Афанасий Андреев: КРЫЛЬЯ.
Что происходит в душах детей при разводе родителей? Какие шрамы остаются в сердце маленького неприспособленного к жизни человечка? Какие идеалы разлетаются вдребезги? Какие чудовища вдруг выползают на свет божий из самых потаенных уголков подсознания и не дают жить дальше? Задумываются ли об этом взрослые, когда решаю СВОИ проблемы?… «Аллюзия встала на подоконник. В длинной светло-голубой ночной рубашке она сама была похожа на ангела. Постояла пять минут и, зажмурив глаза, шагнула в темноту неба»
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Любовь Кузнецова
|
КРЫЛЬЯ
Людовиг
Так мы и жили: все вместе. Завтраки по утрам, обедали с Аллюзией, вечерами - общий сбор на ужин. Были и ссоры, куда ж без них? Даже мы с Аллюзией ссоримся, а у нас - у каждого своя комната. А если бы жили в одной? Всегда были бы какие-то возражения: мою пижаму не туда положили, свет включен посреди ночи, от которого ты просыпаешься, а тебе - ну позарез надо утром встать - встанешь тут, как же! Проще говоря, разные такие важные мелочи, которые не дают человеку жить спокойно в его полноценном и самодостаточном одиночестве.
Все шло своим чередом. Мне нормально жилось в моей странной семье вот уже двенадцать лет. Катя, или Аллюзия, появилась внезапно, я был несколько смущен тогда: пеленки и какашки, но потом привык, к тому же сейчас нет ни пеленок, ни какашек. И только все нормализовалось более или менее, мы с Аллюзией уже начали вести по вечерам дискуссии о смысле жизни, она, наконец, стала читать нужные книги… Папа нашел постоянную работу художником-оформителем в театре.
Мама сняла свой первый шедевр, который посмотрели все мои одноклассники, и после этого уже не разбивали мне очки и не спускали сумку в унитаз. В общем, все было тип-топ. Как однажды…
.
Было это как раз-таки вечером. Аллюзия уплетала свои любимые пельмени. Странный все-таки вкус у нее. Пельмени - настолько обыкновенная штука, дальше некуда. А она - любит. Нет у нее эстетического подхода к пище, как говорит моя мама. Хотя наши пельмени, конечно же, особенные - бабушка делает, всю душу вкладывает. А мы уплетаем себе и радуемся. Хотя я люблю больше мамины пироги. Но это же все дело вкуса. Так вот вечером сидели мы за столом, каждый занят своим любимым блюдом, надо сказать, что, как назло, мы, Аллюзия и я, сидели с полными ртами, когда бледная мама поднесла ко рту вилку, отбросила ее – вилка со звоном ударилась о железную плошку с пельменями, и сказала плачущим голосом:
- Аллюзия, Людовиг, мы с папой разводимся.
В фильмах я видел, что такие речи начинают как раз издалека. "Мы долго думали, прикидывали, разные ситуации, ля-ля-ля", а тут мама - сразу по живому. Мы с Катькой даже не поняли, о чем речь. Жуем себе, смотрим телек. И тут отец:
- Мы решили, что лучше будет, если Катя будет жить с мамой, а Витя со мной.
Тут-то мы вдруг поняли, что происходит нечто странное.
Куда там странное: из ряда вон выходящее. Родители молчали. Мы тоже молчали. А что говорить? Я вспоминал, как отец покупал машину, брал меня с собой. Выбирали мы.
