Сергей и Константин Аловы: Милка.
Это - рассказ-психологическая зарисовка. Абсолютно неожиданный финал, и в то же время достаточно логичный. Здесь нет стилистически изощренных описаний, но нет и откровенных промахов, хотя я, например, не стала бы употреблять некоторые обороты, впрочем, это - дело вкуса. Что же тогда есть в миниатюре братьев Аловых? Ну а как вы думаете? )))
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Анна Болкисева
|
Милка
Вместе с толпой сотрудников, весело гомонящих и довольных окончанием трудового дня, Юрик вышел на улицу и тяжело вздохнул. Сегодня был тот самый "праздничный" день, когда он особо остро ощущал собственную тоску и несвободу - день рождения Милки.
Завоевывать столицу Милка приехала два года назад из Таганрога, почти сразу женила на себе безвольного Юрика и прописалась в его квартире на Арбате, оставшейся от родителей. И два года Юрик слышал каждое утро:
- Сволочь! Вставай! Проспишь работу!
Просыпаться не хотелось, не хотелось видеть жену, становиться рядом с ней - Милка была выше на голову, - вступать в каждодневные препирательства из-за копеек, выяснять отношения, оправдываясь за каждое опоздание с работы. Однажды он заикнулся было о разводе и услышал в ответ Милкино шипение:
- Только попробуй, подай заявление! У тебя на службе сразу узнают, как ты книгами спекулируешь и что у тебя под диваном Солженицын лежит! Сволочь! Недоделыш!
Милка иногда пропадала якобы у подруг, возвращалась за полночь, усталая и довольная. Юрик прекрасно понимал, что это за подруги, но молчал - такие вечера были редкими, драгоценными часами отдыха.
Он действительно приторговывал книгами, поскольку числился директором народного магазина. Милка постоянно требовала денег, забирала получку, сама покупала ему единый на месяц и выдавала ежедневно рубль на обед и сигареты. Но при таком раскладе 8 Марта и день рождение почитались аккуратно, и плохо пришлось бы Юрику в эти дни, явись он домой без подарка.
Пару недель назад, собранный им по крупицам двадцатник, приказал долго жить. Юрик не смог удержаться и по случаю прикупил себе собрание Гиляровского, почти в идеале, что большая редкость. Теперь неподотчетных оставалось неполных четыре рубля - на торт или цветы, то и другое вместе - в сумму не укладывалось.
Юрик проехал две остановки и сошел у кулинарии.
"Сука, - обыденно подумал он о жене, покупая торт, - чтоб ты сдохла, зараза, от этого крема!..."
- Свежий тортик? - Заискивающе спросил он у продавщицы.
- Все свежее, - не глядя бросила та, принимая чек от стоящего за Юриком, и Юрик еще больше озлобился на жизнь: и не посмотрит, дура.
Захлопываясь, дверь наподдала по каблуку и Юрик чуть не выронил покупку. Матюгнувшись, он собрался прикурить - но торт и кейс одной рукой никак не захватывались.
Юрик закипел, однако торт на скамеечку положил бережно, и кейс рядом пристроил, и закурил с одной спички, пряча огонь в коробок. Он представил, как сейчас бросит проклятый торт в черную грязь под ногами, наступит на него башмаком, и как оттиснется на коробке рифленая подошва.
Ничего такого сделать Юрик не мог. Он стоял и курил, привычно изобретая фантастические планы убийства жены, понимая, что скоро он свихнется от этих мыслей, если уже не свихнулся. Он стоял на бульваре, маленький человечек в пристойном плаще и замшевой кепке - за его внешним видом Милка следила, - курил и сплевывал. Ветер срывал пепел с сигареты, раздувал ярко горящий огонек. Под кепкой щелкали счеты, подсчитывая Юркины долги и пузырилась кровавыми хлопьями ванна, из которой торчали Милкины ноги.
Он встряхнулся, чтобы освободиться от видения, выщелкнул сигарету, подхватил со скамейки поклажу и двинулся, еще додумывая, в сторону дома, чувствуя себя еще более маленьким, чем он был на самом деле, песчинкой, послушной ветрам, катящейся напропалую и не в силах отвратить или хотя бы изменить давление огромных, страшных воздушных масс.
