Николай Заусаев: Самый дорогой "Ватсон" (Немного Германии и русских эмигрантов - 2).
"Раньше, когда я приезжал из какой-нибудь страны и пытался поделиться своими впечатлениями, многие говорили: - Что ты там видел-то по путевке? Какую ты жизнь понял? Вот поживи там, тогда и говори.
Со временем, я понял, что мои первые впечатления по путевке оказывались наиболее светлыми и радужными, чем при повторном возвращении в какую-либо страну или при познании ее изнутри, то есть, пожив, как все.
Прочитал все написанное. И зачем это? Не знаю. Честно, не знаю. Написал и почему-то спокойнее стало". Мне нравится последнее предложение. Вот я не написала, и легче не стало. Ну да ладно. Заметки как заметки, грустные, забавные - разные. Мне было тяжко читать, кому-то будет интересно, не сомневаюсь в этом.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Анна Болкисева
|
Самый дорогой "Ватсон" (Немного Германии и русских эмигрантов - 2)
САМЫЙ ДОРОГОЙ «ВАТСОН».
(Немного Германии и русских эмигрантов - 2)
Путевые заметки
ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ
Наверное, я слишком часто за последние годы бывал в разных странах и понасмотрелся многого. В итоге произошло то, что по-русски называется «зажрался». Поэтому на мои отмашки и стенания «Как я больше не хочу ехать в Германию» окружающие смотрели недоуменно и как бы сочувственно кивали. Ну-ну, мол, дуй всем в уши дальше. Ехать, собственно, было не экстренно обязательно, но нужно. У тещи, проживающей нынче в Германии, день рождения, а любящая дочь практически штурмом упросила меня сопровождать ее в поездке. И я поехал.
Зачем я буду дальше все это излагать? Тем более, что два года назад уже поделился впечатлениями. Не знаю зачем... Хочется. Может, кто-то и прочтет. А, возможно, кто-то и согласится. Сразу оговорю только три вещи. Во-первых, не рекомендую это читать тем, кто свято верит в забугорную жизнь в пастельных тонах и любой отрицательный выпад воспринимает очень болезненно по отношению к себе. Мало ли что узреют оскорбительного. Во-вторых, я ни в коей мере не хочу обижать коренных немцев. Так, как доставший всех Задорнов с тупыми американцами и умными русскими. Несмотря на то, что если и приведу какие-то факты из увиденного, прошу воспринимать этих людей, как нормальных, поскольку они родились в Германии и такой образ жизни для них обычен, а диковат лишь с нашей стороны. Но они нас, одаренных и не в меру умных, к себе и не звали. И, в-третьих, не хочу, чтобы меня обвиняли в каком-либо пафосе. Я просто излагаю свои мысли, поскольку так думаю. И если уж нечто проскочит, то изнутри, и без каких-то призывов под российским флагом...
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Начался трагично. Лететь нужно было второго января и ни днем позже. Точнее позже было можно, но с небольшими оговорками. Например, третьего числа в свои объятия ласково звала компания «Люфтганза». Четвертого можно было улететь с австрийцами. Однако, плавали, знаем. От семисот до тысячи с лишним евро за билет и полное неуважение к пассажирам. Ощущение, будто ты пролез «зайцем» на вражеский самолет и путаешься под ногами, мешая дышать всему экипажу. Принципиальное нежелание говорить на русском языке, пускай и на «бяляляечном». Повидавшие жизнь стюардессы с засаленными волосами напоминают чем-то дам в немецкой форме времен Второй Мировой. Только что плетки в руках нет, да овчарка рядом с поводка не рвется. Трогательная еда на борту, пожалуй, не обрадует даже узника Освенцима. Черствая булочка с застывшим сыром, крохотный кусочек масла и кофе, навевающий воспоминания о кофейном напитке «Ячменный колос» с составом «ячмень-100 процентов». Все остальные напитки платные, будь это кола, чай или пиво с вином. К тому же алкоголь стараются вообще не афишировать. Везут его по проходу на нижней полке тележки за занавеской. Если просишь банку пива, смотрят на тебя очень косо, как на какой-то генетический мусор. Со своим запасом тоже нельзя. Разоружают сразу же и отдают только при посадке. Бесплатно только вода, причем с привкусом водопроводных труб со времен расцвета Пруссии. Да и то, при просьбе повторить вежливо намекают, что ты не в ресторане, а в самолете.
В связи с этим «Пулковские авиалинии» со своими обедами, бесплатными напитками и улыбками стюардесс, наблюдающих за распитием пассажирами «дьютифришного» алкоголя, да еще и всего за триста евро, не идут ни в какую конкуренцию с их безопасными авиакомпаниями, у которых, кстати, самолеты падают поболе наших. Но «Пулковские авиалинии» не летают каждый день, да и попасть, когда хочется, на них трудно, поскольку разницу видят даже немцы. Поэтому и приходится отправляться в путь второго января.
Настроение ужасное, в плату за хорошее вчера. В желудке война, в теле разбитость. Желание одно, чтобы положили куда-нибудь, накрыли теплым одеялом и забыли часов на пять. Похмеляться не хочется, поскольку не лезет. Депрессивное состояние усугубляют жизнеутверждающие рассказы русских о последних авиакатастрофах. Кстати, я не могу понять: когда в самолет садятся иностранцы, то обсуждают, как прилетят, как встретятся с друзьями и близкими, а русские постоянно вспоминают авиакатастрофы и кто и как чудом уцелел. Пьют от страха за возможное приземление, словно заранее исключают его, посматривают украдкой на часы, отсчитывая три минуты после взлета, прислушиваются к каждому всхлипу двигателей со словами «Кажется не так заработали». Причем при посадке аплодируют опять же одни русские, не веря своему счастью. Запугали новостями? Не знаю. Запуганные так себя не ведут. Скорее какое-то состояние близкое к экстремальному.
Естественно, что самолет перегружен. Это каждый раз удивляет. Бедные родственники летят в богатую страну к своим хорошо живущим родственникам и котомками, челночными сумками и баулами прут колбасу, конфеты и всякую дрянь. Причем, дрянь, которой либо физически не может быть в Германии, потому что она не нужна и в России, как: жуткие тарелки для тети Розы от тети Симы, килограммы дешевых продуктов, неумелые соленья, варенье, невкусный, кстати немецкий, шоколад, но с видом Москвы или Питера и надписью «Русский», какие-то жуткие вещи, которые страшно одеть, лекарства, которые там дорогие, нитки, которые тоже дорогие, приборчики для лечения импотенции и атеросклероза с вызовом оргазма одновременно, поскольку такие устройства не разрешены ни в одной стране, кроме России, деньги, документы нужные и ненужные... И даже, если вы ничего не прете, кроме подарков близким, обязательно найдется тетя Фима, знакомая друга дяди Васи, у которого знакомый брата живет в Германии, которая обязательно попытается передать для него маленькую посылочку в виде здоровой коробки с очередным набором мусора и тряпья, называемыми сувенирами на память или необходимыми вещами.
Итак, аэропорт во Франкфурте. Перелет пережил. Наш самолет не подвозят к специальному коридору на выход, поскольку его для России не предусмотрено, а оставляют на отшибе под специальной табличкой с прописанным местом. Приятно видеть, что мы не одни во второсортности, отчего растет гордость за нашу великую страну. Вместе с нами маячат: арабские авиалинии, египетские, эстонские, иранские, украинские, казахские и белорусские. Еще, говорят, что почему-то здесь должна быть часть «Эйр Франс». Наверное, утешают, так как ни одного французского самолета не видно.
Наконец нас довозят до терминала. Абсолютно пустой темный зал. В глубине, подсвеченные, словно боги, сидят местные пограничники. Уныло молчащая очередь, в которой томятся и немцы, видимо в наказание за предательство национальных авиалиний. В углу непонятно зачем стоят два таможенника: девушка и юноша. Молодой человек ходит вокруг нее и постоянно орет «Шайзе». Девушка хихикает. И все это действо подсвечивается больнично-холодными синими табличками с надписями по-немецки. Возникает ощущение «дежа вю». Ну, в том плане, что когда-то в школе я в кино видел нечто похожее. Точнее похожее не на то, что сейчас, а сейчас на то, что тогда, в кино. Только обстановка посовременнее.
Очередь доходит до меня. Отстояв с добрых полчаса, смотрю в глаза пограничнику словно ослабший раненый политрук перед расстрелом. Когда с ненавистью и презрением. Только отплевываться нечем, поскольку никто меня естественно не избивал, а слюна высохла вследствие сушняка. Пограничник долго рассматривает мой паспорт, внимательно изучает все визы, с которыми мой краснокожий документ превратился в маленький географический атлас. А я стою и преданно смотрю на него, поскольку только от этого человека со штампиком сейчас зависит моя судьба. По большому счету мне наплевать на него, также как и на штампик в паспорте, но с треском лететь назад не хочется. Особенно из Германии. Здесь явно сказывается трудное детство, когда наши и фашисты.
Наконец, пошевелив губами, он читает нужную визу и неожиданно выдает: - «Билят». Вздрагиваю и первое желание ответить этой довольной роже: - «Ах ты, сука немецкая!». Пограничник ухмыляется, причем его явно распирает от собственного полиглотства. Так, мол, мы вас уделали. С бодуна хочется заехать в довольную физиономию, но нельзя. Впереди международный скандал, а позади кусок русской территории в виде жены. «Билят!» - повторяет пограничник уже настойчивее. Тут до сознания доходит, что меня не поражают русским фольклором, а требуют обратный билет, дабы убедиться, что я не пытаюсь обустроиться в великой Германии. Ну а уж как может, так он филологически и блещет. Отдаю билет, пограничник успокаивается. Хотя и разочарован, поскольку это единственное выученное русское слово меня не сразило. То есть сразило, но как-то неправильно на его взгляд. Дальнейшее общение идет на английском.
