полюса, чья огненность не предполагает схождения; писатель задумал серию исторических романов-полотен – которую, однако, не успел закончить.
В книгах К. Гамсахурдия много огня: раскалённого восприятия мира; много солнца и свет вина точно изливается в помощь ему; мастерские изображения общественных отношений, обрядов, деталей быта сплетаются в причудливые гирлянды, чья сущность выше обычных орнаментов бытия…
…тайны которого писатель упорно и умело расшифровывал своей жизнью и сочинениями.
А вот - тонко выращенные цветы стихов Отара Челадзе, где каждая строфа-лепесток совмещает гармонию смысла и изящество воплощения…
Цветы разрастаются в прозу, чья поэтичность, набирая за счёт устремления ввысь, гарантирует высокое чтение: требующее эстетического развития и души, готовой сопереживать…
…вспыхивает ожогом страшной «Годори»: роман-крик, роман предупреждение, роман, рвущий ячейки памяти…
События двухсотлетней давности и изгибы, остро ранящие зигзаги современных обстоятельств, переплетающиеся тесно, точно выстраивают – используя золотые крупинки смысла – историю самосознания грузинского народа…
Боль дана в концентрированном объёме: больно велики противоречия, слишком много вобрала в себя Грузия - маленькая страна, где и горы, и море, где эмоциональная энергия людей вспыхивает в диапазоне от любви до ненависти за секунду…
Но был и иной Челадзе, периода книги «Шёл по дороге человек», где гранулы мифа растворяются в реальности, точно укрепляя её своею силой, где энергия поиска сущностных, кодовых нот бытия столь велика, что образный строй кажется незыблемым, и, оставаясь в пределах бумаги, вырастает миражом, который – против правил - не развеять, не отменить…
Странные, зыбкие ощущения оставляла проза Челадзе: точно тончайшие, и вместе болевые, как нервы, нити сплетаются в узор…
Прошлое и будущее будто существуют одновременно, и ткань истории, и временной поток служат материалами для творения подобной прозы.
…гордая Медея проходит по кривым, изогнутым улочкам Тифлиса…
Авелум – шумерское слово, означающее «полноправный свободный гражданин», и герой, постоянно стремящийся к золотому сечению равноправия, имел бы лишь жалкие крохи себя, когда бы не любовь, пышно и вольно покровительствующая ему; реальность, искусно сконструированная из диалогов между скрытым автором и персонажем, множимая на комментарии к высказываниям, сложным лабиринтом приводит к трагическому финалу…
Сад стиля – сквозь который проходят психологические тропы; великолепно исполненный сад книг блистательного и неповторимого Отара Челадзе силою сияний увеличивает в реальности количество света.
И снова смена кадров: роскошь грузинской природы, необыкновенных пейзажей, чья метафизика углублена и связана с историей! Великолепие пышной кухни!
Сухой отцеженный жар полуденного солнца точно мешается, прихотливо переплетаясь, с ароматом разрастающихся виноградников; вкус мясистой ежевики, переданный так, что ощущаешь во рту…
Избыток красок: точно радуга бедна в сравненье с роскошью грузинской: характеры жителей имеретинской деревни живописуются А. Эбаноидзе с размашистостью, скорее идущей к эпопее; впрочем – любая человеческая жизнь: отчасти эпопея.
«Два месяца в деревне, или брак по-имеретински» поражает и философским подтекстом: попыткой постичь сущностью основу главного человеческого чувства – любви; попыткой, чрезвычайно осложняемой реальностью, когда обстоятельства часто плетутся с такою каверзностью, что дух захватывает.
Александр Эбаноидзе дебютировал рассказами, печатавшимися в различных журналах и газетах Советского Союза: рассказами, отличавшимися словесной живописью и тонким наблюдением жизни: чьё лабораторное исследование, в сущности, осуществляет любой писатель.
Во всех четырёх романах Эбаноидзе любовь к родной Грузии, к духу её, к бесконечным внешним проявлениям: река течёт, солнце меняет оттенки, старые камни церквей точно сочатся не зримой субстанцией истории – к постижению самой корневой сущности своей земли – так велика, что разрыв с оным чувством привёл бы, вероятно, к физической смерти.
И всегда Эбаноидзе верен жарким своим, особенным словам, и крепким характерам интересно живущих своих земляков…
И высится грузинская литература – бушуя и неистовствуя, даруя успокоение и эстетическое насыщения: такая величественная, простая, мудрая…
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Александр Балтин: Грани грузинского слова. Эссе.
"Высится грузинская литература – бушуя и неистовствуя, даруя успокоение и эстетическое насыщения: такая величественная, простая, мудрая…" От Руставели до Эбаноидзе...
08.09.20 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|