По закону прописка не теряется, если прожил в Москве не меньше пяти лет, и Юрик знал, что мучиться ему с женой еще целых три года, целых три года его жизнь должна была идти по заведенному порядку: на работу - домой, с редкими просветами пустых холостяцких вечеров, когда он все равно боялся выйти из дому.
Юрик зашагал быстрее и, подняв взгляд, уперся глазами в идущую впереди девушку. Маленькая, аккуратная, она быстро вихляла бедрами под короткой дубленкой; в такт походке выпрыгивал из-под шапочки золотой локон. Под вопящим взглядом Юрика девушка обернулась, и он увидел смазливую кошачью мордочку с розовыми губками, крашеными синими глазками и вздернутым носиком. У Юрика внутри захолонуло. Она улыбнулась, отвернулась, продолжая так же вихляво ставить сапожки на сырую асфальтовую дорожку, и только перехватила в другую руку сумочку.
Юрик знал в жизни только двух женщин: Милку, мучительные ночи с которой не радовали ничем, и студентку Ирочку, на втором курсе лишившую его невинности. Тогда Юрик, оглушенный происходившим, героического ничего не совершил и теперь, слушая в курилке охотничьи байки дорогих коллег, толком не мог ничего рассказать, что тоже заставляло его испытывать жгучее унижение. Сейчас он вдруг представил, как приведет эту, впереди идущую, на предстоящий вскоре вечер встречи факультета, как покровительственно, словно бабник-рекордсмен, будет поддерживать ее за талию. Юрик подумал, как здорово было бы изменить жене именно сегодня, сейчас, по дороге домой, где собрались проклятые родственники на проклятый день рождения. Он посмотрел на часы и прикинул, что успеет провернуть все за час-полтора, сказав, что стоял за тортом. С каким удовольствием, думал Юрик, он будет восседать за праздничным столом!
Блондинка, ничего не зная о его планах, почему-то казавшихся ему легко осуществимыми, топала впереди, и теперь они углубились в защищенный от ветра узкий проулок с серыми арбатскими домами. Она уже оглянулась не раз и не два, и уже убыстряла шаги, а Юрик машинально держался все на том же расстоянии, не соображая, что надо хотя бы начать разговор, подойти, успокоить и начать "снятие". Но "снимать" он не умел. Ему представлялось, что все сейчас произойдет само собой, а завтра он будет рассказывать об этом, закуривая и небрежно стряхивая пепел мимо урны. Ему уже казалось, что завтра все, все будет по новому и он перестанет быть мелкой сявкой, по-гадостному завидующей всем, всем, всем.
Девушка влетела в подъезд. Юрик рванул хлопнувшую перед ним дверь. В узком луче падающего сверху света девушка стояла на пол-этажа выше и, оглядываясь отчаянно давила на кнопку звонка. Задыхающийся, судорожно прижимающий к животу смятую коробку торта, Юрик остановился, и едкая подъездная вонь, душный полумрак упали на него, в глазах замелькали цифры на голубых, обшарпанных сотах почтовых ящиков. Он хотел что-то сказать, но издал только горловой, страшный звук, от которого блондинка стала тихонько подвывать, и, бросив мучить звонок, начала шарить в сумочке. Она наконец нащупала и вытащила связку ключей.
Связка звенела, радостно и громко провозглашая день рождения Милки!
Бросив торт и кейс, Юрик схватил маленькое, скользящее под одеждой тельце и стал душить орущее ненавистное горло, сам что-то выкрикивая в выкатившиеся синие глазки. Лицо его тоже исказилось и налилось кровью. Он бросил девушку, словно жизнь свою, на шахматный кафель лестничной площадки, зачем-то схватил ее сумочку, открыл, пересчитал деньги - оказалось 20 рублей, и кинулся вниз, к выходу, но на полпути остановился, вернулся за кейсом, пнул ногой ненавистный испорченный торт и с диким криком выбежал на улицу, тяжело дышащий, красный, растерзанный, в сдвинутой на ухо кепке - прямо под ноги идущего мимо милиционера...
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей и Константин Аловы: Милка. Прозаические миниатюры.
11.09.04 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|