Встреча с тещей и тестем «веселит» окончательно. Несмотря на то, что они уже третий год исправно учат на курсах немецкий, знают они его еще хуже, чем раньше. Мой словарный запас кажется уже больше. А Эллочка из «12 стульев» по количеству употребляемых слов выглядит просто мастером художественного слова. Сами они слегка заблудились в аэропорту и не помнят, где оставили машину. Вопросы типа «Битте, где их бин стоянка машин?» повергают информационные службы в ступор, близкий к панике. Наконец, спустя минут тридцать с божьей помощью машина обнаружена. Жена садится за руль. Едем по памяти, так как принимающая сторона запуталась в развязках, а надписи на табличках и указателях не очень ей понятны.
И вот мы на месте. Поднимаемся на четвертый этаж. Все двери на лестнице увешаны игрушечными Санта-Клаусами, часть из которых шапкой и соломенной бородой больше смахивает на Дедов Морозов, а также рождественскими веночками, напоминающими уменьшенную копию венков в мемориалах, только с красными ленточками вместо траурных. Люди показывают, что весело встречают Новый год.
В квартире холодно. Не потому что дует из щелей или, к примеру, окно открыто. Просто в этом году в Германии новое модное веяние. За сэкономленное электричество раз в квартал возвращают деньги. А поскольку в темноте сидеть глупо, а больше электричество особо экономить не на чем, то остается только электроотопительная система. Подобное уже практикуется у тех, кто пользуется обычным отоплением. Ну, в тех домах, которые для эмигрантов и небогатых немцев. На батарее стоит краник и вы можете сами регулировать температуру в своем жилище. Только тут экономия другая. Если вы любите тепло, то, к примеру, в начале февраля вам могут сообщить, что лимит этого самого тепла для вашей квартиры исчерпан и нужно либо доплатить по коммерческим ценам, либо ждать лета, когда тепло будет природным. В случае же с электрикой за бодрящий холодок вам доплачивают порядка двухсот евро. И практично, и тело не портится. Жаль только, что этот способ не внедряется на Дальнем Востоке, где люди уже привыкшие.
В честь нашего приезда отопление включается на полную катушку. Квартира вскоре прогревается, а меня с тепла и бодуна тянет в сон...
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Заняться, вроде бы, особо нечем. Решаем всей семьей съездить посмотреть Штутгарт. Все развлечение, благо, что многие города практически под боком.
Автобаны умиляют. Это, конечно, не наши дороги, но, кажется, одна из русских проблем в Германии скоро появится. Машину периодически колбасит по каким-то волнам, асфальтовым гребенкам и шероховатостям. Частенько подпрыгиваем на заплатах, иногда даже уворачиваемся от ям. И это на автобане, когда на скорости! Дорожные службы выставляют чудные знаки. «Внимание, ухабы!» и «Внимание, на расстоянии 6 км опасность!». По цинизму эти знаки сходны разве что с Вологодской трассой, сделанной из бетонных аэродромных плит. Это когда вы несетесь по лесу и перед носом табличка «Внимание! На протяжении ста пятидесяти километров возможно вздыбливание плит. Счастливого пути!». В итоге вы за рулем напоминаете фронтового водителя, который на протяжении ста пятидесяти километров ждет налета с воздуха. А потом дожидается и постоянно крутит баранку в разные стороны, уворачиваясь от предполагаемых взрывов. Вот сейчас, сейчас, а бомбы все не летят. И когда уже вы облегченно вздыхаете, тут вам и бац! Ухабистая опасность с потерей колеса.
Вообще водители в Германии запуганы штрафами до параноидального состояния. Точнее сами немцы, которые здесь родились и учились водить, не запуганы. Они просто не умеют водить иначе. Разве, что баварцы любят превысить скорость на трассе. Но они смотрят на штрафы спокойно и квитанции оплачивают, как счета за телефон. Запуганы водители, которые учились ездить в России. Причем состояние многих близко к жуткой сцене из какого-то фильма. Когда человека долго пытали током. А потом только кричали «Ток!», и он уже страшно кричал и бился в конвульсиях от одной мысли, что может произойти в следующую минуту.
Большая часть эмигрантов в Германии за рулем боятся всего, чего даже нет в правилах. Потому что штрафы с фотографией на дом, потому что это дорогое удовольствие. Они терпеливо ездят на скорости тридцать километров в час по городу, потому что при тридцати одном могут сфотографировать. Они не доезжают до стоп линии, потому, что если на нее случайно наехать, могут сфотографировать. Они лишний раз стараются не поворачивать, где нужно, потому, что там нет запрещающего знака, а это подозрительно и там могут сфотографировать. Они пристегиваются, даже если нужно всего лишь свернуть за угол, потому что могут сфотографировать. Они панически боятся испугать пешеходов, а при виде велосипедистов многие шарахаются в сторону так, что готовы влезть на дерево вместе с автомобилем, потому что велосипедисты в Германии - боги на дорогах. Люди на двухколесном друге могут облаять даже пешехода, если он без злого умысла, а по чистой случайности заступил на велосипедную дорожку.
Русские водители много еще чего боятся в Германии. Но главный ужас внушает слово - парковка. Притом, что штраф за ее нарушение - наименьшее зло из всех дорожных штрафов. Если вокруг нет подземного паркинга, где все просто, то водителя парализует одна мысль возможной остановки. Он готов лучше уехать прочь, чем припарковаться у обочины. Ведь повсюду стоят на стальных ногах страшные автоматы, требующие деньги за стоянку. Они сурово взирают на жертвы табличками «Паркиш автомат» и ухмыляются щелью монетоприемника.
Собственно трудность не в том, чтобы заплатить. Трудности начинаются после. Вы можете заплатить за двадцать, сорок минут или за час. Талончик об уплате должен покоиться возле лобового стекла. И после этого вы полный заложник машины, поскольку стараетесь далеко не уходить. К примеру, заплатили за двадцать минут, а не справляетесь. Нужно бежать и срочно доплачивать. Или пошли в магазин, а вместо часа вам явно нужно полтора. Вообще катастрофа, поскольку сразу за два часа заплатить не разрешается.
По большому счету в любой стране Европы такие парковки. Во Франции, например, можно вообще встать в неположенном месте, не заплатив за это ни цента, при очень маленькой вероятности быть обнаруженным. Но только не в Германии. Страшные полицейские рыщут в поисках добычи постоянно. Они засекают время, дожидаются просрочки на минуту и выкатывают штраф. В итоге любая остановка в Германии сопровождается нервным напряжением водителя. И даже, если парковка бесплатная, что еще иногда случается, запуганный автолюбитель не верит глазам своим и пристает с безумным взглядом к прохожим с вопросом «Где платить?». Причем слову «бесплатно» не верит. Я вспоминаю, как пару лет назад мои новоиспеченные немцы едва не довели до бешенства интеллигентную немецкую даму. Она несколько раз пыталась сначала на немецком объяснить им, а потом на английском мне, что сегодня в городе праздник, поэтому вся парковка бесплатная, а поэтому автоматы не работают, о чем написано на специальных табличках. Не поверили. Улыбнулись, вежливо покивали, когда увидели меняющийся цвет ее лица, но не поверили. И все равно периодически выбегали посмотреть, не едут ли полицейские.
В Штутгарте страх перед парковкой не исчезает. Несмотря на то, что я нашел явно бесплатный клочок земли, а проходящая мимо дама убедила меня в моей правоте, тесть утверждает, что это паркинг для служащих некоего таинственного офиса, а значит, надо заплатить, чтобы задобрить полицейских. Платим за час и наматываем круги вокруг машины. В конце концов, когда добираемся до самого центра, оплаченное время истекает. Тесть машет рукой и со словами «Что я не русский, что ли? Будь что будет» остается на месте.
Сам город мил, симпатично расположен в горах, центр земли Баден Витенберг, но немецкий до последнего булыжника. Все это, скорее, не радует глаз, а тяготит своим мрачноватым немецким нависанием повсюду. Тем не менее, это более жизнерадостный вариант для проживания, нежели то, что предлагается эмигрантам. Но в Штутгарте халявных квартир не дают. Нет, можно получить квартиру и здесь, но с доплатой. Доплата же тут превышает все мыслимые ежемесячные выплаты СОЦИАЛА, а, значит, если вы можете себе позволить доплатить, то лишаетесь этого самого СОЦИАЛА. Но эмигранты ехали за халявой, и отсутствие этого самого магического СОЦИАЛА лишает их пребывание на немецкой земле всякого смысла. Поэтому живут, где не лишает.
Впервые замечаю, что повсюду висят приспущенные флаги с черными лентами. Траур по Азии продолжается. Потом, кстати, меня будут спрашивать, как могли русские ехать туда отдыхать после случившегося. Моего друга в Голландии спросят о том же. Еще один гол в ворота ответа на сопливый вопрос «Почему русских в мире не любят?».