Естественно, мужчины - нам выбирать. Такое дело, как покупка автомобиля - неженское дело. Папа встретил кого-то из старых друзей, они балагурили, как и подобает художникам... Я уставился на папину картину, которая висела в столовой и подумал: "А как же все теперь?" Картина, например, мы ее берем, как, наверное, и автомобиль. Зачем маме с Аллюзией автомобиль? Мама и не водит. То есть она умеет, но не водит. Говорит, что ее раздражает после работы в пробке за рулем торчать. Мама берет такси, устраивается на заднем сидении, она не садится с таксистами вперед, и пишет. Вообще, мама помешана на своей работе. И
знают ее все. Иногда даже таксисты узнают, тогда она берет другое такси. Мама ненавидит автографы давать. "Ну и что Вам будет от моего автографа? Я же не актриса великая. Я режиссер" Но мама такая красивая, что могла бы и актрисой
быть. Это не только я так думаю. Смотрю на маму и понимаю, что все правда. Наша красивая мама...
И тут я вспоминаю, что речь идет о разводе. Возвращаюсь в наш ужин. Сижу,
ковыряю мамин пирог. Катька молчит, смотрит на меня в упор - скажи что-нибудь.
Ну а что я скажу??? Идиотизм какой-то, что тут скажешь.
Аллюзия
У Людовига больные глаза. Он на меня смотрит зачем-то, ловит мой взгляд, когда мне совсем не хочется на него смотреть. Не смотри на меня, Людовиг, брат мой!
У меня совсем другая цель. Ты же помнишь, я рассказывала тебе, ровно за твоей спиной, под потолком, манящие рисунки моего мира. Не смотри туда, не оборачивайся, ты их спугнешь. Зачем тебе мои узоры? Если ты будешь жить с
папой, он тебе напишет совсем другие картины, и цвета будут ярче. Мои краски едва уловимы. Зачем они разводятся? Бабушка будет недовольна. Мама, я не хочу жить только с тобой, с тобой не о чем разговаривать. Ты никогда не
разговариваешь. У вас же любовь? Зачем вы разводитесь. Только бабушка говорила какие-то странные вещи про любовь: " Ваша свободная любовь до добра не доведет". По-моему, любовь должна быть свободной. Так говорит тетя из маминого фильма. Маме за него премию дали. Тетя в зеленой шали ходит из угла в угол и говорит о любви. Потом она умирает. Мне ее жалко. Она так похожа на мою самую
красивую в мире маму. Мама не умрет. Ей надо работать.
- Аллюзия, прекращай ковыряться в тарелке, - это мама, она плачет.
Витя. Три месяца спустя.
Мы уже месяц живем с папой в другой квартире. Здесь бардак и нет маминых
пирогов. Меня теперь дома зовут Витей. Так лучше. А то в школе как-то не по
себе было от такого простого имени. Это мама придумала Людовига, и очень сердилась на отца, когда он меня в ЗАГСе записал Виктором. Но все равно в нашем доме все было по-маминому. С Катей история была еще вычурнее. Мама
хотела назвать ее Элеонорой. Но в ЗАГС опять пошел папа, и пробормотал там что-то невнятное. Смысл был такой: " Как ее эта стерва назвать хотела? Как? Как?" Вот и записали Катя. Тетке так показалось. Екатерина то есть. Мама рассвирепела, когда прочитала свидетельство о рождении. "Я всю жизнь Наташа, и меня бесит это имя. Я сама хотела быть Элеонорой". Через год мама сняла какой-то тягомотный фильм под названием Аллюзия. Мама рассеянная. Когда ее по
телефону спрашивали: " Как "Аллюзия"?" Она отвечала:
" Ничего: самостоятельная. На горшок уже ходит и кашу ложкой ест". Так Катя-Элеонора стала Аллюзией. Все привыкли. В садике ее только звали Катей. Только Катька
долго там не пробыла. Воспитательница жаловалась, что девочка постоянно рассказывала в тихий час страшные истории, она могла искалечить психику всех детей в группе. И еще она читала только взрослые книги. Какие там "Три
поросенка". Из детских предпочитала только "Алису в стране чудес" и Алису в зазеркалье". Мама объясняла воспитательнице, что Аллюзия просто очень необычная девочка. Но все равно Катьку из садика поперли. Скучаю я по ней. Мы видимся по выходным у бабушки, и что-то не то я стал замечать в поведении Аллюзии. Она все время рассматривает стены. Говорит, что в бабушкиной квартире
нет крыльев ангела, зато есть пельмени: Ох уж она их наворачивает. Скучает по пельменям. Бабушка к ним в гости не ходит. И пельменей не привозит.