Памятник Шиллеру. Так и не понял к чему. Наверное, все-таки он здесь родился, хотя никому это не интересно, судя по состоянию памятника. Вокруг все ухоженное, а он, бедняга, зеленый до такой степени, что говорить о не ухоженности памятников в России просто кощунственно.
Каток посреди городской площади. Напротив елки голубой лед, освещенный яркой подсветкой. Веселые жители катаются по одному или семьями. Звучат вальсы и марши в исполнении духового оркестра. Тут же разбита палаточная полевая кухня в немецком понимании, где, похоже, продается все, что можно придумать, чтобы достойно перекусить. Теща тут же вспоминает, как ее знакомая год назад выпила в одной из этих палаток глинтвейна, а после пугала сутки фаянсового друга всеми возможными местами. Желание перекусить отпадает.
Заходим в кафе. Жена с тещей берут кофе, я бокал мюнхенского пива, тесть требует полташку водки «Горбачев». Бармен смотрит на него почему-то с испугом и неожиданно предлагает виски. Тесть стоит на своем. Тогда бармен наливает рюмку, но при этом упорно пытается добавить туда тоник. Когда понимает, что «фашизм не пройдет», то с какой-то безысходностью предлагает лимон. Получив отказ, смотрит на выпивающего тестя с таким ужасом, как будто тот занимается пожиранием детей. Сколько здесь русских, а до сих пор в кафе не могут привыкнуть к тому, что водку можно пить.
Возвращаемся к машине. К всеобщей радости парковка оказалась бесплатной, машина никого не заинтересовала, и героизм тестя сработал вхолостую. Радость сменяется печалью по поводу впустую подаренных государству полутора евро. Едем домой...
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Жена требует идти в магазин, поскольку ей нужны сапоги. Я ставлю условие, что только через музей. Вначале прекрасное, потом мещанские муки. Понимая, что, во-первых, я все равно не выдержу целый день в магазинах и вскоре потребую пристрелить меня возле одного из прилавков, а, во-вторых, без прекрасного могу вообще никуда не пойти, жена вздыхает и соглашается.
Музей довольно маленький, что очень смешно для города, претендующего на звание культурной столицы Германии. За полтора часа его можно спокойно обойти, вдумчиво постояв при этом у каждого экспоната. Процентов девяносто восемь составляют картины. Причем в массе своей доселе мне неизвестных местных художников, правда, прошлых веков. Сюжеты пошлы до безобразия: «Пикник на лужайке» или «Коровки на берегу речки возле Бадена». Тем не менее, я прихожу сюда уже во второй раз по трем причинам.
Первое: треть полотен здесь подобраны очень интересно. Никаких известных шедевров нет. По одной (максимум по две) ничем не выдающейся картине от каждого мастера. Но достаточно взглянуть на них, как остальные работы художника можно не смотреть. Удивительно, но в каждом полотне здесь полностью ясен стиль того или иного мастера. Ни больше, ни меньше. Как есть. Кстати, состояние части экспонатов оставляет желать лучшего. Краска на некоторых картинах вспучилась и потрескалась, того и гляди осыплется. А несмотря на то, что всюду стоят приборы, которые меряют влажность, уровень пыли, температуру, тут же протекают кондиционеры, образуя возле картин милые лужи на паркете.
Второе: умилительно дразнить старушек - смотрительниц. Они не спят, а бдят. Залы же, в большей своей части, разделены кучей перегородок. Стоит по скрипучему паркетному полу зайти за любую и затихнуть, любуясь картиной, как тут же услышите крадущиеся шаги. В этот момент нужно резко выйти из-за перегородки и тогда вы нос к носу столкнетесь со смотрительницей. И она уже не отстанет от вас ни на шаг в своем преследовании, куда бы вы ни прятались. И когда вы в полном смущении буквально выбежите из зала, то можно обернуться на выходе и увидеть гордый взгляд старушки, в котором читается: - «Еще одну кражу предотвратила. Какая же я молодец!»
Третье: в этом городе больше некуда пойти за духовностью. Есть какой-то краеведческий музей, но он периодически закрыт и там все только на немецком. И если название картины еще как-то можно понять, особенно когда к раме приделана оригинальная табличка на французском, то описание черепков и прочих местных реликвий воспринимать тяжело.
Я не знаю, что случилось за последний год, но какой-либо другой язык кроме родного в этой округе окончательно разучились понимать. Раньше было не особо здорово, а сейчас стало совсем плохо. Даже редкие указатели и таблички на английском поснимали. Любую просьбу на «враждебном» языке понимать отказываются, если ты не трясешь перед носом кошельком, желая что-нибудь купить. Но при этом отвечают все равно только на немецком. Плюс один. Собственно, можно не утруждать себя и с одинаковым успехом говорить на родном русском языке. За все время пребывания мне ответили на английском трое: два бармена, один из которых оказался турком, и водитель трамвая, интересуясь, какой билет мне нужен.
В музее та же история. При входе билетер спрашивает, на каком языке я говорю, и, заслышав про английский, с издевательской улыбкой выдает путеводитель на немецком. Все альбомы тоже на немецком. Я с удовольствием купил бы там парочку, оставив музею пятьдесят евро, но не собираюсь изображать темного крестьянина в послереволюционную разруху, который не знает алфавита, а только тычет в картинки пальцем и мычит.
Выходим по направлению к магазинам. Перед шоппингом вымаливаю отсрочку: прошу дать мне последний глоток пива. Оказалось зря. С двух до четырех дня все немцы идут обедать. Поголовно. Жизнь вокруг замирает, зато любой бар и кафе забиты посетителями, как банка кильками. Наверное, если бы в этот момент немцы сидели, к примеру, в опере, то встали и пошли в буфет, не дожидаясь антракта. Сделать заказ практически невозможно. Причем, если попробовать встать и уйти оскорбленным с высоко поднятой головой, то никто догонять вас не станет. Так что остается сидеть и ждать, пока до вас доберутся. Плюс в этом походе был один. Жена, просто тыча пальцем в меню, заказала кофе, я - пиво. Официант в запарке перепутал заказ и принес две чашки кофе, одну из которых я, пожав плечами, выпил, в назидание того, что в мире есть и другие языки, кроме немецкого. Вскоре местный гарсон на соседний столик принес кофе мамаше и пиво ребенку. Возник небольшой скандал с привлечением администратора. В итоге кофе мамаше, пиво мне. За мою халявную чашку платы не взяли.
Страшное началось потом. С четырех часов все немцы идут в туалет. В универмаге, где и было расположено кафе, выстраиваются милые очереди вдоль стен. Женщины напротив мужчин. И все смущенно улыбаются друг другу. Таких очередей в мужской туалет я еще не встречал. Вскоре меня настораживает, что все кабинки свободны, а мужики стоят к писсуарам. Не очень понимаю и из хвоста очереди иду прямиком в ближайшую кабинку. Выхожу довольный. Вижу, как стоявший позади немец следует моему примеру. Он осторожно приоткрывает дверцу, заглядывает туда с опаской и тут же буквально запрыгивает в кабинку. Пока мою руки, вижу, как он выходит очень довольный, теперь уже с удивлением взирая на очередь. С сожалением понимаю, что немцы в этом плане запрограммированы. Если по малой нужде, то только писсуар и никаких кабинок. Вот здесь явно нашей русской незапрограммированности не хватает.
Тут же вспоминаю, как год назад научил, по крайней мере, четырех немцев пить пиво на улице. Вообще-то пить его на улице в Германии не возбраняется, но общество осуждает. Поэтому добропорядочные немцы лишены удовольствия пройтись, к примеру, по парку с баночкой пива. Я же сделал проще. Отобрал у жены пустой бумажный стакан из под Кока-колы и перелил туда приобретенную баночку. Получилось еще и с соломинкой. Немцы в закусочной, на глазах которых я совершал столь привычное для русских действие, перестали есть и смотрели на меня с открытыми ртами. Четверо точно смотрели еще и с восхищением.
Наконец, добредаем до магазинов. Вокруг сплошные ангеботы или скидки по-нашему. Смысл жизни эмигранта в Германии после СОЦИАЛА и при его наличии. Каждое утро начинается с похода к почтовому ящику, где уже дожидаются очередные красочные листовки о распродажах. Причем о распродажах далеко не лучших вещей. Эмигрантам же все хорошо. Они могут даже целый год просидеть без телевизора или костюма в надежде на светлое ангеботное завтра. Не потому что нет денег. Их, конечно, очень мало, но хотя бы ботинки себе можно позволить купить, не подвергая семью на голодные мучения. Но без ангебота - не серьезно. Ради него и живем, чтобы копаться в куче тряпья, а потом делиться впечатлениями с другими собратьями у кого что дешевле. А еще лучше позвонить через турков или китайцев в Россию и спросить: - «Сколько, сколько у вас стоят туфли?». А потом ужаснуться: - «Боже, как вы там живете в этой дикой стране, переплачивая такие деньги?» И ничего, что вы ходите в дикой стране пусть и не в дорогой, но приличной шубе, которая даже без ангеботов в России стоит дешевле, чем в Германии. Эмигрант будет ходить порой в облезлой не смотрящейся на нем шубейке, но за несколько евро, чего в «совке» никогда не будет.
Нельзя сказать, что во время распродаж продается одно барахло. Встречаются приличные вещи, на которые скидки, впрочем, невелики. Но их меньшинство, и их еще нужно поискать среди развалов дешевого шмотья по качеству хуже китайского, копеечной мебели, которая через полгода начинает скрипеть от ревматизма, неизвестной аппаратуры, вскоре выходящей из строя или же вообще не знающей ничего о вершинах качества. Но это ангебот. Основа жизни эмигранта, без которой тот лишится, по крайней мере, трети своего существования в Германии. Без которой ему просто нечем заняться и он окончательно выпадает из жизни в этой стране.
Мне в этих магазинах ничего не надо. Жене, собственно, тоже. Просто у нее пунктик: из каждой поездки привозить пару обуви, как сувенир. Долгие поиски чего-то приличного. Вроде что-то находим, но продавщица неожиданно лает что-то типа «вас много, а я одна». Этого ненавязчивого сервиса уже не выдерживаю и, договорившись о встрече через час, отправляюсь бродить по всяким электронным развалам. Скучно, неинтересно и на прилавках почему-то все, что я видел у нас два, а то и три года назад. Не поражает.
Поражает другое. Жена, наконец, нашла сапоги и отрапортовала по трубе, что скоро будет на таком-то углу. Пока ее нет (явно где-то зависла еще) стою и смотрю по сторонам. Взгляд останавливается на огромной афишной тумбе. Пытаюсь по-немецки прочитать кто, куда и зачем приезжает в недалеком будущем. Понимаю, что на следующей неделе заезжие гастролеры будут давать оперу. Спустя мгновение челюсть буквально отваливается. С другой стороны тумбы открывается стенка и оттуда выходит немец, делая последние штрихи в оправке одежды. Внутри тумбы находится уличный туалет. Афиша... Опера... Лицо дивы... Полная культура... А внутри, за изнанкой лица оперной дивы, маленький унитаз... И это нормально, поскольку культурно и место экономится.
Какие-либо комментарии далее давать отказываюсь. Встречаю жену. Направляемся домой. Впечатлений на сегодня достаточно...
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Сегодня решили взять штурмом Швейцарию. Это последний интересующий оплот Европы, где мы еще не побывали. Мысли о поездке не было, поскольку Швейцария лишь с 2007 года становится страной, пропускающей желающих с Шенгенскими визами, и с немецкой визой сейчас русскому там делать нечего. Но теща с тестем откопали где-то прожженного перегонщика Васю. Это суровый мужик, который гоняет подержанные машины, слушает «Владимирский централ» и говорит «Не ссы, корявый» хриплым голосом, где прослеживаются такие жизненные этапы, как: лагеря, взятие Берлина, интервенция, русско-японская война, партизанская борьба с Наполеоном и разгром татаро-монгольского ига. Настоящий русский мачо в Германии.
Я разговариваю с ним по телефону, но сам сказать ничего не могу, поскольку Вася хоть и краток, но говорит только сам.
- Послушай, ты главное не ссы, корявый. На машине с немецкими номерами переехать эту гребаную границу, как два пальца. Их погранцы дурные. У них договоренность с Германией о безвизовом въезде. Ну, соседи, бля, понимать нужно. Короче, бля, въезжаешь на границу, морда чайником и клал на всех с прибором. Заплатишь за ихние дороги и остальное по хрену. Ты только не перебивай, ты меня слушай. Главное - не ссать. Я, бля, без всяких виз туда-сюда мотаюсь. Полгода назад вообще семь казахов провез с казахскими паспортами. До сих пор где-то по Швейцарии бегают. А ты приссал, бля. Главное всех на хрен посылай. Номера на тачке немецкие, а остальное их не еб..
После такого напутствия в моих жилах забурлила русская кровь. Не соплей, чай, деланый. Не хуже казахов, наверное...
И вот старенький «Гольф» девяносто второго года выпуска уже натужно тащит меня, жену и тещу с тестем к границам Швейцарии. Я полон решимости и все сто восемьдесят километров представляю как «кладу с большим прибором на всех ихних погранцов». Иногда, поглядываю в зеркало, репетируя морду чайником.
За километр до границы все чаще встречаются предупреждения о пограничной зоне. Но я клал на предупреждения и еще крепче сжимаю руль.
Вот она граница. Машины со швейцарскими номерами лихо проскакивают по специальной полосе. Я тупо встаю в хвост немецким номерам. Движемся довольно быстро, поскольку заминки с каждой машиной лишь на секунды для проверки налога на местные дороги и для продажи талончика «уплочено» в случае его отсутствия. Слегка расслабляюсь. Вот уже передо мной стоит девушка в строгом темно-зеленом костюме. Однако, вместо улыбки предлагает резким жестом свернуть в отстойник.
Останавливаемся. Внутри машины гробовая тишина. Я лихорадочно верчу в голове все пароли и явки на случай провала. Наконец, подходит пограничник. Слегка приоткрываю окно и с деланным усталым видом советского разведчика киваю в ответ на приветствие. Пограничник, однако, этим не удовлетворяется. Он бегло осматривает через стекла пассажиров и выдает длинную тираду на немецком. Все, как говорится, здравствуйте, девочки! Явка провалена. Внутри тягостное и угрюмое молчание, наводящее на мысль о крике «Русские не сдаются, фашистская морда! Ханде хох!». Швейцарец пожимает плечами и повторяет с улыбкой тираду, из которой на этот раз я понимаю два слова «Битте» и «Аусвайс». Я и жена застыли. Она смотрит вперед, я тупо улыбаюсь пограничнику. При этом оба сохраняем мучительное молчание в надежде, что нас не рассекретят.
- Чего он хочет? - на чисто русском наконец спрашивает тесть.
- Документы, - шиплю я.
- Какие документы?! - возмущается тесть. - Ты ничего не понял!
- Насколько я смотрел в детстве про войнуху, - огрызаюсь я, окончательно сбросив маску немца, - аусвайс это документы.
- Да будет тебе известно, что по-немецки документы пасс, - назидательно отвечает тесть. - Он хочет чего-то другого. А вот чего, я не понимаю.
В это время пограничник напрягается, начинает нервничать и зачем-то стучит пальцем по моему стеклу, сопровождая это действие какой-то неприличной немецкой речью. Тесть продолжает бубнить, что этот диалект ему совершенно непонятен. Я пытаюсь выйти из машины, но швейцарец с силой давит на дверь с другой стороны, кричит «найн» и запихивает меня обратно в салон, после чего возобновляет таинственный стук по стеклу. Без всякой надежды интересуюсь у него насчет английского. Тот радостно кивает. Дальнейшее общение ведем спокойно.
Для начала полностью открываю стекло со своей стороны, поскольку оказывается со щелочкой сидеть нельзя. Далее даю паспорта тещи с тестем и документы на машину. Свои паспорта давать явно нет смысла, но пограничник требует. Вздыхаю и отдаю вместе с русскими правами.
Швейцарец внимательно и долго изучает наши документы, спрашивает о цели визита. Я поясняю, что едем до городу Базеля, чтобы посмотреть. Посмотрим, мол, а вечером цурюк. Наверное, я зря сказал насчет Базеля. Фраза о «посмотреть» этот приграничный город вызвала у пограничника примерно такую же реакцию, какую вызвало бы у жителя деревни Замшеловка известие о движущихся в его сторону автобусах с французскими туристами с целью экскурсии.
Пограничник так и сказал с округлившимися глазами: - БАЗЕЛЬ?????
И больше ничего не сказал, а только забрал все документы и показал жестом, чтобы мы сидели и ждали...
Спустя десять минут наша судьба была решена. С виноватым видом швейцарец вернулся, отдал документы и пояснил, что пенсионеры могут следовать со своим ПМЖ далее, только без машины, а мне с женой следует развернуться и цурюк. Там получить визу, и тогда добро пожаловать. Сдуру спрашиваю нельзя ли у него лично здесь купить визу. Слава Богу, что повергаю его в состояние некой паники, но на штраф и скандал не нарываюсь.
Сидим оплеванные вновь на территории Германии. Тесть буйствует и ругает по матушке всю Швейцарию вместе со всей Европой. Я предлагаю попробовать перейти горы на лыжах, как небезызвестный пастор. Предложение не подхвачено. Настроение, конечно, подпорчено, но пограничника я не виню. При той ситуации, что сложилась, он вел себе более чем корректно и лояльно. А сложилось вот что:
пятнадцать минут назад границу со Швейцарией попытались перейти двое русских без виз, с недействующими в Швейцарии водительскими правами и с паспортами неизвестной страны СССР, действие которых заканчивалось для какой-либо поездки через месяц. Сзади сидели два пенсионера, не имеющие ничего общего с этими русскими, с немецким ПМЖ, но явно напуганные и ни слова не способные издать на ставшем родном языке. Автомобиль, или ведро по швейцарским меркам, можно было купить у любого турка за несколько сотен евро. Причем машина не принадлежала ни одному пассажиру, а была зарегистрирована из чувства страха перед СОЦИАЛОМ на некую русскую Ольгу в Берлине. И они утверждали, что ехали с туристической целью посмотреть БАЗЕЛЬ!!!
В душе я безмерно благодарен этому доброму человеку за то, что он не увидел в нас друзей террористов или перебежчиков, и мы просто отделались штампиком в паспорте «в пересечении границы отказано». Что бы было на нашей границе, к примеру...
Тесть мою версию не принял, особенно по поводу «ведра», но вскоре успокоился, поскольку перед нами вообще без разбирательств цурюкнули старый «Фиатик» с немецкими номерами и молодой парой. Как мне потом пояснили, старые машины в Швейцарии не любят, и уже одна поездка на «гольфе» была заведомо проигрышной даже с нормальными документами.