Аллюзия.
Без Людовига совсем тоска. Раньше я хотела жить с ним разных комнатах, но сейчас все изменилось. У мамы новый друг Гоша. Мама зовет его Георгием. Гоша бородатый и рыжий. Он приносит мне конфеты игрушки. Папа тоже стал мне дарить
игрушки. Я поняла, что жить в неполной семье не так уж плохо. Зря пугают. Как говорит мама, когда обсуждает что-то по телефону, "преимущества очевидны": игрушек стало в два раза больше. Но лучше бы рядом был Людовиг. С ним не так
уж и страшно. О чем я? Неважно. Я спросила маму: " Ты хочешь жениться на Гоше?" Она смеялась. Оказывается, женятся только мужчины. Странно. Мне нравится Гоша, может, он женится на маме? Мама часто плачет ночью в своей комнате. Я
не могу подойти к ней. Мне страшно. У меня за шкафом живет огромное чудовище. Оно обязательно выйдет, когда я встану. Недавно я пописала в кровать, потому что боялась идти в туалет. Мама обалдела. Она так и сказала. Мне в школу скоро
идти, поэтому мама и обалдела. Теперь я стараюсь не пить на ночь. Чудовище смотрит иногда из-за шкафа. Оно может украсть меня. Людовиг, брат мой, где ты?
Витя и Катя
- Летом дети вместе поедут в наш санаторий. Я уже договорилась. Я думаю, что так будет лучше.
- Все стараешься для своего романа?
- Перестань, ты прекрасно знаешь, как им не хватает друг друга в повседневной
жизни.
- Да, и не возразишь. Ты права. Ок, пусть едут. И меня все равно много работы
и я бы не смог проводить с Витькой много времени, а им тоже ведь не натаскаться из конца в конец. Ну и расселились мы с тобой – диаметрально противоположные точки. Будто бы не было другим мест в городе.
- Поселились как поселились, какая разница. Ладно, прости, мне нужно идти.
- Всего тебе.
- И тебе.
Катя долго собиралась, выбирала необходимые вещи. Она
складывала все в чемодан, выкладывала, снова начинала складывать. Под конец она бросила в чемодан оставшегося от новогодней елки маленького ангела. Подумала, вытащила его, нашла коробку, завернула его в носовой платок и
положила в коробку, чтобы крылья не помялись, тонкие крылышки из папиросной бумаги. Откуда у нас этот ангел? - думала Катя. И почему он один? Надо будет спросить у Вити. Витя собрался легко, минут за 40, как папа. Папа редко тратил больше часа на сборы. Он брал чемодан, укладывал вещи, и закрывал. Женщины же не были уверены
в том, что хотели взять с собой. Витя в тайне смеялся над их сборами, но никогда не говорил об этом вслух. Зачем расстраивать? Да тут еще Катька со своим ангелом. Показывала дурацкую елочную игрушку, собралась взять ее в санаторий, вот странная - кто берет елочные игрушки летом в санаторий. Мало того, я еще слышал, как она шепталась с этим ангелом, что-то вроде: Дай мне крылышки.
- Людовиг, откуда у нас этот ангел? Ты его помнишь?
- Во-первых, я давно уже Витя, не называй меня Людовигом. Во-вторых, меня давно не интересуют игрушки.
Катя обиделась и снова начала что-то выспрашивать у ангела. Потом зло посмотрела на Витю:
- Ты разве сегодня не пойдешь домой?
- А я разве не дома? – огрызнулся Витя.
Потом помолчал и добавил:
- У меня теперь, дорогая сестра Аллюзия, два дома. Разве ты не знаешь? Чего молчишь? Я тебя спрашиваю.