Чтобы не возвращаться несолоно нахлебавши, на обратном пути заезжаем в некий город Фрайбург. Оказалось не зря. Это первый немецкий город, в котором у меня поднялось настроение, и я почувствовал себя уютно. Не было этой давящей отовсюду кондовой архитектуры, не было мрачного серого света, исходящего от солнечного неба. Да и само небо стало как-то выше. И вокруг веселый улыбающийся народ среди разноцветных старых домиков скорее в бельгийском стиле, но никак не в немецком. Видимо, сказалась близость города к Швейцарской границе: и по архитектуре, и по тому, что, очевидно, город не подвергся бомбардировке во время войны, а поэтому здесь старая часть уцелела.
В большинстве своем любой немецкий город это: пара никаких домиков под старину, кирха, центральная кирха, которая самая красивая и стоит возле небольшой центральной площади с каким-то памятником посредине, несколько непонятных современных скульптур, куча универмагов и жилые кварталы. Меньшинство выглядит чуть приличнее, покрасивше и имеет какую-нибудь изюминку в виде замка, к примеру. Но все равно давит. Здесь был совершенно другой светлый старый город.
Мы ходили по периметру среди жизнерадостной толпы, большая часть которой была молодежь, любовались старыми, непохожими друг на друга красочными зданиями, статуями, старыми маленькими площадями и многочисленными ручьями, бегущими с гор по уличным канавкам и каналам. Когда же зашли в пивную, то я вообще почувствовал себя во Франции, а не в Германии. Вокруг все смеялись или просто правдиво улыбались, играла тихая музыка, не имеющая ничего общего с немецкими маршами и вальсами, а бармен приветливо смотрел на меня и разговаривал на английском. И за кружкой добротного пива я уже не жалел о неудавшейся поездке в Швейцарию, поскольку явно провидение занесло меня сюда. Возвращаться в настоящую мрачную Германию не хотелось.
И так меня это все растрогало, что на обратном пути предложил заехать во Францию выпить кофе. Просто заехать в очередной раз в Страсбург, выпить кофе и обратно. Чтобы еще немного продлить какую-то мелодию в душе...
Господи, кажется, что дело всего лишь в одной табличке «Добро пожаловать во Францию». Она торчит сбоку от дороги, и вокруг нет никаких шлагбаумов, заборов или чего-то такого, чтобы четко видеть переход границы. Дорога не меняется. Но до таблички унылые поля, один фонарь на километр в целях экономии, абсолютно никакие дома и надписи на немецком, вызывающие ощущение предупреждения «Внимание! Минное поле!». А за табличкой везде свет, светлые дома, напоминающие Париж и не похожие друг на друга, много улыбающихся людей и куча, кажущихся воздушными, французских надписей. Вот кто-то плевал на парковку и оставил машину посреди улицы на аварийке. Вот другой водитель кричит впереди стоящему, чтобы тот не спал на светофоре, вот жители, на вид действительно свободные. А вот типичная умилительная французская сценка, когда жена фотографирует меня с другой стороны улицы, а одна из машин тормозит и ждет, чтобы не попасть в кадр и не испортить его. А сзади уже образуется небольшая пробка, но все терпеливо с пониманием ждут. Лишь некоторые показывают нам на часы, чтобы мы снимались чуть побыстрее.
И вот оно милое кафе где-то в центре Страсбурга, где гарсон тактичен и потрясающе участлив к вам. Он не заставляет ждать, а возникает сразу же и, едва растворившись с заказом, тут же возникает уже с подносом. И кофе здесь похоже на кофе, а не на немецкое пойло. И даже тесть делает глоток и вздыхает: - Да, никогда в Германии не пил такого кофе. Как жаль, что нельзя жить во Франции.
А эмигрантам, в моем понимании, жить во Франции нельзя. Франция ничем никому не обязана, а потому халяву из России содержать не собирается. Своих арабов хватает. Если вы едете работать, то могут подумать и взять, а халява не нужна. А без халявы жить здесь очень тяжело в плане кошелька.
Еще несколько минут по французским улицам, последний взгляд на табличку, на которой уже не видно надписи «Франция», зато бьют по глазам слова «Вы въезжаете на территорию Германии». И дальше сплошной мрак. Лишь несколько подсвеченных магазинов, пара фонарей, да пока еще освещающие улицы окна домов. А еще чуть дальше черное поле, сливающееся с таким же черным небом. Очарование кончилось. Хочу в Россию...
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Утро. Подхожу к окну в надежде на чудо, но его, естественно, не происходит. Кривых лохматых деревьев за окном нет и в помине. Одни остобрыдшие черепичные немецкие крыши. На какое-то мгновение почему-то хочется завыть. Вскоре эта непонятная тоска проходит.
Сегодня выть нельзя. Сегодня день рождения тещи. День, ради которого, собственно, мы сюда и ехали. Завтракаю и отправляюсь за цветами в магазин неподалеку.
Цветы здесь ничем не отличаются от российских: как по внешнему виду, так и по цене. У нас, наверное, даже слегка подороже. Молоденькая продавщица охотно выбегает на мой призыв о помощи в английском исполнении. Внимательно смотрит на меня, но ничего не понимает. Мимо проходит явно владелица. Перекидываются фразами, из которых даже я понимаю, что девушка подавлена моим незнанием немецкого и слегка расстроена своим незнанием английского. Владелица куда-то отправляет ее и с улыбкой подходит ко мне. К моему удивлению это четвертый человек, знающий английский.
Я показываю на нужные мне цветы и говорю, что полностью отдаюсь ее вкусу в изготовлении букета. Получив ответ на вопрос, кому предназначается букет, женщина несколько секунд что-то прикидывает в уме и быстро вытаскивает цветы из ваз. Сам букет, в отличии от наших цветочниц, немка собирает очень быстро. Минуты две и уже готова изящная и в то же время довольно шикарная композиция в упаковке. Больше времени тратим на спор о четности и нечетности цветов. Причем в нечетном количестве для тещи ее не убедить. Она говорит, что это не очень прилично и даже жестоко. Сдаюсь в конце концов я и прибегаю к тактической хитрости. Беру нечетное количество, а вместо четного выбираю какой-то экзотический цветок, похожий на попугая. В России его бы посчитали за обычное украшение букета. В итоге все довольны: и я, и немка, поскольку она считает этого попугая с листиками цветком.
На выходе из магазина вижу пьяного немца, который стоит посреди улицы, пьет из горлышка бутылки пиво и орет явно что-то ругательное, показывая всем прохожим факи. Останавливаюсь посмотреть, когда же приедет хваленая полиция, чтобы восстановить спокойствие добропорядочных горожан. Молодежь, идущая мимо, прикалывается, немцы постарше обходят пьяницу стороной, монашка с перекошенными губами шепчет в его адрес что-то злобное, затем крестится, смотрит в небо и, вернув себе смиренное лицо, идет дальше. Большинство вообще делает вид, что ничего не происходит. Проходит пятнадцать минут. Мне надоедать стоять, а полиция так и не приезжает. Миф о всевидящем оке службы порядка рассеян. Ох, лучше бы я этого не видел...
Застолье подходит к концу. Выпита вся водка и все виски. Уходят к себе гости-соседи. Тоже эмигранты, просидевшие с тестем и тещей в одном концлагере, а потом по случайности получившие квартиру на одной с ними лестнице. После полуночи собирается домой еще одна гостья, какая-то непонятная знакомая новорожденной, которая видится с ней только раз в году на этом халявном банкете. Весь вечер она несла какую-то глупость, а в перерывах читала стихи собственного сочинения типа «Ленинград - ты мой город родной, я всегда с тобой, дорогОй». Все вздыхают с облегчением и поручают мне проводить поэтессу до трамвайной остановки. Вздыхаю, беру в путь бутылку пива и иду в ночь.
Дама по пути что-то рассказывает о Великой Германии и как здесь всем хорошо живется. Я иду, пью пива из горла и плюю на все местные моральные устои. Мне хорошо, потому что я делаю то, что хочу. Я иду по улице и пью пиво. Из горла. И мне плевать на косые взгляды. Потому что меня сюда никто не звал, а я и не собираюсь сюда ехать, даже если позовут. Потому что я не привык прятаться от кого-то. Хочу в Россию. Блин, скорее бы самолет.
Дама садится в вагон и растворяется вместе с рельсами где-то там, в темноте улицы. Я сажусь на скамейку, смотрю в темное небо, где даже звезды стараются светить потусклее, чтобы сэкономить, делаю еще глоток пива и неожиданно вспоминаю увиденного сегодня пьяного немца. Чем я хуже? Только что не местный? Так это не причина излить душу. Решаю спеть. Чтобы на всю улицу. Чтобы слышали. Не потому, что я обожаю в России орать пьяные песни среди ночи, не потому, что я хочу сделать какую-то пакость немцам, нарушив их вживленное в каждую клеточку организма право на спокойствие. Это душа просит какого-то протеста. Чтобы знали, что я не их. Мне здесь делать не хрен.
И я начинаю орать. Ничего умнее в голову не приходит, как спеть строчки из одной когда-то известной питерской радиорекламы. На мотив «Вернись в Сорренто» воплю: - «Петербургские мужчины не боятся простатита и в постели у любимой не уронят свою честь». Из подошедшего трамвая выходит молодая пара. Они с опаской переходят на другую сторону улицы и встают послушать. Они не прикалываются. Они просто тихо стоят и слушают. Не то с ужасом, не то с любопытством. Не видно, там темно. К ужасу своему утром узнаю, что арии я исполнял напротив полицейского участка. Почему оттуда никто не вышел - загадка века. Может, тоже заслушались или просто обалдели от подобной наглости русских. Но пока я о полиции не догадываюсь и выполняю свою мечту. Ору вопреки местным устоям в час ночи на улице запуганного немецкого города песню. И ничего не боюсь. В душе я дико извиняюсь перед жителями. Но, честное слово, не специально сюда приехал. Мне было нужно, и я скоро уеду. Но я больше не могу. Извините...
Возвращаюсь с приподнятым настроением. Душа требует продолжения праздника. Допиваю остатки джина тещи, разбавив его тоником. Лакирую все пивом. Затем за здоровье всех родственников допиваю найденные остатки виски и снова лакирую пивком. Я свинья, избалованная скотина, выдрючивающийся урод, но хочу домой. Все, спать...
А ночью ко мне прилетает эхо веселого микса - «вертолет». Пытаюсь найти нормальную позу, но все в голове крутится еще сильнее. Наконец, не выдерживаю и бегу в туалет звать Ватсона. Зову удачно, слегка прихожу в себя и ложусь спать. Отключаюсь сразу же...
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Опять утро. Опять в Германии. От этого еще хреновее.
Слышу какую-то возню в районе туалета. Тесть чертыхается, женщины бегают по квартире, периодически выходя на лестницу. Вскоре слышу, как выходят соседи и явно держат какой-то совет. Вот кто-то незнакомый торопливо проходит по квартире, громко кашляет и заходит в туалет. Долго шуршит чем-то, а затем быстро начинает тараторить по-немецки. Когда речь окончена, тесть зовет тещу с криком: - Я ни черта не понимаю, что он говорит!
Немец уходит.
Встаю. Вскоре выясняю, что в квартире случился катаклизм. Забился унитаз. Жена ехидно интересуется, где контейнер для мыла, что подвешивается на белого фаянсового друга в санитарных целях. Вчера, дескать, был, а сегодня нет. И в туалете вчера вода уходила, а сегодня нет. А в перерыве там был только я в поисках Ватсона. Нет ли, мол, тут какой взаимосвязи?
- Нет, - отвечаю, - и не нужно на меня вот так смотреть. Мне больше делать нечего, как по ночам спускать всякие мыльца в унитаз.
Хотя в душе знаю, что явно моих рук дело. Чертово мыльце. Я его даже и не заметил. Не до того было. А, с другой стороны, просто у кого-то слишком узкие отверстия в унитазах. Ну смахнул человек случайно, с кем не бывает. Нет, сразу же все засорилось.
Возвращается немец, который, оказывается, живет ниже этажом. Соседка, знающая немецкий, берет на себя роль переводчика. Немец горестно сообщает, что сегодня в городе какой-то официальный местный праздник и пресловутый хаус-мастер пьян. По выходным и праздникам он пьян и не обязан принимать участие в спасении вашего жилища в случае какой-нибудь катастрофы. Я предлагаю самим снять унитаз и посмотреть где застряло. На это получаю ответ, что без хаус-мастера здесь гвоздь вбить нельзя, не то что унитазы снимать. Каждый должен заниматься своим делом. А за самоуправство можно вообще вылететь из квартиры.
Отвлекаясь, скажу, что немецкие законы с этими мастерами довольно суровы. Ничего самому по дому делать нельзя. Только вызывать. Необходимые работы хаус-мастер выполняет бесплатно, если сочтет необходимым, но вот, оказывается, бывает пьяным на законном отдыхе. Кстати, в Голландии хаус-мастеры, или как они там еще называются, вообще умилительны. Если вы меняете квартиру, то обязаны оставить ее этому хаус-мастеру в том виде, в каком получили. Положили во время проживания кафель в ванной - извольте оторвать, наклеили обои - извольте очистить стены, ковровое покрытие настелили - извольте все вырвать и привести пол в порядок, сделали разводку труб - верните все в исходное состояние. Если только новые жильцы не попросят вас оставить. Но их во время вашего выезда, как правило, еще нет. И вместо того, чтобы обустраивать свой новый быт, вы драите полы и чистите стены в старом жилище.
Но возвращаемся к катаклизму. Завтра суббота, а, значит, хаус-мастер опять не работает. Послезавтра вообще святое - воскресенье. Тесть решает вызвать аварийку. Женщины сдаются, поскольку понимают, что ходить по нужде три дня к соседям - перебор и для них самих, и для добрых соседей. Да и немец снизу очень нервничает, наблюдая за поднимающимся уровнем воды в унитазе.
Примерно часа через два неспешно подъезжает аварийная служба, которая, по словам немецких друзей, самая дешевая в городе. В отличие от наших суровых бородатых потных мужчин с гаечными ключами в руках на пороге стоит щупленький невысокий юноша в чистом комбинезоне и с аккуратным чемоданчиком, а на его грязной переносице покоятся огромные очки. Чистой воды ботаник. Он проходит к месту катастрофы, какое-то время качает головой под русифицированное изложение тестем проблемы и зачем-то причмокивает, а затем достает большую отвертку...
Вся операция занимает чуть больше двух минут. Форс-мажор устранен, контейнер с мыльцем валяется на полу, а вода вновь весело утекает по фановой трубе. В квартире появляется любопытная соседка с вопросом в глазах «Как прошла операция?». Немец начинает что-то быстро и долго говорить. Перевод краток: сейчас он выпишет счет.
Счет, состоящий из трех граф, выписывается крайне неспешно, около пятнадцати минут. Правильно, куда спешить, вызовов-то больше явно нет. Наконец, сантехник облегченно вздыхает и просит расписаться тестя, как хозяина, для последующей передачи бумаги хаус-мастеру.
- Сто евро, - переводят нам слова улыбчивого немца, который видит, как озабоченно хозяин ищет итоговую сумму в трех графах. - Шестьдесят за вызов и сорок за работу.
- Ох, ну ни хера себе, - вырывается у тестя комментарий к подписи. - Да они совсем охренели в этой Германии! Шестьдесят за пару литров бензина и по двадцать евро за минуту работы!
Такое впечатление, что сантехник воспринимает эти русские слова за восторг, поэтому, чтобы усилить его, поспешно добавляет: - Всего двести евро, поскольку сегодня праздник и двойной коэффициент.
Тесть уже поставивший подпись больше ничего не комментирует, а только хватает воздух ртом с каким-то подобием оханья. Наверное, если бы в квартиру сейчас вошел живой динозавр, он произвел бы гораздо меньшее впечатление. Я не охаю, а мысленно прощаюсь с двустами евро. Желание одно: взять сейчас этого малохольного ботаника с грязным носом за грудки, дотащить до туалета и заставить вернуть все как было.
- Не рекомендую, - говорит мне соседка, чудом прочитав по глазам мои мысли. - Все равно вызов в сто двадцать евро оплатить придется. А сэкономленные восемьдесят евро не стоят общения с полицией.
Немец, получив подписанную бумагу, долго расшаркивается и наконец уходит. Он отдаст счет хаус-мастеру, а тот предъявит его к оплате в конце месяца.
- Бляди, - угрюмо выдает тесть. - Знать бы, так в гробу я видел этих мастеров вместе с их гребаными порядками и этой гребаной страной. Нужно было все-таки самим эти четыре шурупа отвинтить. Ну, ни хера себе, пятьдесят евро за шуруп! Неплохая оплата работы.
Я интересуюсь насчет того, во что вылилось бы мне общение с полицией. Выясняю, что было у меня два варианта. Первый стоил те же восемьдесят евро, которые я выплатил бы добровольно сантехнику при появлении полицейских, плюс пятьсот евро за вызов полиции. Второй был еще веселее: пятьсот евро за вызов, восемьдесят сантехнику и выдворение из страны, если у прибывшего офицера было бы плохое настроение.
Полиция в Германии переходит на самоокупаемость. Любой вызов наряда стоит пятьсот евро. Ложный оплачивает вызывающий. Вызовы по делу оплачивает либо вызывающий, либо нарушитель закона, если такового удастся взять. Так, если за стеной женщина бегает от пьяного мужика с криками о помощи, то лучше не вызывать. Скорее всего, что вы будете спонсором шоу для этих милых людей, поскольку драка к приезду полиции уже закончится, и все будет хорошо. Муж, конечно, свинья, но пятьсот евро на дороге не лежат. Если же вас грабят в темном углу, то вызывайте блюстителей, но при этом держите негодяя изо всех сил. Иначе вам не поверят, и платить будете опять вы. Хотя, с какой-то стороны это даже хорошо. У них не бывает ложных вызовов. Точнее у них вообще практически нет вызовов. А, значит, нет преступности.
С пожарной командой дела обстоят не лучше. Они тоже на самоокупаемости. Насчет оплаты тушения пожаров не знаю, врать не буду. А вот захлопывать входную дверь, оставив ключи дома, не советую. Вскрытие обойдется в тысячу евро. Это, видимо, основной источник дохода местных пожарников. Несмотря на то, что входную дверь можно вышибить плечом с первого удара, или на худой конец выбить в центре ее красоту в виде стекла, чтобы просунуть руку и открыть замок, делать это категорически воспрещено. Не придут вам на помощь и бородатые дядьки со слесарными инструментами и автогеном, не пойдет ломать замок и хаус-мастер. Только вызов пожарников, которые по лестнице проникнут в квартиру через балкон и откроют дверь. Всего тысяча евро, и шоу смелых людей для всего дома продолжается...