Аллюзия странно улыбнулась и тихо прошептала:
- И правильно делаешь, Витя, Витя ты и есть Витя…
- Что я правильно делаю?
- Что спрашиваешь… Это теперь наш дом, мой и Наташин. Понял меня? Твое присутствие здесь нежелательно.
Вите стало не по себе:
- Хорошо. Я уйду. Оставайся со своим ангелом.
Вечером Наташа позвонила Георгию:
- Людовиг с Аллюзией поссорились. Завтра им уезжать в санаторий. Не знаю, как быть. Мне рано не проснуться. А надо заехать за Людовигом.
- Ты хотела сказать: за Витей? Почему ты так странно называешь детей?
- Не знаю так сложилось… из чувства противоречия. Ладно. Не приезжай сегодня. Я позвоню этому засранцу, их папе, пусть он отвезет их утром к автобусу. Меня беспокоит Аллюзия… Ну да бог с ней. Отдохнет. Она просто скучает по брату. Хотя я не знаю… Она говорила мне о каком-то чудовище, из-за которого она не может ночью ходить в туалет.
- И что ты сделала?
- Горшок ей поставила.
- Не переживай. Все дети боятся темноты, и всем мерещатся чудовища. Мне тоже казалось, когда я был маленький, что по ночам по квартире кто-то ходит. Катюша – просто очень впечатлительная девочка. Мне она показывала рисунки на стене.
- Какие рисунки?
- Да трещины. Одна, действительно, похожа на ангела. С крылышками.
- Ох… Из-за какого-то ангела Аллюзия и Людовиг как раз и поссорились сегодня. Хорошо бы им жить вместе. Но ты же знаешь моего мужа: Витька уйдет со мной и точка. А меня он спросил? Как я страдаю без своего ребенка?
Гоша попрощался и положил трубку, Наташа способна говорить об утраченном сыне три часа подряд. Гоше казалось, что для Витьки жить с отцом – лучший вариант: « Людовиг… Аллюзия… Как им жить-то с такими именами?». Витьку он видел пару раз: вполне нормальный мальчишка, а вот Катя все время бормочет что-то себе под нос. Ну да бог с ней, пройдет у нее все это.
Аллюзия.
Брат мой Людовиг, почему ты бросил меня. Мне страшно. Ты мог бы остаться и спать в моей комнате. Сейчас опять выйдет чудовище. Жаль мне, что нет тебя рядом. Ангел, посмотри на меня. Ты пришел с того рисунка со стены. Это ты спасал меня от чудовища. Я вижу, что ты киваешь головой. Ты улыбаешься, ангел? Тебе не страшно. Но ты не знаешь, как может быть страшно. Не знаешь. У тебя есть крылышки. Ты можешь улететь. Мне бы тоже хотелось летать и сидеть на вывернутых суставах качелей. Мне бы хотелось перелетать от мамы к папе. Ничего не понимаю. Любовь. Что такое любовь, ангел? И почему ты плачешь. У тебя настоящие глазки и настоя щие слезы. А крылышки у тебя тоже настоящие. Ты знаешь… мне как-то неудобно тебя просить… Но все-таки. Ангел, подари мне крылышки. Пожалуйста… Мне бы очень хотелось улететь. Но если я улечу – то умру. Я просто разобьюсь. Куда ты улетаешь ангел? Тебе не хочется отдать мне крылья? Тебе жалко? Постой! Ты же не жадный, ангел. Скоро наступит ночь. Мне очень страшно. Если не хочешь побыть со мной, то хотя бы отдай мне крылышки. Я улечу в окно. Пожалуйста.
Ангел улыбнулся и протянул девочке крылья. Он помог ей прицепить их к спине. Аллюзия встала на подоконник. В длинной светло-голубой ночной рубашке она сама была похожа на ангела. Постояла пять минут и, зажмурив глаза, шагнула в темноту неба.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Афанасий Андреев: КРЫЛЬЯ. Рассказ.
10.04.04 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|