Отдаю тут же деньги за просмотренный спектакль, в душе оплакивая их и в то же время радуясь. Как-то в лондонском автобусе я прочитал табличку «За курение в автобусе - штраф тысяча фунтов». И после этого меня не покидало навязчивое желание выкурить самую дорогую в жизни сигарету. Зато будет, чем похвастаться. Тогда все-таки успел уехать из английской столицы прежде, чем безумие победило окончательно мой разум. Теперь вот сбежать в какой-то степени не успел и вызвал вчера самого дорогого в своей жизни Ватсона. Дороже, наверное, у меня уже не будет. Прошу тещу только об одном: выслать мне после оплаты бланк злополучного счета, чтобы я повесил его в красивой рамке на стену. Чтобы все видели и удивлялись, чтобы помнить...
Остаток дня провожу, как праздно отдыхающий немец. Лежу на кровати, периодически поправляя пивом ослабленный организм, тупо смотрю полную бредятину в плане информативности в виде каких-то старых сериалов и передач по «ОРТ-планета» и периодически размышляю о том, как все могло бы быть. Двести евро, конечно, жалко. Но, когда думаю о том, что вчера безобразия творил, а сегодня побоялся отвинтить четыре винта, отдав деньги ни за что, то жалею деньги еще больше. Корю себя за слабость характера, а на душе так скверно. С такой скверностью и засыпаю...
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Решаю вести исключительно здоровый образ жизни. Тесть с тещей уже давно расхваливали местный зоопарк. Решаем с женой наконец-то его посетить и заодно подышать свежим воздухом. Тесть с тещей решают нас подбросить до него, а заодно и покатать лишний раз по городу, который нам до сих пор не может понравиться.
В подъезде на двери висит таинственное объявление, смысл которого интересует меня с момента приезда. Ничего в нем не понятно, кроме того, что после 21-00 что-то должно в доме происходить. Спрашивал у тестя, но тот утверждает, будто его этот смысл совершенно не интересует. Ловлю тещу и буквально требую перевести. Какое-то время она пыхтит и затем небрежно бросает: - Чтобы хаус-мастера после 21-00 не вызывать.
В это время открывается одна из дверей на первом этаже, и на лестницу выходит немец.
- Вася, - спрашивает его теща. - Что здесь написано?
- Чтобы дверь на ключ после девяти закрывали, - бурчит в ответ немец.
На какое-то время у меня в голове происходит помутнение разума. Что это? Я настолько хорошо начал понимать немецкий? Тут же логический довод «Почему немца зовут Васей?», возвращает меня с небес на землю. Опять русский.
Зоопарк - это второе и последнее место в этом городе, где население может провести досуг в выходные дни, если не считать еще пары кинотеатров. Первое, в виде парка, находится при местном дворце Карла какого-то, где пенсионеры играют в шахматы, а молодежь катается на «огромном» искусственном катке размером с две трети теннисного корта. Зоопарк находится в центральной части и отгорожен от всего мира невысоким каменным забором. Пользуется большой популярностью, поскольку идти-то больше некуда.
Парковая зона довольно приличная по размерам и для пенсионеров, наверное, представляет райское местечко для прогулок. Особенно летом, когда деревья зеленые, а вокруг цветы. Побродить по аллейкам с милой фрау, взять напрокат лодочку и объехать по периметру небольшой водоем, на что в силу возраста уйдет полдня... О чем можно еще мечтать в спокойной старости?
Сам же зоопарк наводит на печальные мысли. В своей жизни я повидал много подобных заведений. Большая часть зоопарков не отличается друг от друга. В некоторых есть оригинальность, когда, к примеру, в Испании звери бегают практически на свободе. Лучшие зоопарки, из увиденных мной, находятся в Сингапуре и Берлине. Худший - в Петербурге, как бы это не выглядело непатриотично. Не знаю, как к нему относятся дети, но взрослые предпочитают лишний раз не упоминать о нашем зоопарке, чтобы не вызвать желания у ребенка его посетить. Травмировать и себя, и детей. Наверное, питерскому зоопарку стоит дать главный приз «За жестокое обращение с животными». Не потому, что здешний персонал мучает братьев наших меньших. Просто нет денег, и квартирный вопрос для зверей не решен. Маленькие клетки, где не только медведю, а лисице не развернуться. Такие обычно используются для временной транспортировки животного. И сколько себя помню, постоянная вонь вокруг. Поскольку в детстве я нигде, кроме Питера, не бывал, то всегда считал, что это настоящий запах зоопарка. Грязные животные с выцветающими шкурами, и эта вонь в каждой клеточке.
Так вот, я рассказываю это не потому, что хочу призвать озаботиться проблемами питерского зоопарка. Просто на деле оказалось, что у него есть собрат в другой стране, в котором я сейчас и стою. Изучать в нем животный мир попросту невозможно. Такое впечатление, что персонал этого зоопарка ехал по миру и приватизировал потерянных животных. Где кого увидит, того и хватает. Это уникальное ассорти, логика в котором попросту отсутствует. Животных очень мало, а их размещение наводит на мысли о нормальности рассудка администрации. С двумя обезьянами справа соседствуют верблюды, а слева живет рысь. Пингвины живут рядом с жирафами, а слоны любуются полярными совами. Символа Германии - медведя нет вообще. Только висит плакат, призывающий особо страждущих его увидеть съездить в близлежащий город. Там он есть.
Размеры вольеров тоже оставляют желать лучшего. Тощий, грязный лев со скатавшейся гривой живет в маленькой клетушечке, где места не больше, чем в Питере. Зато за его квартирой огромный водоем для гребцов-пенсионеров. А перед носом зал, где лежат черепа хищников. Вообще некрофилия в крови у служителей зоопарка. Здесь, кроме шимпанзе (довольно милых), есть еще четыре вида обезьян, разбросанных по всей территории. А дабы восполнить у ребенка пробелы в обезьяноведении, прямо перед шимпанзе имеется обширная выставка с черепами и скелетами отсутствующих видов.
Пожалуй, хорошо себя чувствуют здесь лишь жирафы и белые медведи. Последним вообще непонятно за что такие почести. Вольер для пары полярных хищников занимает примерно двадцатую часть всего зоопарка. Зато большая колония пингвинов ютится на мизерной площади, да еще к ним подселили морских львов, бьющихся постоянно лбом о стены, поскольку не разогнаться.
Чего здесь лишь нет, так это вони, знакомой с детства. Зато ровно в два часа дня все звери начинают пахнуть попкорном. Время обеда для немцев. Животные на хрен не нужны, зоопарк пустеет, зато возле лотков с воздушной кукурузой и гамбургерами - огромные очереди. Это окончательно привело меня к состоянию некоего бешенства, и зоопарк мы покинули...
По дороге обратно узнаю впервые за столько лет потрясающую новость. Трамвайный билет стоит теперь два евро в час (в связи с поднятием цен на транспорт). При посадке я пробиваю в специальном компостере время и час катаюсь по городу в пределах центра и близлежащих районов на любом транспорте. Потом нужно покупать новый билет. Однако, оказывается здесь есть билет на целый день. Он стоит восемь евро. Казалось бы ничего удивительного. Но по нему почему-то кроме меня могут ехать еще четыре человека!!! Где здесь какая-либо логика с точки зрения экономики? В Германии поднимают цены на транспорт, поскольку денег на его содержание не хватает, но тут же занимаются поощрением обычной непонятной халявы. Так в умственных терзаниях и еду оставшуюся часть маршрута...
Последний вечер в Германии. Ужинаем. Тесть робко спрашивает, не появилось ли у нас желания переехать сюда. Мол, стоит только согласиться, возьмут сразу же, поскольку рабочая сила здесь нужна. Этот вопрос служит основанием для длительного спора на предмет «А, зачем?». Заранее прошу его не отвечать избитыми фразами «ради будущего» и «здесь очень спокойно по ночам».
По ночам здесь действительно спокойно. Но, такое впечатление, будто лишь потому, что в восемь - девять вечера все ложатся спать, даже преступники и хулиганы. На улице нет ни одной живой души, фонари практически не горят в целях экономии. Выходить и заниматься разбоем не интересно и неприятно.
«Ради будущего» тоже звучит несколько нелепо, особенно устами пенсионеров. На самом деле уверенность в завтрашнем дне - не более, чем миф. Сами немцы сейчас ни в чем не уверены, а считают, что дело движется к какой-то катастрофе. Правда, пока не очень понятно к какой. Эмигранты же вообще каждое утро начинают с неопределенности. То льготы на транспорт отменят, то начинают говорить о необходимости отмены халявы на медицину. То вообще кто-нибудь бесчинствует в правительстве, намекая, что пора бы эту халяву вообще закрыть. Хватит, мол, расплатились сполна. В чем каждый живущий может быть лишь уверен, так в том, что за углом находится дешевый супермаркет, в котором из года в год на одной и той же полке будет стоять одно и то же безвкусное молоко и будет лежать одна и та же отвратительная на вкус колбаса. Хотя в последнее время и сети супермаркетов начинают неожиданно закрываться по причине кризиса.
Приехавший из России в Германию человек, обустроившийся и получивший работу, не вызывает у меня никаких вопросов. Ну, нравится ему, пусть живет, где захочет. Работает, содержит семью, радуется жизни. Вопрос у меня к паразитирующим эмигрантам. Эмигрантам не в прежнем понимании, когда, скажем, во время революции люди уезжали по каким-то идейным соображениям, а к эмигрантам в понимании нынешнем. К людям, обожающим халяву, которые запуганы всем и веруют только в великий и ужасный СОЦИАЛ.
Все уехавшие в Германию делятся на три категории. Работающие люди, многие из которых устраиваются весьма неплохо, но при этом не оставляют мысли вернуться в Россию, хотя бы и гипотетически и, говоря «у нас», имеют в виду именно Россию. Эмигранты, которые никогда не устраиваются даже сносно, но больше всех пропагандируют свой новый образ жизни, поскольку говорить что-либо плохое просто стыдно. Кто-то возвращается или думает об этом. Кто-то напоминает хомяка, вцепившегося зубами в веточку во время потопа. А еще есть дети. Особенно те, кого вывезли в малолетнем возрасте, не спрашивая их про будущее. Просто родители так позаботились. Эти дети уже никогда не вернутся в Россию, потому что прошлой жизни у них не было. Они уже мыслят иначе. Несмотря на то, что знают русский, перевести с немецкого не могут, поскольку думают уже на другом языке и им трудно подобрать русский аналог немецким словам. А их высказывания и некоторые вопросы ставят в тупик.
- Был в Воронеже в этом году у бабушки. Понравилось. Интересная страна...
- А у вас в России есть плавательные бассейны?
- Когда был в России, смотрел передачу «Дом». У нас в Германии есть тупые шоу. Например, когда полчаса рассказывают глупые анекдоты, но они все-таки не настолько тупы, как ваш «Дом».
Это уже немцы. Это совершенно другое мышление. И русским тут уже не пахнет...
В среднем на жизнь у эмигранта в месяц выходит двести евро после оплаты коммунальных услуг. Примерно наши пенсии в России по уровню их цен, но с квартплатой. Держит эмигрантов в Германии только бесплатное жилье и бесплатная медицина, которая, правда, уже ограничена в возможности выбора врачей и в списке халявных лекарств. Немаловажно, конечно. Но отдавать свободу за это... Не знаю...
Можно сколько угодно приводить в пример глумление нашего правительства над пенсионерами. В Германии в этом плане не унижают. Зато эмигрант унижен во всем остальном. Бояться каждого шороха, жить в вечном страхе перед кем-то, просыпаться ночью от страшного сна, в котором тебя лишили СОЦИАЛА, писать заявление об утере паспорта, чтобы СОЦИАЛ не узнал по пограничному штампику о твоей кратковременной поездке в Россию к родственникам. По большому счету нельзя даже по Европе кататься, чтобы не вызвать лишних вопросов у СОЦИАЛА. А уж в Россию, в которой плохо жилось, возвращаться запрещено. Покупать продукты можно только в самых дешевых магазинах, по причине отсутствия денег, и искать нет ли где чего еще подешевле. Нельзя иметь машину, нельзя подрабатывать, получать денежную подпитку из России от родственников нужно крайне осторожно, а главное еще осторожнее ее тратить, чтобы у соседей немцев не возникло лишних вопросов. Нельзя шуметь, нельзя смеяться, нельзя громко разговаривать, потому что сами немцы этого не любят, зато нужно всегда улыбаться, поскольку немцы это любят. Особенно, когда ты в очередной раз унижаешься за бумажками для СОЦИАЛА. И главное, что нельзя делать то, что нормально в России, но изначально с момента рождения не прижилось у немцев. Потому что это их страна, и они платят эмигранту за то, чтобы он жил по их правилам. И ладно, если ты уже в пенсионном возрасте. А когда на СОЦИАЛЕ сидят здоровые лбы, это уже не поддается никакому осмыслению. Собственно многому можно не подчиняться, но для этого нужно работать. А работать не хочется. Проще убедить, что тебе в тридцать лет немцы должны за Освенцим, хотя толком ты даже не знаешь, где он находится.
Друзей вокруг нет. Немцы русских не любят и держатся всегда на почтительном расстоянии. Что, собственно, логично и правильно. Они к эмигрантам в соседи не набивались, а вместо этого вынуждены работать на эту халяву. Со своими же дела также обстоят неважно. Если в одном подъезде русские еще как-то общаются, правда далее пары слов при встрече и небольших услуг друг другу дело не заходит, то за его пределами эмигранты вообще предпочитают не знаться.
И главное, что на все в жизни становится наплевать. Остаются только деньги. В глазах ничего, кроме металлических евро-зрачков. И повсюду сплошная жадность, называемая расчетливостью и экономией.
Тесть у меня обладает неплохим оперным голосом. Мог когда-то что-то, но не стал. Нынче поезд давно ушел, потому поет в свое удовольствие. Но дома петь нельзя, поскольку с одной стороны утомленные родственники, а с другой тихие немцы. Долго ходил, искал, где можно исполнить арии и романсы для народа. Заинтересовалась синагога. Недавно пригласили спеть на подпольном новогоднем вечере. Подпольном, поскольку негоже евреям, да еще и в синагоге, чужой Новый год праздновать. Тесть пел бесплатно от души. Развлекал и народ, и себя. В итоге после выступления попросили сдать два евро за бокал шампанского и тарелку салата. Так, мол, мы по четыре сдавали, а поскольку вы приглашенный артист, то по два. И тесть это съел! Ведь мог бы и не застольничать, а эти милые люди согласились его послушать.
Жить здесь в роли паразита ради того, чтобы оставшимся в России говорить «Как вы там в таком дерьме живете»? Маразма хватает и в Германии. Пусть в чем-то другом, но хватает. А свой навоз как-то и вычищать приятнее. Сидеть в Германии и пускать сопли по России, а при кратковременном визите к оставшимся там по причине скудности ума родственникам, тут же кричать о желании уехать обратно. С ужасом думаю, что будет, если халява в Германии закончится, и эта масса попрет назад в Россию. А попрут сразу, не задумываясь.
Да, ладно, хватит об этом. Все равно меня они не понимают, а я, вместе с теми, кто остается, не понимаю их. Бесполезный спор. Время покажет...
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
Все! Домой, домой! Дождался. Едем в аэропорт.
Пока гружу чемодан в машину, к тестю подходит сосед лет пятидесяти пяти.
- Дети уезжают? - задумчиво спрашивает он.
- Да, нагостились, - безрадостно и с некоторой обидой в голосе отвечает тесть. - Не нравится им тут, видите ли. Плохо тут все. Конечно, в России-то куда лучше.
- Правильно, - неожиданно для тестя кивает сосед. - Я вот сам мучаюсь теперь ночами, не знаю что делать. Вроде бы десять лет прожил здесь. Ну, первые два-три года было интересно. А потом такая тоска. Ради чего живу? Ради подачки и ангеботов? Все, больше радостей-то нет в жизни. Чувствую, как медленно тупею и угасаю. Ой, бля, как хочется в Одессу! Чтобы насовсем. Если бы не жена, уже давно бы слинял отсюда. И черт меня дернул с немкой связаться! Теперь хоть разводись. Да, вот так вот. Ну, удачного полета.
И уходит...
Аэропорт. Мы, естественно, регистрируемся в отстойном терминале на задворках. Под вывеской «Пулковские авиалинии» стоит немец. Ни слова не говорит по-русски. Только немецкая речь. Пассажиры в большей массе похожи на челноков. Прут какие-то немыслимых размеров сумки и баулы. Понимаю, если бы люди ехали в глубинку. Зачем все это дешевое немецкое барахло, явно купленное на распродажах, в Питере? Немец доволен. Собирает мзду за перегруз. Причем, наличкой без всяких квитанций. По довольности его физиономии очень сомнительно, что все деньги пойдут в пользу авиалиний.
Пассажиры регистрируются, дают на лапу и тупо слушают немецкую речь с информацией об их дальнейших действиях. Моя жена громко возмущается хамством персонала. Возмущается справедливо в плане того, что в русской авиакомпании следует говорить по-русски. Немец кривится, но, регистрируя нас, принципиально медленно, коверкая слова, сообщает нам о времени посадки и номере нашего выхода на русском. После чего на следующем пассажире возвращается к родной речи...
Выезд к самолету. Автобус в целях экономии топлива и по причине неуважения к России подается один. Народ набивается, как сельдь в бочке. Как в лучшие времена часа пик. Так и прощаемся с Германией...
Наконец, самолет идет на посадку. Бросаю взгляд вниз, где за временной дыркой в облаках видно несколько многоугольных полей, разбитых совершенно хаотично. В самом центре одного растет большое разлохмаченное во все стороны дерево с кривым стволом. Этакий купол, венчающий собор хаоса. Все, здравствуй Родина!!!
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Раньше, когда я приезжал из какой-нибудь страны и пытался поделиться своими впечатлениями, многие говорили: - Что ты там видел-то по путевке? Какую ты жизнь понял? Вот поживи там, тогда и говори.
Со временем, я понял, что мои первые впечатления по путевке оказывались наиболее светлыми и радужными, чем при повторном возвращении в какую-либо страну или при познании ее изнутри, то есть, пожив, как все.
Прочитал все написанное. И зачем это? Не знаю. Честно, не знаю. Написал и почему-то спокойнее стало.
А все-таки хорошо там, где нас нет...
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Николай Заусаев: Самый дорогой "Ватсон" (Немного Германии и русских эмигрантов - 2). О путешествиях.
22.03.05 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|